Я только расслышала, как захлопнулась дверь за Юркой.
— Олежка!..
— Да? — он чуть отстранился, поглаживая пальцами мою щёку и стирая следы от слез.
— Что со мной, Олежка?
— Ты очень сильно ушиблась. Тебя хорошо подлечили. Полежишь ещё несколько дней, и будешь опять ходить, но медленно-медленно и осторожно-осторожно. И с ребёнком всё в порядке, — улыбнулся Олег.
Да, Юрка прав, как всегда: стращать и совестить меня — это не для Олега. У него что прошло, то прошло, и всегда всё в порядке.
— В самом деле?
— Да, всё хорошо. И представляешь… — Олег смущённо повёл плечами. — Это девочка!
— Ты доволен?
— А то! — лукаво улыбнулся он. — Сын-то у меня уже есть!
Он взял мою руку, поцеловал раскрытую ладонь, потом прижался к ней щекой. И на левой стороне его лица я увидела рассечённую бровь и фиолетовый синяк на виске.
— Это ещё что за фингал?! — испугалась я.
— Это Лерка мне съездил, там, у склада, — виновато ответил Олег. — Не обращай внимания, заживает уже. И на Лерку не сердись, он себя не помнил.
— Как он?
— Хреново совсем. Куда-то забился, закрылся, ни с кем разговаривать не хочет. Я было до него достучался, так он меня чуть ли не матом послал и заблокировал вообще, — Олег печально вздохнул и подытожил. — Но я его понимаю, не до нас ему, бедняге. Надо подождать, пусть успокоится.
Олег помолчал и добавил:
— Жалко девчонку. Столько копий из-за неё сломано, а она так одним махом все споры наши и прикрыла. И всех примирила разом. Особенно обидно, что она погибла, а этот мерзавец выжил…
Я и забыла уже, что последним, что видела до наркоза, был Бэст, трепыхающийся на снегу рядом с мёртвой сестрой.
— И что теперь с ним?
— А что с ним… — вздохнул Олег. — Руки-то мы Лерке скрутили, а вот мозги-то ему не скрутишь. Покрошил он Бэста в капусту.
— То есть?
— Ну, порвал его поток и стёр остатки, будто и не было. И ничего мы с Бертаном сделать не смогли. Это уже тут, в лесу дело было. Мы ведь Бэста успели через мембрану пропихнуть, а тут и полиция нагрянула. Еле-еле я Лерку за собой утянул, вот буквально из рук полицейских выдернул. Рину пришлось там оставить, не успели мы. И вот когда Лерка понял, что даже похоронить её теперь он не сможет, тут он на Бэста и набросился. Просто сидел смирно на травке и рвал его, пока тот на глазах не превратился в безмозглое полено… Так что отправили Бэста на север, в закрытую клинику, навсегда.
— Сбежит ведь! — в ужасе прошептала я.
— Да куда там, — отмахнулся Олег. — Ему теперь надо подгузники менять и слюни за ним в салфеточку собирать. Нет больше такого человека, Катюша.
— Как же Даррина-то бедная?
— Юра с Бертаном решили ничего ей не говорить. Нельзя, не выдержит она.
Я полежала немного, попробовала повернуться под одеялом ещё раз. Вроде ничего не болело.
Открылась дверь и вошёл Юра с кожаной папкой в руках.
— Ты ведь сейчас в агентство? — уточнил он.
— Не знаю пока, — раздражённо ответил Олег. — Скорее всего, нет, не поеду сегодня… А что?
— Документы. Посмотри сразу, всё ли понятно.
Олег взял папку, раскрыл, рассеянно уставился в листочек, лежащий сверху. Нахмурился. Пробежал глазами вверх-вниз несколько раз. Перевернул лист, начал читать следующий.
— Ты совсем спятил что ли? — пробормотал он. — Юрка, так нельзя!
— Что значит «нельзя»? Так надо. Так правильно. И я так хочу.
— А если я так не хочу? — с вызовом возразил Олег.
— Олег, я просто узаконил реальное положение вещей. Мне давно уже не до этого всего, а теперь и подавно, — вздохнул Юра. — Забирай, короче, и доведи до конца, как полагается.
Он быстро вышел из комнаты.
Олег закрыл папку, застегнул, потом надул щёки и шумно выдохнул.
— Что случилось?
— Юрка переписал на меня агентство. Здесь доверенность, договор о продаже и документы на перерегистрацию.
— Он прав, ты сколько уже лет фактически один руководишь фирмой.
— Да я только на бумаге директор. Я всё время в отпуске по семейным обстоятельствам. Фактически фирмой руководит Макс Озеров. Ну и переписал бы на него, в чём проблема? — пробормотал Олег.
— Юрке виднее, кому дело передать.
— Я вообще не вижу смысла, зачем?
— А зачем ему бизнес, которым он теперь не сможет заниматься?
— Ну да, — фыркнул Олег. — А я, значит, смогу?
Он замолчал и сидел, глубоко задумавшись, разминал пальцами уголок папки.
— Олежка! — я тронула его за плечо.
— Что?
— Ты поезжай на работу. Документы ведь готовы? Поезжай, сделай всё, что нужно. Занимайся делами спокойно. А я тут побуду. Буду лежать, как велели. Сколько скажут, столько и буду лежать.
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Точно?
— Точно. Если ты будешь сидеть около меня, вместо того, чтобы работать, то на что мы все жить-то будем?
Олег смотрел на меня, кусая губы и старательно пряча улыбку. Потом всё-таки не выдержал, беззвучно рассмеялся:
— Ну что ты врёшь, когда тебя деньги волновали?
— Вот потому и не волновали, что я знала, ты мне в клювике принесёшь всё, что надо.
— Правильно, — кивнул Олег. — Так я и опять принесу, в любом случае. Не переживай.
— Ну как же ты принесёшь, Олежка, если я тебя от себя не отпущу?
Олег задумчиво почесал нос.
— Ну, мне и похлеще проблемы решать приходилось.
— Олежка, поезжай и работай. Ты же не в чистом поле меня бросаешь. Юра обещал, что никого чужого не подпустит ко мне. А мне здесь даже нравится. Комната симпатичная. Цветы замечательные. И заяц вот этот хороший. Это оказывается, мой заяц, мы с ним знакомы…
— Как-то это всё на тебя не похоже, — подозрительно сказал Олег. — Я шёл сюда и думал, как буду уговаривать тебя быть умницей.
— Зачем меня уговаривать? Я хочу, чтобы ты дождался свою дочку. Я же тебе обещала, что постараюсь! Поэтому иди спокойно. Только вечером принеси что-нибудь вкусненькое, ладно? Готовить не надо, на вынос возьми что-нибудь, ты же знаешь, что я люблю. А то от здешней еды меня тоска берёт.
— Я приготовлю, это не долго, — проговорил Олег и провёл рукой по моим волосам. — Так хочется схватить тебя и стиснуть покрепче, но страшно теперь. Помять боюсь. Я ж такой стал медведь неловкий…
— А я не боюсь. Только не тебя.
Олег обнял меня так осторожно, будто я была из папиросной бумаги.
Когда он ушёл, я долго лежала в полной тишине, прислушиваясь к тому, как внутри меня, между лопаток, бьётся и вибрирует что-то инородное.
Когда в комнату неожиданно вошёл сын, я от радости даже сказать ничего не смогла, просто протянула к нему руку.
— Привет, мам! — он придвинул Юркино кресло поближе, сел и взял меня за руку. — Ну как твои дела?
— Да так себе, Лерка, — усмехнулась я. — Говорят, цела… Ты куда пропал? Папа не знал, где ты, сказал, что ты закрылся. Я забеспокоилась.
— Да никуда я не пропал, — поморщился Лерка. — На ферме торчал, где мне ещё быть. Просто лежал в своей комнате, сил ни на что не было. Смотрел, что тут происходит. Боялся за тебя вместе со всеми.
— Всё, сын, можно не бояться.
— Я знаю. Я с твоим врачом связь держу.
Он как-то серьёзно и отстранённо посмотрел на меня, потом вдруг встал, откинул одеяло в ногах, пощупал и покачал матрас.
— Угу, — удовлетворённо кивнул Лерка. — Хороший матрас, правильный. А вот подушку надо другую, у этой валик слишком высокий для тебя. Я скажу сейчас, пусть принесут.
— Да ну, какая разница? Не надо!
— Разница есть, — строго сказал сын и снова сел в кресло. — Особенно для тебя и особенно сейчас.
Я смотрела на него, и мне виделось в нём что-то новое, немного чужое. Он выглядел совсем уж взрослым и очень-очень усталым.
— Лерка, ты сам-то как?
— Да никак, — немного раздражённо отозвался он. — Давай, мам, обо мне не будем, хорошо? Я потому и ушёл, чтобы ко мне с этим вопросом не лезли.
— Ладно, не будем, — согласилась я. — Лерка, а ты можешь меня почитать?
— Зачем? — удивился он.
— Я хочу, чтобы ты меня проверил. Как следует, поглубже.
— Но зачем?
— Я чувствую что-то внутри, оно мне мешает.
Лерка тяжело вздохнул:
— А почему я?
— А кто? Зачем я буду искать неизвестно кого, когда у меня есть ты? В чём дело? Ты не хочешь?
— Мама, — Лерка облизнул губы и отвёл взгляд. — Я не подхожу для этого.
— Лера, ты стал очень сильным в последнее время, просто на глазах. Видимо, потому что в кольце побывал. И ты мой сын. Как же ты не подходишь?!
— Да не в силе дело, — возразил он. — Я плохо умею всё это. Буду опять, как слон в посудной лавке.
— Да что за ерунду ты несёшь?
— Это не ерунда! Мам, я же тебя чуть не убил там, когда блоки снимал! — отчаянно пробормотал он. — Не так сильно ты ушиблась, сколько я тебя покалечил.
— Нет, сын, ты ошибаешься! Это всегда очень тяжело для объекта. Меня Май тоже наизнанку вывернул, а он виртуоз…
— Да нет, мам, не сравнивай! Я же видел, что пытался сделать, и что получалось! Я довольно сильно тебя повредил.
— Лерка, ты сделал всё, как надо. Быстро и чётко. Если бы не ты, я бы сейчас не здесь лежала, а в норвежской тюремной больнице…
— Ну да, — кисло усмехнулся сын. — Вот только это мне и в оправдание.
— Так ты мне поможешь?
— Хорошо, — неохотно согласился он. — Я попробую. Полежи спокойно.
Я вытянулась под одеялом и закрыла глаза. Леркин ветер был горьким, сухим и прохладным. Он гулял по моим закоулкам, долго и неторопливо.
— Ничего страшного у тебя я не увидел, — сказал, наконец, Лерка. — Стоит датчик, всего один, нить тонкая, узелок совсем маленький.
— Чей датчик?
— Извекова, конечно. Чей же ещё?
— Маленький, говоришь? А почему же я его чувствую так, будто у меня между лопаток осиновый кол ворочается?
— Видимо, дело не в датчике, а в том, что после того, как ты снова побывала в кольце, у тебя острота восприятия ещё выросла. У тебя и так на любое внешнее раздражение сразу же реакция, а тут раздражение внутреннее, и ты его слишком тонко чувствуешь… — Лерка неопределённо повёл плечами. — Видимо, так кольцо на нас действует. А ты там ещё и дважды была. И ещё, может быть, имеет значение твоё отношение к источнику датчика.