— И что же ты такое?
— Смотритель кольца. Я могу использовать все возможности механизма, но не могу изменить принцип действия. Кольцо — регулятор энтропии, оно нарушает изоляцию миров и балансирует потоки, иначе все миры давно бы уже перестали существовать. Можно гаечным ключом изменить настройку, или вообще вставить тот ключ в шестерёнки и заклинить, но тогда совсем рядом по-другому заработает или разрушится что-то ещё. Я не могу на это повлиять. Я — тот гаечный ключ. Можно его взять в руки, а можно не трогать. И я очень прошу тебя, Валарда и всех твоих близких, кто в курсе — не трогайте этот ключ. Не просите меня ни о чём. Если верите в высшую силу — молитесь ей, она за милость платы не берёт. А меня не просите. Пока у меня есть силы просто не отзываться. Но кто знает, когда-нибудь могут наступить такие обстоятельства, что я не смогу отказать. И всё начнётся сначала.
— Нет, спасибо, ещё раз те же грабли мне не нужны.
— Хорошо, что ты это понимаешь. А то про энергию все в курсе, что она не исчезает. Но никто не думает, что ничего не исчезает, а только изменяется. И беды не исчезают, они просто затаиваются на время или набрасываются на кого-то другого. Человек должен прожить свою судьбу, иначе он и себя, и всех переломает.
— Я уже все эти ошибки сделала, и всё переломала.
— Я тебя не осуждаю. Сам такой. Поэтому я больше с людьми не играю, уже наигрался, ещё в Раю. Если когда-нибудь у меня точно так же, как у Примара, съедет крыша, я, возможно, опять начну играть с людьми, но я этого не хочу.
— Думаешь, всё дело в том, что Примар был сумасшедшим? По-моему, ему просто нравились наши страдания.
— Да, нравились. Но он сам этих пыточных обстоятельств не создавал. Он их видел наперёд и придумывал, как ему поиграть с людьми. Он приоткрывал завесу и подкидывал варианты, которые могли что-то изменить за счёт чего-то или кого-то другого. Иногда он хитрил: знал, что событие произойдёт в любом случае, но всё равно предлагал сделку…
— А как было в случае со мной? Уж не хочешь ли ты сказать, что тогда мой брат всё равно бы выжил, убила бы я тебя или нет?
— Нет, я не это хочу сказать! — жёстко возразил Валерий.
— А ты скажи! Скажи правду, как оно было? Тебе же теперь всё известно. Так скажи! Я думала, хотя бы Юрку спасла, но и это не так? Я наши жизни зря искалечила?
— Понятия не имею, — ответил Валерий тоном, которому безоговорочно веришь. При обычных обстоятельствах. — Как всё повернулось бы, останься я тогда жив, мы теперь никогда не узнаем.
— То есть, этого никогда не узнаю я. Понятно… Значит, ты тоже обладаешь предвидением? Видишь беды наперёд? Тогда скажи, мы успеем вырастить дочку?
Он даже присвистнул:
— Ого, у тебя масштаб… Так далеко я вижу только самую общую вероятность, которая с каждым новым шагом будет меняться. Как известно, самый точный прогноз погоды — на сутки. Да и он иногда хрен сбывается… Хотя то, что завтра вы будете бодры, здоровы и счастливы по самую крышу — это я вам практически гарантирую.
— И на том спасибо… Так зачем ты пришёл сегодня?
— Да я же сказал уже, столько раз сказал… — растерялся Валера. — Просто хотел прикоснуться к тебе и посмотреть в глаза, не через кольцо, а просто так. Зря Валарда не послушал…
— Когда не послушал?
— Да он мне каждый раз говорит, чтобы я к тебе не приближался…
— Какой это такой «каждый раз»?
— Ну… — Валера замялся. — Мы с ним видимся. Я прихожу к нему, время от времени, когда он бывает вечерами один.
— И часто?
— Довольно часто, — кивнул Валера. — Он меня спасает. Иначе моя крыша за этот год сильно бы пошатнулась.
— Хорошо, — вздохнула я. — Давай уже.
— Что? — вздрогнул он.
— Делай то, за чем пришёл.
Он выпрямился и повернулся ко мне, взглянул в глаза.
— Оказалось, что я легко смиряюсь с неизбежным, и совершенно не умею бороться с искушением. Теперь, когда я всё могу, я совсем не выдерживаю нашей разлуки.
— Тебе придётся, Валера. Тебе придётся её выдерживать. Ничего другого не будет. Никогда.
— Я это понял, — он печально улыбнулся. — Просто мне очень трудно.
Я протянула руку и коснулась его волос, погладила по виску. Он осторожно, чтобы не напугать, взял мои руки в свои, повернул их ладонями вверх, сполз с дивана на пол, наклонился и спрятал лицо в моих ладонях. Так он просидел долго, ничего не говоря, почти не шевелился. Я только чувствовала на ладонях его почти невесомое дыхание.
— Валера, очнись.
Он выпрямился, улыбнулся грустно:
— Ты не представляешь, что для меня это значит. Надеюсь, Середа меня простит, если вдруг это видел.
— Пожалуйста, Валера… Ты не можешь меня вылечить, чтобы не навредить ещё больше, это я поняла. А сделать то, что я попрошу у Валеры Извекова, а не у вселенского механизма?
— Всё, что угодно, — кивнул он.
— Сними свой датчик, он меня давит. Ты ведь его по собственному разумению ставил. Сними!
Валерий напрягся и закусил губы.
— И не подсматривай за мной! Раньше я знала, что ты смотришь, но не чувствовала. Теперь я это чувствую, и мне плохо. Не надо этого больше! Освободи меня, пожалуйста!
Он смотрел на меня несколько долгих секунд, и я вдруг ощутила, как оборвалась внутри меня та чужеродная болезненная нить. И пришёл покой.
— Спасибо. Пусть всё так и останется!
— Я не знаю, как я смогу… — Валера развёл руками. — Как я буду без этого?
— Зачем тебе этот датчик, если тебе так опасно вмешиваться в мою жизнь?
— Ничего не мешает мне действовать по своему усмотрению, вне всяких сделок. Я собирался беречь тебя всегда.
— Валера, у меня есть, кому меня беречь. Полный дом и окрестности в мирах.
— Думаешь? Середа сдувает с тебя пылинки и на руках носит. Орешин, как цепной пёс, никого близко не подпускает. Валард готов всё брать на себя, не рассчитав силёнок. Но тебя не изменить, ты опять куда-нибудь полетишь, а никто из них не сумеет потом поймать тебя над пропастью. Ни у кого, кроме меня, это не получится.
— Набиваешь себе цену? — усмехнулась я.
— Нет, — он покачал головой. — Я просто переживаю за последствия того, что сейчас сделал. Середа не сможет…
— Олег сможет куда больше, чем ты думаешь! — оборвала я его. — И он замечательно умеет отодвигать пропасти.
— Правда? Тогда я ему очень завидую и желаю удачи.
Валера встал и пошёл из холла.
— Постой!
Он обернулся.
— Береги себя и особенно свою крышу!
Он улыбнулся:
— Я постараюсь.
Он не стал эффектно удаляться через кольцевую мембрану у меня на глазах. Просто вышел в прихожую, открыл входную дверь и захлопнул её за собой.
Я осталась сидеть на диване. Через несколько минут ко мне подошёл Лерка.
— Как папа?
— Всё в порядке, — отозвался сын. — Они с Марьяшей оба в порядке. Всё нормально.
— Ты видел наш разговор?
— Видел, — Лерка устало плюхнулся рядом со мной. — Ничего нового. Я всё, что он тебе говорил, всё время от него слышу. Как заклинание. Наизусть выучил.
— Всё так плохо?
— Да я уже не знаю, плохо или хорошо, — равнодушно сказал сын. — Как есть, так и есть.
— Почему ты мне не сказал, что он к тебе приходит?
— Мам, если я тебе буду говорить обо всех, с кем общаюсь…
— Лера, ты не видишь разницы между ним и всеми остальными?
— Не вижу, — вздохнул он. — Правда, не вижу. Папа был прав, когда пытался тебе втолковать: он не опасен. Тем более, пока мы у него есть.
— Лера, а тебе нужно валить на себя ещё и это?
Он пожал плечами:
— Мам, ну а куда ему деться? Я его вначале послал по известному адресу. А потом понял, что так нельзя. Он ради меня на всё пошёл. А мне что, трудно что ли всего лишь поговорить? Он не приходит просто так. Только когда ему плохо.
— Добрая ты душа, Лерка.
— Мам, ты правда его любила когда-то?
— А как думаешь, отчего ты родился? От скуки?
— Ма-а-ам! — Лерка схватил меня за руку. — Не обижайся.
— А ты не задавай дурацких вопросов.
Из спальни послышался плач, пока ещё совсем негромкий. Я рванулась было с дивана, Лерка тоже вскочил на ноги. Но плач затих, видимо, Олег нас опередил. Мы с Леркой сели обратно.
— Так и скачете всю ночь? — вздохнул Лерка.
— И весь день. А что делать? Малышня она такая. Когда у тебя будет семья, на себе всё почувствуешь.
— Мама, и ты туда же! — отмахнулся Лерка. — Что вы привязались ко мне? А вы тогда кто, не семья что ли? Вон у меня вас сколько…
— Я не хочу, сын, чтобы ты себя хоронил. Ты мечешься между нами, а у тебя своя жизнь должна быть.
— Мам, нет у меня больше своей жизни, — отрезал он. — Да и не нужна она мне.
Я обняла его, притянула к себе кудрявую голову.
— Мальчик мой хороший… За что же ты так с собой?
— Мам, у меня всё нормально! Пусти меня, мне прибираться надо.
Я поцеловала его и отпустила.
Раздался звонок в дверь.
— Кого ж это несёт? — удивилась я. — Что за полночные гости? Олег же закрыл беседку. Или кто-то через калитку прошёл?
— Не вставай, мам, — сказал Лерка. — Я посмотрю, что там.
Он вышел из холла, и я услышала, как лязгнул замок.
Я рассчитывала, что услышу голоса и, хотя бы, пойму, в чём дело. Но в прихожей было тихо. Я даже слышала шум ливня и то, как в бочку у входа льётся вода из водосточной трубы. Но никаких голосов.
«Лерка?!»
Он не ответил. У меня сердце зашлось. Я вскочила с дивана и пошла в прихожую, отдавая себе отчёт, что мне просто-напросто страшно переступить её порог.
Лерка стоял снаружи, в паре шагов от двери, под проливным дождём. Его волосы, рубашка и брюки были уже мокрые. Он кого-то обнимал, так крепко облапив, что я даже не видела, кого он там прячет, пытаясь закрыть от всего света. Кого-то невысокого и хрупкого, и точно очень-очень дорогого.
Не может быть… Нет, не так. Может, конечно же. В нашем семействе и не такое возможно. Но не должно быть! Зачем опять всё сначала?
«Валера! Зачем?!!»