Они обошли птичник, останавливаясь перед каждой клеткой. Дамиан с любовью рассказывал о своих прекрасных птицах, показывал их кормушки и поилки. Птицы подлетали к нему, ворковали и гулили, словно общались с давним другом.
— Вон тот белый, с хохолком из длинных пушистых перьев — какаду, — пояснил он. — А там его сородичи, красные и зеленые. — Потом Дамиан показал на приземистую черную птицу с оранжево-красным оперением и огромным крючковатым клювом. — Это тукан. Он привезен из Южной Америки. Те маленькие птички — ткачи. Их родина — Африка.
— Ты давно увлекаешься птицами?
— Сколько себя помню. Это семейная традиция. Говорят, что с тех пор как возник род Фэлонов, у них появился интерес к птицам. Мои далекие предки держали охотничьих птиц: соколов, ястребов и других, им подобных. Редкие птицы были страстью отца, а ему эту любовь привила его мать. В замке всегда держали какую-нибудь диковинную породу. Видимо, с этой привычкой связано возникновение фамильного герба… или, наоборот, герб натолкнул кого-нибудь на мысль разводить птиц. Не знаю, откуда это пошло.
— Мне кажется, это замечательное увлечение. Он повернулся к ней с улыбкой:
— А мне кажется, что это ты замечательная. Наклонив голову, он поцеловал ее. Она почувствовала его тепло, и от охватившего ее желания у нее появилась слабость в коленях.
На обозрение птичника у них ушло несколько часов. Среди других птиц были куропатки и зуйки, а также множество голубей.
Она остановилась перед клеткой с упитанными серыми птицами, обратив внимание, что у некоторых из них на лапках надеты крошечные металлические кольца.
— Это почтовые голуби? — спросила она.
Дамиан слегка изменился в лице и передернул плечами.
— Да нет, — безразличным тоном сказал он. — Просто одно время я интересовался ими, а сейчас их откармливают для кухни.
— Почему бы нам не выпустить их, чтобы они…
— А почему бы нам не пойти домой? — прервал он. — Уже поздно, и к тому же мне еще нужно кое-что сделать до ужина.
Она с любопытством посмотрела на него.
— Хорошо, только при одном условии.
— Каком?
— Ты расскажешь мне о своей матери.
Это была тема, которой они до сих пор избегали. В то же время Александра хотела знать, почему у ее мужа сложились такие странные отношения с матерью. Ей нужно было знать правду, потому что она касалась Дамиана и была не менее важна для нее самой.
— В другой раз, — категорично отказал он и стал увлекать ее к дому.
Александра остановила его перед входом в сад. Сад Фэлонов не составлял и десятой части того, что было в Стоунли, но был в прекрасном состоянии.
— Ты считаешь, что не стоит посвящать меня в ваши проблемы? Я — твоя жена, и теперь твои мать и сестра — часть моей семьи.
Он тяжело вздохнул.
— Я не могу сказать, что люблю беседовать о Рэчел Фэлон Мелфорд.
Александра улыбнулась.
— Я это прекрасно понимаю, но когда-то все равно придется поговорить о ней. Скажи, что произошло между вами? Не была же она всю жизнь такой жестокосердной. Наверное, пока ты был маленьким, она относилась к тебе иначе?
На лице у него не осталось и следа доброты.
— Если хочешь знать правду, то моя мать и тогда была такой же. — Он отвел взгляд и начал смотреть вдаль, на последние золотистые лучи уходящего солнца. — Она всегда хотела быть в центре внимания и думала только о себе. На детей ей всю жизнь не хватало времени.
Александра вспомнила свою юность. В семье ее пестовали и баловали. О ней всегда заботились, и она тоже привыкла к всеобщему вниманию. Однако она не сомневалась, что ее ребенок всегда будет для нее на первом месте.
— Твоя мать, вероятно, была очень красива? — спросила она.
Он кивнул.
— Необыкновенно. Просто очаровательна. К несчастью, она знала об этом и всегда использовала красоту в своих целях. Она уехала в Лондон прямо с похорон моего отца. После того дня я редко видел ее. Для нее не имело значения, что у нее остался девятилетний сын, только что лишившийся отца. Ей в голову не приходило, что ребенок один и нуждается в материнской ласке.
— О Дамиан.
Она положила руку ему на плечо и почувствовала дрожь в его мышцах.
— С тех пор в доме все пошло кувырком, — продолжал он. — Большую часть времени мать проводила в столице. Там она оставила основную часть отцовских денег. Замок постепенно приходил в упадок. Как только истек положенный срок, она вышла замуж за лорда Таунсенда.
— И после этого жизнь стала налаживаться? Он невесело улыбнулся.
— У нас с Таунсендом была полная несовместимость. Меня злило, что из-за него мать уделяет мне меньше внимания. Она сердилась на меня за то, что я не почитал его. Когда мне исполнилось тринадцать, меня отправили во Францию к бабке.
Александра хотела спросить, как это произошло, но по выражению его лица поняла, что лучше воздержаться. Все, что посчитал нужным, он рассказал. Для остального, видимо, еще не пришло время.
— Извини, Дамиан. Я не собиралась бередить тебе душу. Но мне хотелось понять ситуацию и сделать что-то, чтобы всем стало лучше.
— Я специально тебе ничего не рассказывал, чтобы у тебя не возникало жалости, хотя я чувствовал, что тебе хочется допытаться. — Он внезапно схватил ее за руку сильнее, чем следовало. — Хватит этих разговоров. Пора возвращаться домой.
До конца вечера он оставался мрачным. Однако ночью они предавались плотским утехам с тем же пылом, что и накануне. Утром Дамиан встал другим человеком, словно вчерашний разговор о прошлом оказался чем-то вроде целебного средства. И все же Александра не очень ясно представляла себе, какие чувства он питает к ней. Они по-прежнему оставались для нее секретом.
Ранним утром следующего дня они отправились в рыбацкий поселок. На узких улочках, мощенных булыжником, стояли ряды небольших деревянных коттеджей с черепичными крышами. Дамиан пояснил, что традиция сооружения таких высоких узких домов, похожих на голубятни, возникла еще в шестнадцатом столетии. Когда они проходили по главной улице параллельно побережью, он сказал:
— Это делалось для того, чтобы они занимали меньше места. Люди старались сократить земельную ренту.
У самого берега шла торговля. Жены рыбаков продавали обваренную кипятком свежую треску и камбалу, а также крабов и омаров.
— Смотри, Дамиан! — воскликнула Александра, когда они переходили через пески. Она показала на удаленную часть взморья с темными пятнами. Это были огромные дыры в нависавшей над берегом горной породе. — Эти пещеры ведут в глубину скал?
— Да, милая, ты угадала, — сказал чей-то голос. Это была щекастая толстуха с двойным подбородком и седыми прожилками в волосах, стянутых сзади ярко-красным шарфом. Она стояла перед открытой палаткой с рыбой. Разинутые рты рыб и их тусклые глаза, казалось, укоряли торговку. — Здесь весь берег усеян ими. То-то был рай для контрабандистов. Говорят, они и сейчас неплохо пробавляются.
Несомненно, контрабанда в стране шла полным ходом. В разгар войны французские товары котировались очень высоко. Правда, большая часть английской знати пользовалась ими тайно за плотно закрытыми дверями своих особняков.
Александра вдруг вспомнила о слухах, ходивших вокруг ее мужа. Может быть, он был каким-то образом связан с этими пещерами?
— А вблизи Фэлона тоже есть пещеры? — спросила она.
— Сие мне неизвестно.
Выражение лица Дамиана изменилось. Видя, что муж помрачнел, она предпочла замять эту тему. Предстоящий день обещал быть приятным, и потому Александра не могла позволить себе неосторожным замечанием все испортить.
— Какая рыба, по-твоему, самая свежая? — спросила она с задорной улыбкой, чтобы перевести разговор в другое русло. — Я считаю, что нужно взять что-нибудь для ужина.
Дамиан тоже улыбнулся.
— Об ужине уже побеспокоились. Андрэ готовит нам шикарное блюдо. А рыбу отложим до лучших времен. Александре не было никакого дела до кухни. Когда Дамиан улыбался так, как сейчас, она думала только о том, как снова вызвать у него такую улыбку.
Вскоре она убедилась, что он был совершенно прав насчет ужина. Во время пребывания его матери и сестры великолепная кухня мсье Бутелье оставалась незамеченной. А сейчас они могли в полной мере насладиться изысканной, необыкновенно вкусной пищей. Александру также восхищал сам факт, что Дамиан заказывал некоторые блюда специально для нее.
На ужин были поданы coq au vin[8] и ris de veau aux chanterelles[9] вместе с приятными хлебцами, а также бутылка выдержанного красного вина. Потом они ходили по тропинкам над берегом. Во время этой прогулки в скалах Дамиан неожиданно снял пальто и сделал из него мягкое ложе среди гранитных уступов. Он целовал ее до тех пор, пока Александра не задрожала и не схватила его за плечи. Тогда он поднял ее юбки и, расстегнув панталоны, не раздеваясь, овладел ею. В ее глазах это поспешное соитие выглядело постыдным и порочным, но в то же время она нашла его необычайно возбуждающим.
— Тебе не холодно, дорогая? — спросил он, целуя ее в щеку, когда она замерла в его объятиях. — Наверное, пора возвращаться.
— Не сейчас… Пожалуйста. — Александра прислонилась головой к его руке, и он ласково провел пальцем по ее щеке. — Мне нравится слушать, как шумит море и разбиваются волны. Такое впечатление, что океан ведет себя как живое существо. В нем как будто бьется сердце.
Дамиан оперся на локоть и сказал:
— Он и есть живой… во всяком случае, для меня. Отчасти из-за этого мне нравится жить здесь.
Александра задержала взгляд на его лице.
— Мне тоже по душе эти места, Дамиан.
Он тихонько поцеловал ее, дразня кончиком языка уголки ее губ. Затем поднялся и мягким движением поставил жену на ноги.
— Пора. Дома у нас прекрасная мягкая постель. Я совсем не утолил жажды. — Он надел пальто и подхватил ее на руки. — Сегодня ты увидишь, что такое безумная страсть. Ни за что не отпущу тебя, пока не попросишь.