Малак промолчал о смерти матери и о том, как горевал отец. Как отец игнорировал детей, чтобы угодить женщине, не любившей его. Как отец отрекся от престола из-за горя. Как брат отрекся из-за любви. Малак не понимал, как можно было сделать такой выбор, и ему не оставалось ничего иного, как играть предписанную роль и исполнять свой долг.
– Моя сестра, по крайней мере, была для родителей чем-то вроде любимой игрушки. Правда, так было до тех пор, пока она не выросла и мать не стала воспринимать ее как соперницу, – сказал Малак, полагая, что Шона должна об этом знать. – А меня всегда игнорировали. Чтобы ты понимала, меня такое положение устраивало. Я никогда не хотел играть главную роль в родительских скандалах. – Он заставил себя улыбнуться и обвел рукой дворец. – И все равно я был в них замешан.
Шона нахмурилась.
– Но ведь цель запасного всегда в том, чтобы вмешаться в любой момент.
– В теории – да. Но никто не мог предвидеть, что брат отречется от престола.
– Почему он так поступил?
– Похоже, любовь – погибель для мужчин в моей семье. Рано или поздно она всех их губит.
Шона внимательно посмотрела на Малака.
– Всех?
Она не сказала «но только не тебя».
– Я верю в секс, Шона. Возможно, он ничего не изменит, как ты сказала, но таких эмоций я еще никогда не испытывал. Я верю в страстные ночи, когда от удовольствия болит все тело, а душа разрывается на куски. На этом моя вера заканчивается. Тебе не нужно беспокоиться, что я когда-нибудь притворюсь, что секс – это нечто большее, чем оно есть на самом деле.
– Безусловно, ты веришь в секс, но никогда – в любовь. – Шона покачала головой, словно он был глупым маленьким ребенком. Малаку пришлось стиснуть зубы, чтобы не отреагировать на оскорбление. – Разве это не отличительная черта таких мужчин, как ты?
– Прошу прощения. А разве есть такие, как я? Где? Сомневаюсь.
– Я вообще никогда не слышала, чтобы мужчина – будь он даже королем в собственной спальне – говорил, что он способен любить.
Малак рассмеялся.
– Я отличаюсь от тех мужчин, которых ты так хорошо знаешь, тем, что я правитель целой страны, а не предмет мебели, и тем, что я себя знаю.
Малак не стал рассказывать о том, как любовь погубила его отца. Как все были невольными участниками гибели брака родителей. О том, что он давно уяснил, что такие бурные всплески эмоций – не для него. Что он никогда не влюбится так, как отец. И до конца жизни не позволит любви женщины ослепить его.
И ведь до недавнего времени он именно так и жил.
Нет, он не считал, что у него иммунитет на любовь. Он любил свою семью. Любил свою страну. И то, что он почувствовал, когда впервые увидел Майлза, тоже было любовью, которая росла с каждым днем.
Но у него не было ни малейшего желания губить себя из-за женщины, как это сделал отец. И более того, продолжал губить себя после ее смерти.
Малак никогда не думал, что займет место отца или брата. Но теперь он не собирался идти по их стопам и совершать те же ошибки. Что бы ни случилось, поклялся он себе.
– Как скажешь, – сказала Шона, и в ее голосе даже не было намека на пренебрежение. Зато оно было написано у нее на лице.
– Только я знаю не только себя, но и тебя, – произнес Малак, потому что внезапно почувствовал себя безоружным, а такого он допустить не мог.
Шона не засмеялась, однако ее глаза наполнились весельем.
– Слава богу, ты ничего не знаешь обо мне.
– Но я знаю, Шона, – качая головой, заметил Малак. – Неужели ты думаешь, что я позволю какой-то женщине прийти с улицы и занять место рядом со мной, не выяснив всех подробностей?
– Если ей не повезло и она от тебя забеременела, то да. Я думаю, любой бы позволил.
Малаку не понравилось то, как она это сказала. И почему-то вдруг он почувствовал необходимость что-то доказать.
– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Я знаю, что детство ты провела в приемных семьях. Кажется, это так называется в Америке, когда ребенка передают под опеку государства.
– Я не скрывала того, что жила в приемной семье. Это совсем не секрет.
– Думаю, по количеству приемных семей можно проследить твое безрассудное упрямство и ненужное стремление к независимости.
– Или то, как быстро я взрослела. И мне, как и любому взрослому, не нравится, чтобы надо мной издевались незнакомые мужчины.
– Да, ты мне говорила, что много знаешь о мужчинах. Однако мои следователи не смогли найти ни малейшего доказательства того, что ты когда-либо к ним прикасалась. – Он улыбнулся. – Ну, кроме меня, конечно.
Шона некоторое время изучала Малака.
– Эта мысль заставляет тебя чувствовать себя особенным?
Но прежде, чем он успел ответить, Шона рассмеялась. Такой смех Малаку совершенно не понравился. А Шона продолжала смеяться, как будто он рассказал смешную шутку. Ей даже пришлось вытирать глаза от смеха.
– Малак, у меня родился ребенок. И не в таком дворце, как этот. И по улицам Нового Орлеана не бродили стаи нянь, отчаянно ищущих возможности мне помочь. Даже если я и хотела с кем-то встречаться, то у меня не было времени и уж тем более сил. – Шона покачала головой. – А уж оказаться беременной после одной ночи и в одиночестве преодолевать последствия – этот опыт, уверяю тебя, был не настолько приятным, как ты, кажется, себе представляешь. С какой стати мне было повторять такой опыт?
– Это подтверждает то, что я думал, – мгновение спустя сказал Малак. – В частности, прошлой ночью. Ты не знаешь.
Малак почувствовал, как воздух между ними наэлектризовался. Но теперь он понимал, что дело вовсе не в том, как она смотрит на него. Дело в том, что она просто не знает.
– Что я не знаю? – спросила Шона, не желая слышать ответ.
– Ты не знаешь, что это не обычное явление, то, что есть между нами. Ты думаешь, все это происходит постоянно.
Она снова рассмеялась.
– У меня сложилось впечатление, что у тебя да.
– Секс, Шона. С ним все достаточно просто. А вот это?
Малак наклонился вперед и протянул руку. Шона вздрогнула, но потом приказала себе оставаться на месте и бороться. Дотянувшись до нее, он взял ее руку в свою. Этого было достаточно.
– Вот это, – мягко сказал Малак, и от прикосновения между ними загорелся пожар. – Вот это необычно, моя маленькая свирепая королева.
Шона уставилась на него.
– Будь осторожен, – тихо попросила она. – Ты же не хочешь, чтобы кто-то подумал, будто ты влюбился? Особенно после всех твоих смелых заявлений. – Шона наклонила голову. – Мой маленький король.
Малаку совершенно не понравилось то, что она сказала. Ни упоминание о любви после его слов об иммунитете к ней, ни оскорбительное ласковое обращение. Но будь он проклят, если он позволит ей увидеть свое недовольство. Он не погубит себя так же, как погубила себя его семья.
– Тебе не стоит беспокоиться о том, что я могу упасть, – заметил он, сдерживая гнев. – Лучше побеспокойся о себе.
– Я совершенно за себя не боюсь. Неужели следует?
– Я хочу, чтобы ты была в моей постели, – признался он. – Я устал от этой игры. Ты никуда не денешься от свадьбы и трона, и должен с прискорбием сообщить, что тебе не выбраться из этой ситуации, так же как и мне. И я не понимаю, почему ты продолжаешь препираться со мной, зная, как нам хорошо вместе.
– Ты имеешь в виду секс, – отрезала Шона хриплым голосом. – Это не семейная жизнь.
Малак крепче сжал ее руку, когда она попыталась вырвать ее.
– Секс – лучшая часть семейной жизни. Если честно, единственная часть, которая меня интересует.
– Семейная жизнь – это больше, чем ласки на балконе, – парировала Шона. И на этот раз Малак позволил ей вырвать руку из своей. – Это означает делиться своей жизнью, а не шантажировать собственным ребенком и делить опеку над ним. Семейная жизнь – это партнерство.
Малак едва не оскалился.
– Что ты знаешь о браке?
– Ничего, – отрезала Шона. Малаку показалось, что в ее голосе прозвучало отчаяние, как будто она боялась потерять самообладание. – Ничего, кроме того, что я не хочу выходить за тебя замуж. Не хочу.
На этот раз, когда она встала и собралась выйти из комнаты, Малак сосредоточился на ее отчаянии, которое означало, что он победил.
Глава 7
Несколько дней спустя Шону среди дня препроводили в ее покои. Это удивило ее, потому что она ожидала, что ее загонят на какой-нибудь утомительный урок, где будут готовить к той роли, которую она категорически отказывалась играть.
– Что происходит? – спросила она у Ядиры. – Неужели в утомительную учебу встроили маленький тихий час?
По улыбке Ядиры Шона поняла, что та очень невысокого мнения о ее шутках. Хотя, возможно, все дело было в самой Шоне. Потому что, чем больше обитателей дворца, в том числе и король, проявляло к ней расположение, тем чаще она совершала то, что, на их взгляд, было безвкусицей. И так повторялось изо дня в день. Она уже стала подозревать себя в извращенном понимании мира. Или в чем-нибудь похуже. Например, в чем-то вроде «тупоумия» – еще один термин, который она не раз слышала от разных приемных родителей.
– Я приготовила одежды, госпожа, – сказала Ядира.
Шона догадывалась: ее нарочитая бесстрастность – это тоже своего рода оружие, которым личная служанка очень умело пользовалась.
– Ты не видишь, что я уже одета?
– И правда. Но король особо велел, чтобы вы надели то, что вам подобрали.
– У меня складывается впечатление, что король отдает такой приказ каждое утро. – Шона окинула Ядиру внимательным взглядом. Та всем своим видом демонстрировала кротость, которая, как подозревала Шона, совсем не являлась главной чертой ее характера.
– Шона.
Она узнала бы этот голос где угодно. Он преследовал ее во сне, и из-за него она по утрам просыпалась с бешено бьющимся сердцем и болью между ног.
Но в этих покоях, которые она, возможно, по глупости, уже стала воспринимать как свое убежище, она слышала этот голос впервые.