— Сумеете разъяснить, что нам нужно? — спросил я Марию Яковлевну.
— Лучше будет, если вы напишете записку. Не беспокойтесь, я спрячу ее в такое место, что никто не найдет.
Пришлось набросать записку: "Товарищ С.! По имеющимся данным, немецко-фашистское командование приступило к строительству укреплений города и железнодорожного узла Осиповичи. Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что час освобождения Белоруссии близок.
Прошу вас сделать план города и окрестностей, нанести на нем расположение окопов, проволочных заграждений, дотов, дзотов, зенитных установок, складов, учреждений и прочих военных объектов. Срок — октябрь 1943 года. В последующем систематически вести наблюдение за объектами. Помните, Ваши данные помогут освобождению города ценой малой крови. Федор".
Мария Яковлевна хорошо знала Скрипова — до войны Константин Васильевич работал главным инженером технического отдела Осиповичского райисполкома, но она не могла знать тогда, что данные о воинских частях Скрипов получает от нашей разведчицы Гали Валуевич, которая работала в сельхозуправлении (крайсландвирт) и ведала выдачей нарядов на продовольствие немецким воинским частям. Из копий нарядов Валуевич узнавала номера воинских частей, их численность, род войск. Такую информацию через Кондратенко мы получали регулярно.
Получив записку, Скрипов сразу же приступал к делу. Ему, опытному геодезисту, картографу, не стоило больших трудов начертить карту города. Куда сложнее было обнаружить, а потом нанести на карту интересующие нас объекты. Эти зоны тщательно охранялись, там в любое время могли открыть огонь без предупреждения. Еще труднее было следить за перевозками от железной дороги к складам. Что везут, в каком количестве — в конечном счете нам нужно было знать, сколько и какого именно вооружения скопилось на немецких складах. Действовать Скрипову, как и другим подпольщикам, приходилось предельно осторожно: немцы и полицаи стали очень подозрительными.
Впервые Константин Васильевич был арестован в 1942 году. Его обвинили в связи с партизанами. Так оно и было на самом деле, но следователи СД не сумели доказать его виновность. Второй раз в гестапо Скрипов попал летом сорок третьего. Его продержали в следственном отделе более полутора месяцев, вели каждодневный допрос. Били резиновыми дубинками квадратного сечения, били наотмашь, изо всей силы.
Приводили в чувство, окатив холодной водой, и снова били. Но подпольщик выдержал, ни в чем не признался, и гитлеровцы были вынуждены освободить его во второй раз.
Приступая к работе над картой, Константин Васильевич знал: в третий раз его уже не выпустят. Над картой он работал один, никого не привлекая к этому делу. Собирал сведения по крохам, запоминал их, потом записывал на отдельные бумажки. Эти бумажки прятал в стеклянные пузыречки, ломиком делал в земле ямки, опускал туда пузырьки, засыпал землей. Когда все необходимые сведения были собраны, он нанес их на карту.
В октябре 1943 года через Кондратенко и Лиходиевскую мы получили от Скрипова тщательно выполненную карту с объектами наземной и противовоздушной обороны города Осиповичи, складами и немецкими учреждениями. Система оборонительных сооружений противника была круговой, глубоко эшелонированной, включала в себя доты, дзоты, пулеметные точки, прикрытые бетонными колпаками и связанные между собой ходами сообщения. Оборонительные сооружения были особенно мощными на шоссейной и железной дорогах Минск — Бобруйск. Очень сильной была система противовоздушной обороны, особенно в районе складов с боеприпасами. Немецкое командование, очевидно, придавало большое значение обороне города — важного транспортного узла. Об этом свидетельствовала, в частности, готовность немцев вести оборонительные бои в самом городе. На перекрестках городских дорог были сооружены доты и дзоты, в кирпичных зданиях — на вагоноремонтном заводе, в железнодорожной больнице — оборудованы пулеметные точки. Городские узлы сопротивления были огорожены колючей проволокой в несколько рядов.
Полученные данные мы немедленно передали Хозяину.
* * *
В лагере Суралева под Побоковичами тихо. После ночной поездки на связь под Осиповичи люди отдыхают.
Ночует в лагере и вернувшаяся от железной дороги вооруженная тремя ручными пулеметами и автоматами группа Никольского. Все спокойно. Нет никаких данных, что каратели собираются предпринять вылазку из гарнизона. И вдруг предутреннюю тишину разрывает рев машин.
— Токарев, Стенин, быстро на шлях, узнайте, что там такое, — командует Суралев. — Остальным приготовиться к бою, мало ли там что...
И здесь бойцы неожиданно замечают, что кто-то, петляя между деревьев, что есть силы бежит к лагерю. Оказывается, это Толя Попцов, знакомый парнишка из Побоковичей. Еще не отдышавшись, он торопливо сообщает, что в Побоковичи на двух машинах приехали немцы за картошкой — человек тридцать, не больше.
— Какие машины? — спрашивает Никольский. — Крытые, открытые?
— Крытые брезентом, громадные, — отвечает Толя.
Суралев и Никольский после короткого совещания с бойцами принимают решение заминировать шлях и устроить засаду. Сил маловато, зато достаточно боевого пыла и решимости. Кроме того, в лагере оказались двое бойцов из бригады Королева, которые охотно согласились принять участие в операции.
Местность хорошо знакома, мины надо ставить на повороте дороги в сторону Осиповичей — здесь машины еще не успеют развить большую скорость, да и места для засады лучше не придумаешь — кустарник подходит почти к самому шляху.
Лева Никольский и Саша Стенин подползают к дороге и ставят пять противопехотных мин с несколькими шашками тола. Мины расставляются на дороге и на обочине.
Петя Токарев, забравшись на высокую ель, ведет наблюдение за деревней.
— Машины выезжают! — кричит Токарев.
— Хорошо, слезай! — командует Суралев.
Бойцы залегают за кустарником и только что срубленными и воткнутыми в землю елочками. Со стороны Побоковичей с надсадным воем ползут тяжелогруженые машины. У поворота на Осиповичи первая из них останавливается. У бойцов в засаде учащенно бьются сердца, глаза от напряжения заволакивает влагой.
— Неужели обнаружили? — не выдерживает Никольский.
— Нет, не то, просто дожидаются вторую. Если бы заметили, то сразу стали бы выпрыгивать из машины, — говорит Суралев и добавляет: — Огонь по кабине водителя первой машины открываем мы со Стениным. Курышеву бить по скатам первой машины, остальным по кузову!
Машины трогаются, медленно поворачивают на основную дорогу. Первая каким-то чудом проезжает заминированный участок, набирает скорость...
В этот момент Суралев со Стениным открывают по ней огонь, за ними остальные. И тут, наскочив на мину, подрывается вторая машина, по ней стреляет группа Никольского.
Фашисты выпрыгивают из кузова и попадают под кинжальный огонь наших пулеметов и автоматов. Многие из гитлеровцев падают на землю уже мертвыми. Немецкий офицер пытается навести хоть какой-то порядок среди своих. Размахивая пистолетом, он что-то отрывисто командует, но вдруг, взмахнув обеими руками, падает навзничь. Обезумевшие от страха немцы из двух пулеметов и винтовок открывают беспорядочную стрельбу.
Наступает решающий момент. Сейчас надо подняться и стремительным броском преодолеть пятьдесят-шестьдесят метров, отделяющих наших бойцов от противника. Никольский с возгласом "За мной!" устремляется с группой автоматчиков вперед. Его поддерживает Суралев. Их прикрывают пулеметчики. Уцелевшие вражеские солдаты поднимают руки. Приподнимается на локтях раненый лейтенант. Лева его опережает. Пистолет падает на песок.
* * *
На следующий день наши бойцы с трофеями и тремя пленными немецкими солдатами вернулись в базовый лагерь. Вот они, гитлеровские вояки, стоят передо мной, вытянувшись в струнку и ожидая решения своей участи. Что ж, как быть с ними, мы, конечно, решим, но, во всяком случае, война для них уже закончилась.
Привезенную Суралевым информацию о железнодорожных перевозках через Осиповичи за последние пять дней мы передали Хозяину, а затем засели в землянки обсудить наши текущие дела и задачи.
— Прежде всего, Николай, — обратился я к Суралеву, — в следующий раз передай благодарность Лиходиевской за смелую и самоотверженную работу и за чеха Галаша, который оказался очень ценным информатором. Но ты говоришь, что Елена Викентьевна по-прежнему продолжает бывать в районе расположения той воинской части, где служит Галаш?
— Да, ей хочется сагитировать чехов и словаков, которые служат в 151-й дивизии 2-й венгерской армии, перейти к партизанам.
— Вот это уже крайне неосмотрительно. Прошу тебя, передай ей, чтобы она не увлекалась агитацией. Привлекать внимание и ставить под удар в случае провала себя и других товарищей, с которыми она связана и от которых мы получаем очень важные данные, неразумно.
— Хорошо, командир, передам.
— И вот еще что. Костя Арлетинов тебе рассказывал, что недавно попал в засаду?
— Да, рассказывал.
— Будь осторожен сам и предупреди ребят: нельзя ездить все время одной дорогой. Немцы стали выходить небольшими группами на наши партизанские тропы, а тебе ли мне объяснять, что такое попасть в засаду.
— Учту.
— А вообще я очень рад, что вы с Левой стали не только хорошими бойцами, но и хорошими командирами. Но диверсионными операциями не увлекайтесь.
Бить фашистов надо, но прежде всего ради получения разведданных.
В тот же день группа Суралева благополучно вернулась в свой лагерь под Побоковичами.
* * *
В середине ноября 1943 года в Побоковичи нагрянули каратели. Ворвавшись в дом Лиходиевской, они схватили ее, связали и бросили в телегу. Туда же посадили дочерей Елены Викентьевны Валю и Зину. Ударами плетей и прикладов фашисты согнали к подводам еще человек тридцать жителей деревни. Подводы в сторону Осиповичей, нахлестывая лошадей, погнали фашистские прихвостни полицаи. Немцы же, оставшись в Побоковичах, зажженными факелами стали поджигать дома. То тут, то там раздавались выстрелы, гудели схваченные огнем хаты, ревел оставшийся в хлевах скот.