— Очень интересно, — произнес один из командиров, когда я закончил, — но какие доказательства? Я извлек из-под подкладки куртки два конверта из фатерлянда, которые подобрал в лагере танкистов. На них четким почерком были написаны номера полевой почты. Командир внимательно осмотрел конверты, нахмурился, показал их своим товарищам. Лица у всех стали серьезными. Тот из них, кто вел со мной беседу, сказал: "Большое спасибо тебе, братец, это очень важно, хотя и очень неприятно. Ты догадываешься, что замышляют немцы?" "Видимо, наступление".
Он подошел ко мне, крепко пожал руку и произнес: "Молодец, иди отдыхай, а мы свяжемся с твоим начальством".
Тогда я еще не знал, что в конце июля 1941 года группа войск под командованием генерала К. К. Рокоссовского захватила выгодные позиции на западном берегу реки Вопь и закрепилась там. Не знал я и о том, что доложил ее штабу о сосредоточении частей 3-й танковой армии группы немецких войск "Центр" на этом участке фронта. Не знал, сколько времени осталось до немецкого наступления, но был очень рад, что успел выйти из вражеского тыла до его начала.
Меня привели в какую-то избу, дали матрац, одеяло. В карманах все еще шуршали льняное семя и рожь, которыми я питался последние дни скитаний по немецкому тылу, выбросить все это у меня так и не хватило решимости. Заснул я сразу. Проспал двое суток и просыпался лишь, когда приносили еду, а потом снова засыпал.
На третьи сутки меня опять куда-то повезли. Ехали недолго. Машина прошуршала по булыжной мостовой и остановилась около какой-то церкви. Меня ввели в комнату со сводчатым потолком. За столом сидели трое командиров со шпалами в петлицах. Один из них, полный, голубоглазый майор с красивым волевым лицом, заговорил со мной. Чувствовалось, что ему известна моя история. Он задал несколько вопросов, а затем предложил ехать с ним.
— Куда? — невольно вырвалось у меня.
— На ту же работу.
...Часа через два наша машина подрулила к старинному особняку, окруженному липами и разлапистыми елями, в котором расположился штаб войсковой части, где проходит службу майор А. К. Спрогис. Эта часть была создана на Западном фронте в начале войны. Артуру Карловичу в ту пору минуло тридцать семь лет. За его плечами был уже немалый жизненный опыт.
Юношей кремлевский курсант Спрогис стоял на посту No 27 — у квартиры В И. Ленина, участвовал в подавлении эсеровского мятежа в Москве, вместе с латышскими стрелками брал Каховку, воевал с Врангелем и Махно, был в числе тех, кто проводил заключительную часть чекистской операции по сопровождению Бориса Савинкова с польской границы в Минск, сражался на Малагском и Мадридском фронтах в Испании.
Позже мир узнает о бессмертном подвиге в тылу врага Константина Заслонова и Зои Космодемьянской. А тогда... тогда лишь немногим посвященным было известно, что бывшего начальника депо Орша инженера Заслонова и его группу партизан-железнодорожников выводил за линию фронта капитан А. К. Мегера, работавший вместе со Спрогисом, что подготовкой и засылкой в тыл противника московской комсомолки Зои и многих других отважных девушек и юношей занимался кристальной чистоты большевик, член партии с 1920 года Артур Карлович Спрогис.
Друзья-товарищи
Часть, в которую я попал, формировала, готовила и переправляла в немецкий тыл разведывательные группы. Здесь я познакомился со многими бойцами. С некоторыми из них быстро подружился.
Особенно мне понравился Саша Стенин — невысокого роста круглолицый уралец с редкими рыжеватыми волосами. В его узких, глубоко посаженных зеленоватых глазах мелькали хитринки, но человек он был простой, добрый и мягкий. Кадровый красноармеец, Стенин почти три месяца участвовал в боях с фашистами, попал в окружение и с трудом, голодный и обессиленный, вышел к своим.
Стенин с напускным выражением удовольствия на лице мог есть сырую картошку, свеклу и тем очень удивлял молодых ребят, не знавших еще, что такое голод. Я же смотрел на него со смешанным чувством уважения и жалости.
Сразу расположил к себе и Саша Чеклуев, парнишка лет семнадцати. У него было запоминающееся худощавое бледное лицо, нос с горбинкой, большие продолговатые глаза, густые черные волнистые волосы. Впервые я увидел его, когда он, одетый в штатское, но с винтовкой в руке, стоял на посту у входа в казарму.
Рядом с ним — стол, накрытый красным ситцевым покрывалом, на нем подставка с карандашами и ученическая тетрадка.
Я попросил у него разрешения взять карандаш и бумагу, сел за стол и написал родным коротенькое письмо — жив, здоров, воюю.
Свернув письмо в треугольный конверт и надписав адрес, обратился к Чеклуеву.
— Как звать-то?
— Сашка.
— Откуда?
— Из-под Ярцева.
— А я только что вышел из немецкого тыла под Ярцевом.
— Сам-то откуда?
— Я, брат, из Москвы. Ну, будем знакомы...
Чеклуев до начала войны закончил семь классов и по рекомендации Ярцевского райкома комсомола был направлен в эту часть. Мне он показался сначала несколько вялым и медлительным парнем, но потом, в деле, Саша проявил себя решительным и храбрым бойцом, смекалистым и очень хладнокровным разведчиком.
Встретился я здесь и с Сережей Гусаровым. Он со своим другом Володей Шатровым к тому времени уже успел побывать в занятом немцами родном Смоленске и доставить оттуда командованию очень важные сведения о противнике. Сережа тоже еще совсем мальчик Он невысокого роста, плотный, румяный, голубые глаза смотрят несколько исподлобья, но весело. У него круглое лицо, на щеках и подбородке ямочки. Говорит и смеется звонко, совсем по-детски.
Хотелось познакомиться и с Володей. По рассказам Сергея, это был сильный, очень храбрый и горячий парень. И такой случай вскоре представился.
В начале октября группа немецких армий "Центр" ударом севернее Духовщины и восточнее Рославля прорвала нашу оборону и устремилась вперед, стремясь окружить и уничтожить Вяземскую группировку советских войск и захватить Москву. Началась ожесточенная бомбардировка города Вязьмы и его железнодорожного узла. Под разрывами бомб мы погрузили в последнюю машину остатки имущества, посадили в нее раненых и больных бойцов, и она отправилась в Можайск. Осталось нас человек шестьдесят-семьдесят.
Командиром этого отряда, которому предстояло добираться в Можайск пешим порядком, был назначен невысокого роста политрук, человек спокойный и рассудительный, который сразу же сумел расположить к себе бойцов своей деловитостью и неподдельным спокойствием. Сначала мы вышли на шоссе Смоленск Москва, но там нас обстреляли вражеские самолеты, поэтому пришлось уйти в сторону и двигаться разбитыми лесными дорогами.
На своем пути мы встретили немало бойцов и командиров, отбившихся от своих частей. Они только что вышли из тяжелых оборонительных боев, сделали все, что могли, но выдержать удар бронированных полчищ врага для них оказалось не под силу. И это сознание собственного бессилия легло на их плечи тяжелым и горьким грузом. Они были злы и угрюмы.
На каждом привале, борясь с усталостью, наш политрук устраивался на пеньке или бревнышке у костра и начинал с ними беседу.
— Да, — говорил он, — сильна немецко-фашистская армия, велик ее боевой опыт, но успехи фашистов — дело временное. Вот увидите, придет день и час, когда могучий советский народ развернет свои плечи, остановит врага, а затем погонит его прочь с родной земли.
Центральный Комитет партии сознает всю сложность обстановки и принимает решительные меры, чтобы снабдить сражающуюся армию современным оружием. С каждым днем, с каждым месяцем растет производство танков, самолетов, автоматов и другого вооружения. Время работает на нас. Будут еще жестокие сражения, будет много жертв, но мы победим, мы не можем не победить, товарищи.
Эти беседы, которые политрук вел спокойным, уверенным тоном, не прошли бесследно. Отчаявшиеся, но, безусловно, преданные своей Родине бойцы ободрились, стали по-другому смотреть на многие вещи. Вместе с нами они продолжали следовать к Можайску.
По пути в Можайск мы остановились у продпункта в городе Гжатске. Получили белый хлеб, масло и тут же, усевшись на вещевые мешки, стали есть. Сережа обратил внимание на высокого парня в длинной шинели, стоявшего к нам спиной. Затем сделал к нему несколько шагов и окликнул:
— Володя, ты?
— Сережка! Вот так встреча!
Друзья обнялись. Сергей представил нас друг другу.
В качестве представителя смоленских партизан в конце сентября 1941 года Шатров выехал в Москву для участия в работе Первого антифашистского митинга советской молодежи. Выступил на нем с речью. В обращении участников митинга к молодежи всего мира есть и подпись партизана Владимира.
Вернувшись в Вязьму, он нас там уже не застал. У коменданта города узнал, что мы направились в Можайск, и немедленно двинулся туда же. И вот два друга встретились. Да и мы все были рады познакомиться с прославленным партизаном.
На станции Колочь нам повезло. Там стоял товарняк, и политрук попросил начальника эшелона подвезти наш сборный отряд. Тот взглянул на усталые лица бойцов и согласился.
Разместились на двух платформах, груженных шпалами. Я и Сережа устроились в тормозной будке. Эшелон тронулся, начал постепенно набирать скорость, и тут налетели немецкие бомбардировщики.
Бомбы рвались и впереди, и слева, и справа. Со свистом стали проноситься осколки, обдало горьким, смрадным запахом взрывчатки. Над нашими головами в будку ударил осколок и с треском вырвал большой кусок вагонки. К счастью, никого не задело. Поезд прибавил скорость, бомбы больше не падали. В чем дело? Выручили летчики. Два наших истребителя атаковали немцев. Один бомбардировщик задымил и упал на Бородинском поле, остальные убрались восвояси.
Во время налета ребята вели себя хладнокровно, это мне очень понравилось.
В Можайске долго искали свою часть. В комендатуре не знали, где она находится. Выручил случай: встретился знакомый старшина, он и привел нас к двухэтажному кирпичному дому у самого вокзала, здесь были наши.