— Я? Нет.
— …ай, мне… лучше могу.
Женька сообразил, что фразы слышит лишь частично. Болело все, но не так чтобы до невозможности. Земляков тряхнул головой — ух, аж трассеры в мозгу сверкнули, но мир стал чуть понятнее…
Оттащенный к кусту лежал Петр-проводник. Не кричал — всхрипывал неровно. Ниже колена остаток ноги туго перетянут ремнем. Михась присел рядом, деловито орудуя коротким ножом, с чем-то возился. Держась за шею, сидел на траве Коваленко — лицо бледное, пилотки нет. Нерода уверенно бинтовал пулеметчика — Незнамов оставался в сознании, что-то тихо говорил, крови на губах не было, уже хорошо.
— Жека, ты сам как? — отрывисто спросил Нерода.
— Нормально. Глушануло, кажется.
— У тебя вся спина рваная. Позвоночник?
— Нет. Только башка звенит.
Подошел Коваленко:
— Жека, эвакуировать ребят нужно. Как ты сам?
— Справлюсь. А вы?
— Продолжаем.
— Так я сразу назад.
— Если сможешь. — Капитана Коваленко повело в сторону, морщась, он неловко сел.
— Что у тебя с шеей? — подскочил Нерода.
— Царапина, Мишка уже замотал.
— Охренели?! Льет же как из…
Бинты, все плечо и рука командира группы были в густой красноте. Коваленко неловко прижимал к повязке пилотку, но кровь продолжала бурно сочиться.
— Жека! — Нерода в ужасе выхватил последний пакет.
— Я сделаю. — Женька принялся сбрасывать лямки «сидора». — Вот с Петькой только… Как ему объяснить? Он наводку такую даст, попадем…
— Кончился Бородич, — сказал, не поднимаясь с корточек, Михась. — Не дыхает.
Женька, расстегивая ремень с кобурой и штыком, шагнул к раненому проводнику. Господи, да что там от лица осталось? Под культей багровая лужа. Умер…
Земляков швырнул ремень с оружием мальчишке:
— Сберечь! Отойти на пятьдесят метров. Живо!
Пацан спорить не стал, попятился…
Нерода пытался забинтовать шею командира — ткани там и так оказалось намотано с шарф толщиной, но кровь не останавливалась.
— Царапина, — вяло упирался Коваленко.
— Сейчас… — Женька расстегнул его ремень, выворачивал командирские карманы, вытряхивая патроны и гранаты. — Старлей, Сашку глянь!
— Да я сам, сам… — шептал Незнамов, одноруко ковыряясь со своим ремнем.
— В сознании? Отлично. Сосредотачиваемся на нашем КПП, — Женька лез под разрезанный маскхалат, шарил в теплом и скользком, нащупывая на руке раненого горошину чипа. — Помним: звезда на воротах, краска свежая. Если худо, просто считаем до десяти. Старлей, отходи!
— Жека, ты только это… Я здесь сделаю, но обратно-то… Не уверен я, — крикнул, отбегая, Нерода.
— Вернусь! — заверил Женька, мотнул головой, отгоняя звон в башке.
Свой чип… Активировано… Ворота — звезда — в/ч 003945 — ждет казарма — дом родной…
ГЛАВА ШЕСТАЯНоль три
Мимо. Не то чтоб совсем, но промахнулись. Ах, мудак ты, Земляков…
…Урчание сотен раздраженных металлических пчел — в тридцати шагах проспект, — десять забитых автомобилями полос. Пробка плотная, истинно столичная. Это там. Здесь — пыльная зелень, смыкаются кроны узловатых ясеней, решетчатый забор, за ним здание школы — ухоженной, с барельефами «наших всё» и прочих «яснополянских графов». Между забором и бордюром лежат тела в уже неуставном, со слишком бурыми пятнами камуфляже. Сидит на корточках растерянный сержант-полудурок…
Женька подскочил. Место было не то что знакомое — место было самое домашнее. Проезд к боковому входу в Нескучный, до которого от дома ровно четыре минуты пешком до этой самой школы, выведшей в люди тормоза-переводчика. До Отдела не слишком далеко, но Фрунзенская за рекой, туда только в объезд, но сейчас по Третьему кольцу не пробиться, через Крымский еще дольше. Стоп — Отдел не поможет. Кровопотеря, шок II–III степени — тут секунды по счету — нужна медпомощь, реанимация. Практически напротив, через проспект, больница Святителя Алексия. Нет, специфика у них не та — завозятся, вызывать специалистов начнут. 1-я Градская! Эта чуть дальше, метров пятьсот, по этой же стороне проспекта. Транспорт…
Земляков прыгнул к проезду — со двора как раз выезжал джип «Ниссан». Серебристый, вместительный. То, что надо.
— Стой! В больницу подбрось. Раненые!
Молодой мужчина в темных очках бросил настороженный взгляд на лежащие на чахлой травке тела:
— Да ладно, какие раненые? Пацроты-рэконструкторы? Добухались? В МЧС и «Скорую» обращаться религия не позволяет? Или у полиции вопросы возникнут?
— Не тупи. Армия мы. Минеры. Тут до больницы два шага…
— Вот и ползите, вояки лапотные. Технику безопасности нужно соблюдать. Я-то здесь при чем, а? Засрете всё, а у меня сиденья светлые. И так на вас, дармоедов, ворюг-распильщиков, налоги аккуратно плачу. Ну-ка, отойди…
— Ты! Сука! — зарычал Женька.
Чуть слышно зашелестел стеклоподъемник, поползло вверх стекло…
Земляков втиснул локоть в щель — заскрипела иллюзорная защита законопослушного автовладельца.
— Быдло поганое! — заорал водитель. — Что делаешь, урод! Портянка вонючая! Я же тебя… — Он сдернул темные очки, швырнул на торпеду, сунул руку под сиденье… Через секунду выскочил из машины — в приподнятой руке роскошно сиял никелированный ствол, щелкнул напоказ передернутый затвор…
Земляков молча бросился животом на капот, перекатился — каблуки оставили следы на полированном металлике…
— Да ты… — задохнулся в праведном негодовании честный налогоплательщик.
Ствол резинострела опускался в лицо ободранного, пусть фальшивого, но все же почти настоящего младшего лейтенанта Красной Армии. Мля, в игрушки играем?!
Ладонь поверх затвора — увести оружие в сторону…
…Налогоплательщик поджарый, тренированный: теннис-фитнес, а может, и ушу какое-нибудь, просветляющее и духовно-очищающее. Философская патина древних боевых искусств, полированное серебро джипов, никель пистолетов — в роскошные, истинно сытые времена живем…
Женька не соответствовал. Из другого времени выпал. Посему сражаться за дорогую бабахающую игрушку не собирался. Выпустил стрелялку, перехватил оппонента за загорелую шею. Праведный налогоплательщик и взвизгнуть не успел — врезался лбом в боковое стекло. Взвыл уже изнутри дорогого салона — осыпь крошек стекла, разлетевшегося по натуральной коже бежевых сидений, смотрелась шикарно…
— За руль, чмо! — прохрипел Земляков.
Водитель визжал и топал ногами — Женька осознал, что зря секунды терял: куда за руль с такой-то истерикой?
— Эй, уважаемые, проблемы? Проехать-то разрешается?
В задницу «Ниссану» пристроилась пытающаяся вырулить со двора «четверка» — на багажнике стремянка и связка каких-то профилей — видимо, с заказа катят установщики шкафов-кухонь или еще чего жизненно необходимого в напряженной столичной жизни. Из «четверки» выглядывал встревоженный водитель.
— Уважаемый, раненые у меня, — прохрипел Женька. — До Градской подбрось. Кровопотеря…
Мастер — уже лысоватый, в свое время наверняка отслуживший, вроде бы и не колебался:
— Грузим. Только я мимо этого вездехода не протиснусь.
— Второй выезд есть. Задом сдадим. — Женька кинулся к раненым…
Сначала командира — он массивнее…
Коваленко вроде уже не дышал — волокся бессильно, вместо центнера уже все два в обмякшем капитане, — Женька закряхтел.
— Давай-давай. — Водитель «четверки» подхватил раненого под руки. — Господи, кровищи-то!
— Подорвались мы. Я тебе за салон лично возмещу…
— Не дури. Их поживей в больничку надо…
Длинные ноги Коваленко не вмещались. Мастер, ругаясь, спихивал с сиденья ящики с инструментом. Капитана уложили головой на кофр макитовского перфоратора. Вернулись к Незнамову — раненый еще был в сознании. Подхватили — простонал, морщась:
— Не дрова ведь, маму вашу… Карман…
— Сейчас-сейчас! — успокаивал Женька.
Налогоплательщик уже извлек разбитую репу из двери, топтался, поскуливая и перекладывая дорогой резинострел из руки в руку. Неловко зашарил по карманам, разыскивая мобильный. Водитель «четверки» покосился на пистолет:
— В спину-то не пальнет?
— В жопу он себе пальнет, — злобно пообещал Женька и выругался.
Загрузили Незнамова, тот болезненно вздрагивал.
— Потерпи, здесь до госпиталя ровно две минуты, — бормотал Земляков.
— Дотяну. Жека, карман у меня… — кривился Незнамов.
Бредит. Земляков запрыгнул на переднее сиденье:
— Сдавай назад. Там шлагбаум. Я открою.
«Четверка» взвизгнула, дернула назад. Лежащий на инструментах, между сиденьем и массивным командиром, Незнамов застонал.
— Сейчас проскочим, — скрипнул зубами Женька.
Со шлагбаумом повезло — то ли с пункта видеонаблюдения заметили и среагировали, то ли удача начала поворачиваться к «Рогозу» лучезарным фейсом, — проскочили под поднимающейся полосатой балкой, повернули к проспекту…
— Дальше-то? — обеспокоенно крикнул водила. — Сквозь поток не пробьемся.
Женька и сам понимал: до больницы действительно две минуты езды, но прорваться на дальние, ведущие к центру полосы движения нереально. Это Москва: тут костьми лягут, но аварийную, «Скорую», пожарную или еще какую возмутительную мигалку не пропустят. Вдруг в ней депутат хитроумный? Известное дело, чинуши так и норовят с сиреной проскочить.
Рядом больница, два-три дома всего…
— По тротуару давай. Прорвемся.
— Да у меня права… — Водитель предположил, что сделают с его правами, но повернул. «Четверка», гремя стремянкой, вывернула на тротуар. Оторопевший велосипедист, мирно кативший по пешеходной зоне, вильнул к старинным воротам Академии наук, не удержался, упал…
— Парка им мало, спортсменам, — обозлился на безвинного велосипедиста водила.
Женька схватил лежащий у сиденья мобильный:
— Извини, я коротко.
— Чего уж там… — Водила засигналил — пара прохожих шарахнулась с дороги, и «четверка» прибавила ходу.