Солдаты молчали. От опушки подбегали еще камрады, в затылок Землякову-Кёлеру дышал краснолицый грузный унтер-моторазведчик.
Сквозь толпу пробивались какие-то офицеры и личности в солдатской форме, но отнюдь не с солдатскими ухватками — их не пускали, перенаправляя к майору. Там говорили приглушенно, но бурно, донеслось отчетливое ругательство…
— Ведь раненых? Сначала раненых? — бормотал недоросток-сапер.
— Сначала заберут штабных, — прохрипел красномордый разведчик. — Для раненых нужна «Тетушка Ю».[115] Если она здесь сможет сесть…
Пробивалась сквозь солдат обособленная группа в камуфляже — Женька разглядел винтовку в чехле — судя по всему, снайперы. Потянулся, пытаясь разглядеть точнее…
— Раненых… у меня друг с оторванной ногой, — ныл сапер.
Майор отстранил жандарма-автоматчика, с ходу пропуская «снайперскую группу», те прямиком направились к люку «Готы»…
— На позиции! — яростно надрывался майор, перекрывая ропот солдат. — Занять оборону! Нам уже высланы самолеты. Удержите русские танки! Разобрать «фаусты»!
Один из жандармов подтащил ящик, вскрыл крышку… Разбирать гранатометы никто не спешил — солдаты завороженно смотрели в провал грузового отделения — там еще оставалось место. В молчании сидели «камуфляжные», один из летчиков откинул кронштейн, развернул пулемет — ствол старого MG-15[116] ненавязчиво уставился под ноги толпы.
Женька занервничал — Лебедева не было. Если этот художник-«передвижник» сменил курс… Или они там вообще самолет проспали? Из щели многого не разглядишь. Черт, и сделать уже ничего нельзя.
Майор пропустил двоих — те положили на ящики автоматы, спешно пошли к самолету. Облегчаются, значит. Набьют офицерами полное брюхо «Готы», взлетят…
Где же художник, чтоб ему плакатной гуашью на том свете вечно дристать…
Голгофа… Перелистывая заплесневелые, слипшиеся от крови и пота страницы истории, как редко встретишь на них благополучных рисовальщиков и живописцев. Вечная Голгофа… Андрон шире раскинул руки с вещами — пусть видят, что идет человек с истинно беззащитной и ранимой душой, вечный странник. Вид уместнее сохранять жалкий и униженный — германцы любят видеть русских пленных именно такими. Нужно, даже необходимо лицемерить и прятать гордыню. Господи, лишь бы сразу не выстрелили…
Двое немцев, ковырявших окопчик на опушке, с удивлением глянули на полураздетую фигуру и продолжили вонзать лопатки в мягкий суглинок.
— Мне нужен гауптштурмферер Клекнет, — попытался четко сказать Андрон.
Не расслышали. Или сделали вид, что не расслышали. Ничего, пусть голос на дискант сорвался, ничего. Нужно быть убедительнее. Но ничего, ничего, главное, сразу не выстрелили…
Приободрившись, Лебедев ускорил шаг, потом перешел на рысцу. Бежать с распростертыми руками было неудобно, но так будет правильнее. Нужно все делать правильно, и тогда Судьба… Господи, забыл из вещмешка гранату выбросить! А если заподозрят?! Будь проклят этот старший лейтенант, не дал сосредоточиться, собраться… Только бы не опоздать. Вдруг они уже взлетают?! Нет, судьба художника воистину почти равна божьей. Судьба спасет. Надо успеть. Тыловой, спокойный, цивилизованный Берлин… Придется пережить допросы, что ж, война поистине суровое время. Но должны понять. Должны! Священная тишина светлой мастерской, небо за тонким переплетом оконных рам, священный запах масляных красок, берлинская лазурь… Наверное, там совсем иначе грунтуют холсты. Придется переучиваться…
Самолет был уже близок, но его загораживали спины солдат. Кто-то начал оборачиваться, молодой немец удивленно поднимал автомат — сдвинулись белесые брови, классические, нордически-правильные черты исказились.
— Нихт шиссен! Их бин агент! Информацион! Важные информацион! Герр гауптштурмферер Клекнет! — в ужасе закричал Андрон в солдатское лицо.
Не стреляли, слава богу, не стреляли…
…Протискиваясь между немцев, Андрон как заклинание повторял:
— Гауптштурмферер Клекнет!
…Удара прикладом в спину почти не почувствовал, лишь громче завизжал:
— Гауптштурмферер Клекнет! Гауптштурмферер!..
Самолет, пусть не очень изящный, пусть похожий на уродливую стрекозу, но такой спасительный самолет, был уже рядом, когда Андрона ударили под дых. Задохнувшись, чувствуя, что все пропало, рухнул на колени, прополз еще несколько шагов — снова ударили в спину: Лебедев ткнулся в траву, поджав ноги, из последних сил сдвинул тело вперед, ткнулся головой в чьи-то грязные сапоги, выдохнул:
— Гауптштурмферер Клекнет!
Было дико больно.
— Was fur verruckt?
— Offenbar aus Hilfswilliger, Herr major.
— Erschiert dieses Monster.[117]
Корчась и слыша разговор над головой, Андрон осознал, что сейчас произойдет непоправимое. Отчаяние придало сил, и Лебедев взревел:
— Гауптштурмферер Клекнет!
Выстрела не было, Андрон, опираясь на вещмешок, смог подняться на четвереньки, страстно воззвал:
— Ради бога, гауптштурмферер Клекнет!
Немцы перекликались — что-то скомандовали от самолета. Лебедева схватили за шиворот, вырвали из рук вещмешок — Андрон ощутил прилив бешеного восторга. Из кобуры выдернули пистолет, протащили вперед — пинок швырнул к распахнутому, похожему на кузов крытого автомобиля грузовому отделению самолета. Андрон ударился грудью и подбородком о срез люка, уцепился за истертый металл настила. Внутри было полно немцев…
— Гауптштурмферер Клекнет, их бин агент абверкоманды «сто три». Очень важный информацион. Очень! Мих зи послать к вам…
Смотрели непонимающе, немец в кожаной куртке брезгливо морщился. Андрон лихорадочно всматривался в лица, ища понимание и интерес. Да! Да! Из глубины грузовой кабины смотрели пристально. По-особому.
— Герр гауптштурмферер! — выдохнул Лебедев, пытаясь угадать, кто из этих троих всесильный Клекнет. Под проклятым камуфляжем знаки различия не видны. Какая уродливая, безвкусная форма…
— Говорите по-русски. Кто вы? — на хорошем русском приказал непримечательный небритый солдат.
— Агент Лебедев, господин офицер. Пароль «Вы любите Эрмитаж? Рыцарский зал потрясающ». Личный номер 0555, кличка — Ластик, — захлебываясь, доложил Андрон. — Мне приказано передать, что за вами начата охота. Работает команда Варварина, и их люди в Берлине. За вами лично. Самолет будет перехвачен. Разумнее лететь на другом…
— Кто вас послать? — резко спросил другой немец, коренастый, с широким грубым лицом.
— Ваши друзья. «Кукушка-8». Они сказали, вы знаете, откуда они пришли. Они ждут вас в лесу. Да, так приказано передать. Господин Клекнет, будьте осторожны, они могут вас дезинформировать. Я много знаю о них…
Немцы переглянулись. Андрон почувствовал, что они колеблются, и простонал:
— Я очень много знаю. Там, в Берлине, я…
— Delirium,[118] — кратко сказал третий, до сих пор молчавший немец. — Entfemen Sie.[119]
…Когда тяжелый ботинок летчика врезался в лицо — Андрон удара не почувствовал, — просто в глазах на миг потемнело. Отброшенный на истоптанную траву, Лебедев приподнялся на локтях, замотал головой, пытался закричать, — из разорванной щеки и разбитого подбородка капала кровь… Немец с жандармской бляхой на груди коротко ударил ногой в живот…
Война — непостижимая и странная штука. Специальные задания — еще страннее. Женька никогда не думал, что будет рад видеть Лебедева. Теперь аж на душе полегчало — вот он, бодрая художественно одаренная скотина, — несется к самолету, почему-то полураздетый, но так даже выразительнее. Немцы оглядывались на бегущего с изумлением, да и сам Земляков-Кёлер не стал бы стрелять в это озабоченное чучело. Сразу видно, что спешащее существо прямой и непосредственной опасности не несет. Лебедев на удивление уверенно втерся в толпу — похоже, немцы не желали касаться сумасшедшего и расступались — агент, не особо внятно каркая: «гауптштурклек, гауптштурклек», проскочил к самолету. Тут Земляков-Кёлер сообразил, что занятая наблюдательная позиция, пусть и относительно безопасная — посланец контроля за собой не обнаружит, — но и самому наблюдателю остается лишь догадываться о деталях столь важной беседы. Женька присел, пытаясь разглядеть происходящее — заслоняли шасси «Готы».
— Сумасшедший из вспомогательной полиции, их тут много по лесам разбежалось. У них, будь я проклят, есть шанс уцелеть, — угрюмо пояснил унтер-разведчик.
Ноги Лебедева были видны — агент притоптывал от нетерпения. Женька затаил дыхание — видимо, беседа все-таки завязалась. Неужели выгорит дело?!
…Когда Лебедева отшвырнули, Земляков-Кёлер лишь разочарованно вздохнул. Не прошел номер. Значит, не поверили. Эх, ту самую кобылу помянем, агент выглядел убедительно. Может, текст переврал? Что же делать?
Лебедев куда-то исчез, «Гота» завел двигатели — пропеллеры застрекотали, рассекая воздух. Несколько солдат, не выдержав, бросились к самолету. Крики, проклятия, удары прикладов, один из жандармов, пытавшихся отогнать солдат, оказался на земле, очумевшие артиллеристы пытались открыть боковой люк самолета. Протарахтела автоматная очередь — пока еще в воздух, — солдаты отбежали назад…
— Я иду на позиции, — прокричал красномордый унтер. — Как хотите, парни, но до темноты нужно продержаться. Будут еще самолеты.
Мелкий сапер, не стесняясь, шмыгал носом, кто-то из солдат пошел к ящикам с «фаустами».
Женька отступил на пару шагов, принялся лихорадочно рыться в карманах. Пачечка писем вот она, где-то был карандаш. Огрызок карандаша нашелся в кармане. Земляков-Кёлер размашисто начертал краткое пожелание на верхнем письме, перевернул пачку, торопливо стянул письма обрывком замусоленного бинта.