Я срываю с пояса нож и атакую пару, стоявшую всего мгновение назад в двух метрах от меня. Но первый и седьмой с той же стремительностью движутся вперёд, мой нож рассекает воздух, а предполагаемая жертва всаживает нож в спину пятого. Шестой падает вслед за ним. Замираю. Я ведь только что едва не убил своего спасителя. Всё происходит в какую-то долю секунды. Смотрю на четыре трупа, распростёртых на полу. Вот лежат Отто Пельтцы. Их только что прирезали другие Отто Пельтцы, их кровные братья-близнецы.
Вся гнусность гражданской войны в четырёх лужах крови…
— Отто, — я узнал голос Катерины. — Бегом.
Оказывается, они уже отбежали от меня метров на десять.
Быстро набираю скорость и несусь вслед за остальными к поднимающемуся с пола люку. Раздумывать некогда. Девушки добегают первыми, переступают комингс и уже с той стороны оборачиваются к нам. Парни, бегущие впереди меня, перескакивают люк. Я изо всех сил отталкиваюсь и уже в воздухе понимаю, что щель стала слишком узкой. Поразительно, насколько послушным в такие мгновения становится тело. Люк с неотвратимостью судьбы, незаметно, но упрямо, миллиметр за миллиметром отрезает меня от остальных. Через оставшуюся щель вижу спокойные, отрешённые от обычных человеческих страстей и чувств голубые глаза парней. Их светлые, коротко постриженные и зачёсанные наверх волосы, прямые носы, ямочки на подбородках, губы, упрямо сжатые в тонкий шов рта. Из-за плеч бойцов выглядывают девушки. Лиля в ужасе смотрит на меня, прикрыв рот ладошкой, Маша что-то кричит, то ли мне, то ли парням. А может, и не кричит вовсе, только рот раскрыт, волосы веером. Катерина всех расталкивает, видно, как она старается подобраться ко мне поближе…
Перегруппировываюсь в воздухе и дельфином, головой вперёд, влетаю в помещение. Задолго до болезненного падения слышу, как с глухим шипением закрывается дверь. Подо мной кто-то кряхтит и охает. Это один из Пельтцев. Седьмой номер.
Я позволяю ему выползти из-под себя и говорю:
— Для гимнастического мата ты жёстковат, парень.
— Ты тоже не пластилиновый, — ворчит он в ответ.
Лиля и Маша, стуча ножками по узкой винтовой лестнице, быстро взбираются куда-то наверх, и там пропадают. Оба моих двойника степенно вытирают руки и ножи салфетками. Чувствуется, что делают они это со скукой, наверняка не в первый раз.
Катерина стоит рядом. Становится тепло и сладко от одного её только взгляда. Я беру её за руки и чувствую, как у неё дрожат пальцы. Полные слёз глаза, как окна во Вселенную. Этот мир создан для меня.
Первый поцелуй всегда неуверенный и робкий. Её губы пахнут мятой и юностью. Я обнимаю её талию, меня сводит с ума податливость и гибкость её тела. Всё такое родное… и совершенно незнакомое. Мы фактически чужие люди. Я похоронил её, а она меня ждала не один десяток лет. По всем законам она давно должна была забыть о своей цветущей молодости, а я сгнить в этом чёртовом болоте. Но мы молоды, полны сил и желания, держимся за руки и целуемся. И всё это — та ось, вокруг которой теперь будет вертеться наша жизнь. Если понадобится, мы скуём руки наручниками, но никогда больше не расстанемся…
— Мир! — слышу свой ликующий голос, становится страшно от распирающего счастья. Мне всё равно, что подумают двойники, я хочу, чтобы мой голос был слышен девушкам наверху. — Я люблю тебя!
— Ага, вот и я о том же, — оживает пластмассовая трубка у меня на поясе. — Что дальше, Отто? — спрашивает Василий.
Я неохотно возвращаюсь к реальности:
— А в чём, собственно, дело?
— Да так, и в самом деле безделица: угнан челнок, зарезаны четыре человека, трое тобой похищены, статус ещё двоих пока непонятен. Вроде бы всё. Или у тебя есть что-нибудь новенькое?
Немного отодвигаюсь от Катерины и осматриваюсь. Не могу поверить, что мы и в самом деле внутри транспортного средства: круглая стена, сферой смыкающаяся кверху, семь глубоких кресел расставлены по периметру стены, винтовая лестница в центре выныривает из-под пола и ведёт куда-то вверх. Ни дверей, ни намёка на иллюминаторы. Как мы сюда попали? Тот же ровный свет с потолка, что и во всех помещениях базы. Тот же синтетический ковёр с высоким ворсом на полу.
Двойники закончили чистку оружия и примёрзли к креслам: сидят прямо, о чём-то тихо переговариваются. Смотрю на гибкую, пластичную Катерину и чувствую облегчение: у меня есть жена.
Сверху спускаются Маша и Лиля, тихо проходят к креслам и усаживаются рядом с двойниками. Те сразу замолкают.
Смотрю на них и понимаю: от меня ждут гениальных решений. Как пролезть через игольное ушко, например. Или прокатиться по радуге верхом на единороге. На их лицах — спокойствие и умиротворение. Они полагают, что своё дело сделали. Их гений на свободе. Теперь будет, кому о них заботиться, кому за них думать. Теперь дело за ним.
Трюк называется: "подержите младенца"…
Отстёгиваю трубку с пояса и кладу её на кресло. Мне нужен кто-то, кто бы прояснил ситуацию. Катерина, к сожалению, не подходит. Близнецы тоже… я им не верю.
Показываю указательным пальцем на Лилю. Она с готовностью встаёт. Иду к лестнице, она следует за мной. Вопросительно приподнимаю брови и показываю сначала вверх, потом вниз. Она не утруждает себя ответом, проходит мимо меня и быстро поднимается наверх.
Мы оказываемся в четвертьсфере метров пять диаметром. Три кресла, огромный экран, штурвалы, приборная панель, индикаторы, мониторы… полный антураж научно-фантастического фильма про космонавтов будущего.
— Почему не взлетаем?
— Створ порта управляется с центрального пульта. Пока не откроют, взлететь не сможем.
— Мы герметично закупорены, что у нас с воздухом?
— Практически неограниченно, воды столько же.
— Питание?
— Двое суток. Но можно, конечно, начать голодать прямо сейчас. Тогда неделю продержимся.
Глажу вещмешок у себя на поясе. У меня другие представления о наших запасах.
— Какой был начальный план?
Она пожимает плечами:
— Взлетаем и действуем по обстоятельствам.
— Сколько времени занимает подготовка к полёту?
— Нисколько, — она качает головой. — Садишься в кресло пилота, нажимаешь кнопки и летишь…
— Автопилот?
— Катерине кажется, что мы сумеем его отключить…
"Кажется!" Детский сад. А я-то думал, что они мне в бабушки годятся.
— "Кажется"? — она молчит. — Оружие?
— Никакого…
— Но хоть что-нибудь мы можем взорвать?
— Только себя!
— Ну! — я не могу скрыть радости. — Это уже что-то. Створ порта один для всех челноков или у каждого свой?
— К створу ведёт один коллектор. Общий для всех челноков.
— Прекрасно!
Из шахты лестницы показывается голова одного из близнецов. Кажется, Первый, он вообще побойчее своего братца. И моего, конечно…
Он поднимается чуть выше, — да! это Первый, — и передаёт мне трубку телефона. Оттуда уже рвётся недовольный голос Василия:
— …пропал, или язык проглотил?
— Нет, ищу способ тебе его укоротить.
— Я всё хотел спросить, где ты учил русский язык?
— А почему это тебя интересует?
— Для немца ты слишком правильно строишь предложения, кроме того, большой запас идиом и выражений…
— Когда-то я был уверен в своих исключительных способностях к языкам, — выдерживаю небольшую паузу, потом добавляю. — До встречи с тобой, если быть точным.
— Почему же две гениальности не могут договориться?
Я спускаюсь по лестнице в общий зал и усаживаюсь в свободное кресло рядом с Катериной. Нет необходимости что-то скрывать от своей команды. Пусть слушают.
— Похоже, ситуация патовая, — не дождавшись моего ответа, говорит Василий, — ты не находишь?
— До сих пор мне попадались только проигрышные партии. Ничья — это совсем неплохо. Для меня это прогресс.
— Я знал, что консультацию ты получишь. И в одиночку ты не смог бы захватить челнок. Это Первый и Седьмой, верно? Они тебе помогли?
— Это что-то меняет?
— Ничего, — соглашается Василий. — Что будем делать?
— А у тебя какие предложения?
— Для начала отпусти девушек, зачем они вам? Это не по-мужски. Зачем их впутывать в наши разногласия? Тем более что взлететь вы не сможете…
— Добрейшей души человек! — я одобрительно киваю. — И о девушках позаботился, и готовность к диалогу показал, и даже о мужском достоинстве напомнил…
— Что же в этом плохого, Отто? Это ты захватил чужую собственность, ты убил четверых, взял заложников… как-то странно ты начинаешь новую жизнь…
Спешу его успокоить:
— Я только разминаюсь. У меня широкая программа противоправных действий. Особенно на ближайшее будущее.
— Например?
Мне очень не нравится его голос. Я постоянно чувствую подвох. Что-то здесь не так. Если бы не четверо покойников в коридоре и прыжок через отсечную дверь, я был бы уверен, что все мои ходы давно просчитаны.
"Скука и смертная тоска, — вот что выдаёт его голос. — Всегда одно и тоже. Каждый божий день угоняют челнок и режут кого-нибудь из персонала".
— Например, взорву створ порта и разгерметизирую Базу. Итого, даже если ты не утонешь: минус один челнок и лет двадцать на ремонтные работы.
— И чем же ты взорвёшь створ, если не секрет?
— Какие же тут секреты? Своим челноком, разумеется.
— Это мой челнок!
— Как скажешь, — я пожимаю плечами. — Взорву твоим челноком, если тебе от этого слаще.
— Ты не сделаешь этого!
— Почему?
— Сам погибнешь.
— Я уже пятьдесят лет как погиб, верно? И разговариваю с тобой только по недоразумению.
— Ты блефуешь!
— Ты забыл, как я умирал возле вертолёта? Или как мы тащили тонну горючего? Может, напомнить, как я разбился при падении с вершины валуна? Или тебе не понравилась наша встреча внутри базы, когда я тебя чуть не прирезал? Что я потеряю от взрыва? Ничего! И посчитай, что потеряешь ты…
— Погибнут девушки…
— Не скули. Для императора Вселенной ты ведёшь себя недостойно.
— Как тебе удалось завербовать Первого и Седьмого?