— Положение не безнадёжно. На Базе было четыре челнока и один крейсер. Стало быть, даже если эта конструкция, — Отто сделал в воздухе несколько кругов указательным пальцем, — и не Лунный город, а что-то поменьше, вероятность найти транспортное средство, с помощью которого мы вернёмся на Землю, очень высока.
"Могу ли я поклясться самому себе, что в своей жизни больше не убью ни одного человека? Я чувствую какой-то рок: все, с кем я, так или иначе, был связан, гибли. Как магнит я притягиваю смерть. Я отбиваюсь от неё, и она рикошетом косит всех, кто рядом со мной, кто мне дорог. Если я перестану убивать, может, что-то изменится? Маша — последний осколок прекрасной жизни, к которой я даже не успел прикоснуться. Я лишь заглянул в случайный просвет между деревьями и увидел чудесный сад с изумрудными фонтанами. Там в самый знойный день свежо и прохладно, а лютой зимой цветут розы. И в этом саду меня ждали три красавицы… Маша одна из них. Я не могу себе представить, что с ней что-то может случиться…"
— Теперь о главном, — он допил суп и поставил чашку на стол. — По дороге сюда я наблюдал за тобой. У тебя работает стереотип сознания, при котором ты видишь привычные стены и совершенно не чувствуешь угрозы. Это опасно. Не забывай, мы находимся на чужой территории. Нам необходимо держаться вместе и быть внимательными. Давай поступим таким образом: ты ищешь транспорт, я берегу твою… — вот чёрт, чуть не ляпнул, — спину.
— Спину? — улыбнулась Маша.
— И если я скажу: "ложись", "прыгай" или "беги", то ты сперва ляжешь, прыгнешь или побежишь, а уж потом будешь думать и спрашивать, зачем это нужно было делать. Идёт?
— Сперва — ляжем, потом — подумаем? — опять улыбнулась Маша. — Идёт.
"Об этом нельзя молчать, — подумал Отто. — Это опасно".
— Маша, ты очень красивая женщина, — он остановился: "Отто, смелее! Скажи правду". — Маша, пока я тебя не увидел, я думал, что такие женщины бывают только на цветных обложках глянцевых журналов. В жизни такую не встретишь, не познакомишься, и уж, во всяком случае, в постель не затащишь…
Она улыбнулась, и эта улыбка разозлила Отто.
— Я всего лишь хочу сказать, что никогда не мечтал о такой потрясающей женщине, как ты. Не мечтаю и сейчас. Я хочу всего лишь договориться о сотрудничестве. Так уж получилось, что спаслись только мы двое. Значит, и рассчитывать можем только на себя.
— Это я понимаю, — сказала она. — Поясни лучше ту часть, где ты даже не мечтал о такой, как я.
— Очень просто. Нет денег — не хожу в магазин. По одёжке протягивай ножки. Лучше синица в кулаке…
— Какая скучная позиция!
— Зато беспроигрышная.
— И как, никогда не проигрываешь?
— По-всякому. Но уж на эту удочку не попадался никогда!
— А может, ты просто женоненавистник?
Вопрос застал врасплох.
"Она жёсткий противник, — подумал Отто, — и безжалостный".
— Как ты относишься к женщинам? — настаивала она.
Он покрутил головой, осматривая зал. Несколько мгновений колебался, потом решил, что лучше всё обсудить сейчас. Потом и в самом делеможет быть не до разговоров. А взаимопонимание — неплохое подспорье при любом раскладе. Это особенно верно, когда не знаешь, с какой стороны "накатит" и какой "вес" ляжет на грудь.
— "И нашёл я, что горше смерти — женщина, потому что она — сеть, и сердце её — силки. Руки её — оковы…"
Глаза у Маши округлились, она сперва прыснула, мило прикрыв рукой губы, потом звонко рассмеялась.
— Это что ещё за бред?
— Соломон.
— Соломон? — она недоверчиво надула губки. — Тот ещё бабник! Ну, разве что в старости…
— Не подходит? Тогда первое, — Отто поднял кулак и разогнул большой палец, — женщина — более высокоразвитое существо, чем мужчина.
— Ого, — она опять рассмеялась. — Да ты половой радикал!
— Доказать это утверждение проще простого: история знает немало случаев, когда женщина без помощи мужчины родила полноценного ребёнка. Хотел бы я посмотреть на мужчину, который бы справился с этой задачей без женщины.
— Второе?
— Второе, — Отто разогнул указательный палец. — Среднестатистическая женщина крепче, выносливей и умней среднестатистического мужчины.
— Что-то новенькое…
— Это лежит на поверхности: оба работают, но она кроме работы готовит еду, стирает, убирает, вынашивает, нянчит, ещё и пьяные сопли своему мужу успевает вытирать.
— А третье, есть?
— Есть, — он опустил руку. — Эти бестии хитрее всех иезуитов вместе взятых. Они правят миром тайно и безнаказанно. Вокруг чего кипят мужские страсти, независимо от рангов и достатка? Вокруг женских ножек. Любой тоталитарный режим первым делом объявляет войну сексу: мужчина всегда охотнее слушает женщину, чем правительство.
— Скажи, а тоталитарный режим… тоже женщины?
— Нет. Это я отношу к издержкам системы.
— У меня такое ощущение, — задумчиво проговорила она, — что ты действительно во всё это веришь.
— Женщина самоценна, — гнул своё Отто. Ему впервые представилась возможность поделиться идеями и мыслями, которые накопились за месяцы и годы походного воздержания. — Только представь: большие боссы в генеральских погонах едут в огромном лимузине и видят уборщицу, которая выносит мусор. Молоденькая девчушка, юное прыщавое личико, коленки "внутрь". Она роняет корзину и тут же склоняется, чтобы поднять. И без того короткое платьице задирается. Что же такого загадочного может скрываться под юбкой для перегруженных ответственностью и сединой государственных мужей? Почему они сбиваются с темы и несколько минут молчат, припоминая, о чём только что говорили? Гражданская дистанция между ними и этой девушкой огромна. Но существует плоскость, где они равны.
— Ты всё-таки поэт… и романтик, — с нежной грустью проговорила Маша.
— Нет. Я — специалист по выживанию. Красивая женщина сама по себе представляет опасность. Откуда придёт беда, никогда не угадаешь, но она обязательно придёт.
— А ты не думал, что красивые женщины очень одиноки?
— Нет, — удивился Отто, — не думал.
— Вот и подумай. Все вы специалисты, каждый по-своему. И рассуждаете примерно одинаково. А ей остаётся только одиночество…
IY
— Нет, не открывается.
— Я не знаю, что делать.
— Сейчас приду.
Отто положил в карман телефон, который после небольшой перенастройки работал в режиме радиостанции, и побежал к Маше. Лабиринт коридоров, тщательно изученных ещё на Базе, змеился перед ним. Почему-то припомнился плакат в лагере переподготовки: "Все перемещения по территории только бегом!"
Простенькая, казалось бы, задача пока не поддавалась решению. Индикаторы состояния шлюзов однозначно указывали на наличие трёх челноков и одного свободного места. Но открыть отсечную дверь так и не удалось.
"Впрочем, были и другие, более приятные занятия", — подумал Отто.
Он завернул за угол и едва не налетел на Машу, которая шла ему навстречу.
— Мне кажется, мы теряем время, — сказала она.
Отто взял её за руки.
— Это хорошо или плохо?
— Василий потратил сорок лет, чтобы разобраться во всём этом, И только потом приступил к практическим действиям.
— Откуда ты знаешь, что сорок?
— Краткий курс современной истории Базы. Все воскрешённые слушали эту плёнку. Всего десять минут записи, не успеваешь заскучать.
— Я не слушал.
— Ну, ты у нас особенный… — её глаза засветились.
"Что ещё человеку нужно для счастья?"
Горячий энтузиазм, с которым они принялись за изучение пульта управления, сменился спокойной сосредоточенностью, потом — горьким разочарованием. Почти обо всём можно было догадаться, почти всё можно было понять. Назначение некоторых приборов вообще не вызывало сомнений. Теперь Отто недоумевал: зачем Василий переоборудовал Базу? Казалось очевидным, что всё вокруг сделано людьми: от пищевых синтезаторов, выдающих вполне съедобную питательную массу, до унитазов и умывальников. Красиво, функционально и просто.
Вот только дверь шлюза к челноку не открывалась. В этом была какая-то загадка.
Маша научилась вызывать трёхмерную схему Лунной Базы, которая объёмной голографической проекцией повисала прямо над пультом. Теперь Отто было понятно отсутствие такой схемы там, на Земле: в ней не было никакой необходимости. Кто имеет доступ к пульту, тот располагает всей информацией. Кому же в таком доступе отказано, тому и схема помещений ни к чему.
По карте они сразу нашли знакомую вилку коридоров, оканчивающихся шлюзами. Три из них мерцали синим. К ним, будто пчёлы на сотах, прилепились челноки. Четвёртый шлюз — зелёный. За ним ничего нет. Глубоким чёрным цветом помечен закрытый створ дока. Специальный джойстик в рукоятке кресла позволял навести кружочек маркера на любое место на схеме. Достаточно было пометить шлюзы, как тут же на пульте с тихим приятным звоном загорались лампочки на кнопках управление отсечными дверями. Оставалось нажать кнопку или несколько кнопок, или нажать несколько кнопок в нужной последовательности, и что-то должно было измениться. Вот этим-то они и были заняты последнюю неделю: Отто следил за дверями, Маша колдовала над пультом.
Вроде бы всё правильно. Решение, казалось, было лишь вопросом времени и терпения: нужная комбинация команд будет найдена, и они получат доступ к челноку. Но дверь шлюза не открывалась. По радио Отто неизменно докладывал отрицательный результат. Хуже того, с пульта управления они вообще не сумели что-либо сделать.
Отто больше не мог откладывать. И он решился произнести вслух то, о чём уже давно начал подозревать:
— Мне очень жаль, но похоже на то, что пульт управления заблокирован. Мы можем заниматься этими экспериментами до бесконечности… с теми же результатами.
Она сникла и опустила глаза.
Отто подошёл и обнял её. Маша прижалась к нему, но ничего не ответила.
— Это означает, что блицкриг не получился, — зашептал Отто ей на ухо. — С наскоку мы с этой штукой не справились. Пора двигаться дальше.