– Лех, брось пару нормальных гранат, у меня с собой только эти, кругленькие.
– Раньше, блин, чем думал? – зло буркнул Степанов, пихнув практикантке сумку. – Кинь ему пару гранат. Длинные такие, с деревянной ручкой. Только голову не поднимай, лежа действуй.
– Вась, с кругленькими поаккуратнее, смотри, нас не угробь. Лучше вообще без крайней необходимости не используй.
Пока полумертвая от страха Савушкина дрожащими руками шарила в трофейной брезентухе, Алексей дал первую, пока еще неприцельную, так, просто чтобы пугануть, очередь. Где именно укрылся фрицевский пулеметчик, он примерно представлял. Попасть, разумеется, не попал, но МГ на какое-то время заткнулся. Зато со всех сторон захлопали карабины. Хреново, очень даже хреново. Похоже, их все-таки всерьез зажали, и вовсе не факт, что конница из-за холмов в лице космодесанта в этот раз подоспеет вовремя.
Продолжавший боковым зрением контролировать ситуацию Степанов видел, как девушка вытащила парочку «колотух», перебросив их летуну, тут же уползшему в заросли. Нормально передвигаться по-пластунски пилот так и не научился, суетясь и делая кучу ненужных телодвижений, за которые в десантной учебке он бы уже получил серьезное внушение старшинским берцем пониже спины… да и фиг с ним, не столь и актуально.
Третью и последнюю гранату практикантка, секунду поколебавшись, с самым решительным видом выложила перед собой. Несмотря на не располагающую к юмору ситуацию, Алексей ухмыльнулся: ну да, чувство оружия и все такое прочее. Ладно, все равно девчонка ей пользоваться не умеет, так что пускай ощущает себя вооруженной до зубов. Главное, вовремя отобрать, чтоб беды не случилось.
Еще одна очередь, подлиннее, так чтобы прочесать и близлежащие заросли, откуда заполошно палили пехотинцы.
Обернувшись к Савушкиной, Леха ободряюще улыбнулся:
– Иришка, во-первых, не бойся, во-вторых, доставай патроны, они в таких круглых коробках. Когда скажу, подавай мне. По одной. Поняла? Сможешь?
– Не дура, поняла. Смогу. – Закусив губу, практикантка вытащила из сумки «кекс». – Ого, тяжелый какой. И ничего я не боюсь, только очень уж ты громко стреляешь.
И, следуя непостижимой женской логике, внезапно добавила убийственно-спокойным тоном:
– Лешик, мы ведь скоро умрем, да? Нет, я все понимаю… только ты покажи, как гранату взрывать, я им второй раз живой не дамся. С меня и первого хватило. Хорошо, любимый?
– Совсем охренела?! – вызверился Степанов, которого внезапно буквально захлестнула волна незамутненной ярости и одновременно с трудом сдерживаемой нежности. Захлестнула настолько, что он даже не обратил внимания, как именно назвала его девушка.
– Никто не умрет, слышишь, никто! Только фрицы! Поняла?! А вы куда поперли, суки?! А ну, назад, не было такого приказа!
Пулемет, словно уловив настрой хозяина, ободряюще толкнулся в плечо отдачей, и двоих не вовремя решивших сменить позицию шутце раскидало в стороны. Третий, которого огненная стежка коснулась самым краем, выронил винтовку и с воем закрутился на земле, зажимая окровавленными руками развороченный пулей пах. Еще нескольких высунувшихся на открытое место фрицев положили занявшие позиции товарищи, на чем короткая атака и заглохла. Вроде ничего пока, держатся. Жаль только патронов маловато, надолго в любом случае не хватит, как ни экономь…
Дальнейший бой запомнился, как уже случалось раньше, нарезкой не связанных между собой отдельных эпизодов. Эдакий цветной и до одури реалистичный документальный фильм «Про войну», который вряд ли захочется пересматривать в будущем. Какое уж там новомодное 3D – в этом «кино» был не только объем, но и запах, и боль, своя и чужая…
Тяжелые пули рвут тела дернувшихся в дурную атаку гитлеровцев. Двое, пятеро… девятый… все. Осознав ошибку, немцы отступают, укрываясь в зарослях и огрызаясь не слишком частым огнем.
Вражеский пулеметчик пытается подавить огневую точку, но не попадает, хоть на Лехину спину и голову обильно сыплются сбитые листья и мелкие ветки. Стволы окружающих деревьев плюются рыжей щепой, равнодушно принимая фашистские пули, которым суждено остаться внутри на долгие десятилетия. Возможно, спустя лет, эдак, сорок, какой-нибудь грибник и найдет под поваленной ветром сгнившей сосной оплывший кусочек свинца в рваной латунной оболочке. Найдет – и тут же равнодушно выбросит, так и не догадавшись, что это такое…
Подстегнутое выброшенным в кровь адреналином сознание отстраненно фиксирует отрывистый шелест пары трофейных автоматов – особист с летуном тоже ведут бой. Молодцы, патроны экономят, бьют короткими очередями. И вряд ли промахиваются. Вот и здорово, значит, с флангов их с Иркой не зажмут. По крайней мере, до тех пор, пока живы боевые товарищи.
Заканчивается лента, и одуревшая от грохота девушка, тоненько поскуливая от страха, дрожащей рукой протягивает новый магазин[22]. Перезарядка. Отстрелянный короб, лязгнув фигурной рукояткой, катится по земле. Смысла тащить его с собой нет, в их положении патронов не затрофеишь, тут самим бы живыми уйти.
Гулко хлопает, подбросив клуб сизого дыма, разрыв ручной гранаты, следом еще один. Пока достаточно далеко, но позицию однозначно пора менять. Впихнув в руки Савушкиной сумку с боеприпасами, Леха подхватывает пулемет и вместе с практиканткой ползет в сторону, к заранее присмотренному выворотню метрах в двадцати.
Кто-то из излишне глазастых фрицев замечает движение, и над головой снова противно взвизгивают пули. Ирка что-то испуганно орет, но послушно шурует первой, старательно, как и было сказано, прижимаясь к земле и смешно, словно салага-первогодок, оттопыривая задницу.
Плечо коротко обжигает, обветренная кожа щеки ощущает упругий толчок воздуха от пролетевшей в нескольких сантиметрах пули. На миг скосивший взгляд десантник ожидает увидеть рассеченный касательным попаданием рукав, но на ткани остается лишь небольшой оплавленный след, словно ребром подошвы утюга по синтетике мазнули. Неплохо, даже очень! Хотя все равно больно. Уж лучше б снова в бронежилет влупили.
Категорически не хватает столь не вовремя вырубившейся связи, но товарищи замечают его маневр, тоже сменяя позиции. Запихнув Савушкину в оплывшую яму под корнями упавшего дерева, Леха снова стреляет. Теперь ему даже не нужно считать выстрелы – научился примерно оценивать расход боеприпасов по количеству выброшенных гильз.
По прогнившему замшелому стволу, с легкостью прошивая ненадежную защиту и брызжа трухой, бьют вражеские пули – немецкий пулеметчик, не будь дураком, тоже не сидит на месте. Поймав в прицел белесый огненный венчик, пульсирующий из-за комля могучей сосны метрах в пятидесяти, Степанов отвечает длинной, на треть ленты, очередью. Сейчас не до экономии, главное – подавить.
Попал, мать вашу, точно попал! Заткнул гада! Поскольку достаточно сложно продолжать огонь с развороченной головой, большая часть которой осталась внутри отброшенной ударом пули пробитой навылет каски. А теперь поможем нашим.
Приняв из рук Ирки предпоследний «кекс», десантник торопливо перезаряжается. Установив пулемет поверх искромсанного пулями выворотня, бьет короткими, экономными очередями. Что, не нравится, гады? Кустики плохо от пуль защищают? Ну а как вы хотели? Бесплатная землица и белые рабы задаром не достаются, обманул вас Геббельс, тут сначала попотеть нужно, кровушкой эту самую землю полить. Причем желательно всей имеющейся в организме. В чем я вам сейчас активно и помогаю.
Уловив боковым зрением движение слева, Алексей торопливо дергает стволом. Пули рвут китель приподнявшегося над землей пехотинца с занесенной над головой гранатой, отбрасывая его назад. Выпавшая из руки М24 с курящейся дымком горящего замедлителя рукояткой падает в паре метров, заставляя ближайшего фрица судорожно дернуться в сторону. Поздно. Несильный взрыв подбрасывает комья земли и прелую листву, осколки прошивают тела оказавшихся в радиусе поражения фашистов.
Снова толчки отдачи в плечо и латунный отблеск дымящихся гильз на земле. Гитлеровцы больше не пытаются атаковать, долбят из зарослей беспокоящим огнем, прекрасно понимая, что скоро у русских просто закончатся боеприпасы. Снова оживает вражеский пулемет – то ли тот же самый, то ли уже другой. Леха невесело кривится: хреново. Патронов осталось полторы ленты, затем все, край. Одним «бластеро-пистолетом» в лесу много не навоюешь. Правда, есть еще «кругленькие», как их Васька обозвал, гранаты. Последний шанс уйти, так сказать.
– Ирк, давай последнюю коробку и ползи вон туда, прикрою! Сумку не бери, мешать станет! – орет десантник между двумя недлинными очередями.
– Держи, – кричит в ответ полуоглохшая Савушкина, двумя руками протягивая патронный короб. – Только никуда я ползти не собираюсь, вместе уйдем.
Последнюю фразу Леха не столько слышит, сколько читает по ее губам.
– Совсем сдурела?! Живо выполняй приказ!
– Обойдешься. Или вместе – или никак. А приказывать ты мне права не имеешь, у меня даже военника нет. И вообще, я в этом времени еще не родилась.
Пулемет снова плюется горячими гильзами, смертоносная строчка проходит по кустам, где Степанов замечает подозрительное шевеление. Еще одна очередь, теперь снова в направлении вражеского MG-Schütze[23]. Метрах в десяти, выбросив клуб сизого дыма, коротко хлопает граната. Укрыться метнувший ее фриц уже не успевает, отброшенный в заросли пулями. Да когда ж вы уйметесь-то уже?!
Отстраненно подивившись очередному неожиданному выверту женской логики, десантник бросает на девушку быстрый взгляд:
– Ир, очень прошу.
– Нет, – Савушкина зло кривит губы, решительно прижав к груди «колотушку». Судя по выражению лица, спорить бесполезно. – Только вместе. Стреляй давай.
– Ну и дура. Тогда сползи на самое дно и не высовывайся.
Добив ленту, Степанов уже не в крайний, а именно что в последний раз перезаряжает пулемет. Все, боеприпасов больше нет, аллес капут, как евроинтеграторы выражаются. Ну да и хрен с ними, с этими самыми общ