Выслушав перевод, контрразведчик торопливо закивал головой:
– Благодарю вас, герр обер-лейтенант. Все это второстепенно и маловажно. Главное, что теперь я не стану для вас обузой!
– Ну-ну, – хмыкнул спецназовец.
И буквально добил Ланге еще одной сказанной с нескрываемой усмешкой в голосе фразой:
– По крайней мере, сейчас вы хотя бы приблизительно понимаете, как мы ощущаем себя после суточного марш-броска с полной выкладкой…
Выслушав перевод и осознав услышанное, Рудольф мысленно ахнул: с ума сойти, какие же на САМОМ ДЕЛЕ возможности у этих русских после фантастического укола, если даже после тяжелых нагрузок они чувствуют себя так, как он сейчас?! Они же поистине равны древним германским богам! Или как минимум самому Зигфриду или легендарным эйнхериям![25] И как все же хорошо, что он столь вовремя попал к ним в плен!
Вспомнив о вероятном наличии у потомков читающего мысли прибора, Ланге на всякий случай старательно и едва ли не по слогам повторил про себя последнюю мысль – пусть убедятся в его абсолютной лояльности! Да, он искренне рад, что находится на одной стороне с всемогущими потомками! И, безусловно, не собирается им ни в коей мере противодействовать, ни прямо, ни косвенно!
К счастью, старший лейтенант – как совсем недавно Степанов – даже не догадывался, какие поистине шекспировские страсти бушуют в душе пленного…
Посланный на разведку летун вернулся куда раньше, нежели ожидалось. Выглядел Борисов при этом – не описать. В смысле, каким-то излишне перевозбужденным. Батищев было вскинулся, дернув под руку машинепистоль с разряженным магазином, но десантник остался спокойным, аки хрестоматийный Штирлиц. Поскольку понимал, что, напорись Васька на фрицев, они б это уже услышали. А раз тихо, значит, ничего особенно страшного не произошло.
С оружием у них, к слову, сложилась весьма странная, если не сказать грубее, ситуация. Помимо штурмовых гранат имелся Лехин бластер (и дальше называть неоднократно выручавшее в бою оружие дурацким термином «бластеро-пистолет» ему уже порядком поднадоело, хоть книжно-фантастичный термин и резал слух) и легендарный «Люгер» особиста с одним магазином, тем, что в рукоятке. Легендарный, понятно, потому, что не из каждого пистолета удается с первого выстрела завалить аж целого Гудериана. Итого – примерно семьдесят плазменных импульсов и восемь девятимиллиметровых патронов. И – все. В смысле – вообще все, не считая трофейного штыка, разумеется. Офигенный арсенал, угу! Смешно, но когда они с Васькой начинали путешествие по белорусским лесам, у них с оружием и то получше было…
– Лех, там это… – запыхавшийся летун с трудом перевел дыхание, отерев взмокший лоб рукой с зажатым «Парабеллумом», на время разведки врученным ему Батищевым. – Самолет! Бомбардировщик!
– Во-первых, успокойся, во-вторых – там это где? И чего ты так разволновался-то?
– Как это чего?! – продолжал искрить сержант. – Ты же сам говорил, что у нас с оружием плохо, а там целый бомбардировщик! Видать, пытался сесть на вынужденную, но не сумел.
– Вась, да объясни ты как следует! – уже всерьез заинтересовался Леха. Упавший, но, насколько он понял из сумбурных объяснений, не взорвавшийся бомбер – достаточно перспективная находка. Если, конечно, самолет при падении в клочья не разнесло.
– Так я ж и объясняю, только ты перебиваешь все время! – возмутился Борисов, успокаиваясь. – Короче, тут дело такое: примерно в километре отсюда луговина заболоченная, дальше уж совсем трясина начинается, но туда я не лазил. Вокруг редколесье. Сверху выглядит подходящей площадкой под вынужденную, как опытный пилот заявляю. Вот фрицы, когда их подбили, и решили приземлиться. Но почва рыхлая, под дерном сразу вода, а машина тяжелая, почти семь тонн весит, ежели пустая. Да и просвета не хватило, плоскостями за крайние деревья зацепились. Повезло, что бензин не полыхнул, наверное, пустым летел.
– А что за самолет-то, Вась? – подал голос Батищев. – Большой?
– Так я не сказал разве? – искренне удивился летун. – Двухмоторный средний бомбардировщик «Хейнкель-111», боевая нагрузка до двух с половиной тонн. Оборонительное вооружение – три пулемета пехотного калибра, экипаж – четыре человека, пилот, штурман и два бортстрелка, верхней и нижней турелей.
– Пулеметы – это хорошо и даже замечательно, – задумчиво пробормотал Степанов. – Особенно когда их аж три штуки. Ну, да нам и одного хватит, мы не жадные. Место падения не осматривал?
– Нет, – мотнул головой товарищ, по-своему истолковав вопрос. – Сразу обратно рванул. Да и смысл? Машина несколько дней как упала, некого там искать. Живых, в смысле.
Десантник решительно поднялся на ноги:
– Михалыч, мы с Васькой сбегаем быстренько, поглядим, что да как, а ты пока с девушкой побудь. Глядишь, какой скорострелкой разживемся, давно я ничего у еврогейцев не трофеил, а тут аж целых три машингевера, ежели наш ас ничего не перепутал. Нет возражений? – Примерно представляющий, что он увидит на месте крушения, Леха вовсе не хотел, чтобы Савушкина получила очередную порцию никому не нужных острых впечатлений.
– Вась, пистолет товарищу капитану верни. А то застрелиться не из чего будет.
Особист, по уже устоявшейся традиции при первой же возможности вдумчиво изучавший содержимое планшета, рассеянно кивнул, принимая протянутый летуном «Люгер»:
– Не имеется. Только недолго, с места сниматься нужно, долго сидим. А насчет застрелиться – я тебя услышал, разведка. Заткнуть бы твой фонтан, да возможности пока не имеется. Но я над этим работаю.
И невпопад пробормотал себе под нос, комментируя очередную порцию информации:
– Ты гляди, успел-таки отравиться, сучий потрох! Обидно, легко ушел, гадина, – насколько понимал Степанов, речь шла о самоубийстве Гитлера – значит, Батищев уже добрался до последних дней войны.
Алексей мысленно усмехнулся: ну, в ближайшие сутки товарищу контрразведчику точно найдется чем заняться. Сначала июньский[26] Парад Победы посмотрит, затем подробно изучит все документы и союзнические договоренности по послевоенному мироустройству и разделу сфер влияния в Европе, а там и до войны с Японией доберется. После чего неминуемо возникнет вопрос про ядерное оружие. Будем надеяться, соответствующая информация в электронной энциклопедии имеется, поскольку в этой теме Леха особо подкованным себя не считал, помня лишь то, что намертво вбили во время прохождения КМБ в десантной учебке. Поскольку никто из будущих деˊсантов в ядерный апокалипсис всерьез не верил, слушали вполуха, хоть норматив натягивания ОЗК с прочим «резиновым изделием № 1» он и сейчас выполнит, да и поражающие факторы перечислит не задумавшись. Но вот объяснить отличие ионизирующего гамма-излучения от вызывающего наведенную радиоактивность нейтронного – увольте…
– Леш, можно с вами? – подала голос Савушкина, внимательно прислушивающаяся к разговору. – Я только издалека погляжу, честное слово. И трогать ничего не буду.
– Сиди уж, – отрезал десантник. – Нашлась посмотрельщица. Вон товарища капитана охраняй, у тебя аж целая граната имеется.
– Леша, а…
– Бэ! Сиди, сказал. Мы скоро.
Бросив на Батищева последний взгляд – Иван Михайлович с выражением крайнего разочарования на физиономии уже прятал в полевую сумку драгоценный планшет, собираясь приступить к исполнению обязанностей одновременно и караульного, и старшего по лагерю, – Степанов следом за летуном скрылся в зарослях, окружавших небольшой овражек, где они разместились на привал…
Разбившийся бомбардировщик выглядел не лучшим образом. Зацепившиеся за деревья несущие плоскости снесло по самые гондолы двигателей, изодранными клочьями дюраля раскидав в радиусе десятков метров. Более-менее не пострадал только фюзеляж с хвостовым оперением, глубоко зарывшийся носовой частью, где некогда располагалась кабина, в топкую почву. Если кто из фрицевских летунов и мог – исключительно теоретически – уцелеть при столь жесткой посадке, так только бортовой стрелок верхней турели. Да и то с шансами примерно один к ста.
Задумчиво поглядев на застывший посреди развороченной болотины самолет, Леха повернулся к товарищу:
– Вась, может, он просто случайно на эту просеку угодил? А фрицы с парашютами прыгнули? Всякое ж бывает, сам знаешь.
Спросил не просто так: уж больно не хотелось возиться с пролежавшими несколько дней на июльской жаре трупами. Хотя, учитывая погрузившийся под воду нос, вопрос особо актуальным не был. Пилота со штурманом болото уже прибрало, стрелка нижней турели – скорее всего тоже.
– Не, не может, – авторитетно помотал головой Борисов, с искренним удовольствием пожирая глазами картину постигшей ненавистного врага катастрофы. – Ты просто не понимаешь, поскольку не пилот. Машина однозначно на вынужденную шла: видишь, откуда они на посадку заходили? Неуправляемый самолет так не сумеет. И шасси выпустить успели, вон обломанная стойка валяется. Нет, штурман со стрелками мог и выброситься, конечно, но вряд ли. Зачем? Они ж думали, что тут просека, а не болото. Да я бы и сам на их месте так решил – сверху-то все совсем не так, как с земли, выглядит.
– Тебе виднее, – покладисто согласился десантник. – Пошли, что ль? Времени мало.
– Пошли, – кивнул летун. – Давай вон оттуда подберемся, там вроде посуше. Внутрь через кабину стрелка залезем, остекление все равно разбито. Там, где пулемет торчит.
«Вот именно, что пулемет», – хмыкнул про себя Степанов, двигаясь следом за товарищем. – «Пулемет – это очень хорошо, без пулемета мы как без рук. И патронов бы побольше».
Внутрь сбитого бомбера забрались без проблем – Не-111 лежал на грунте, так что достаточно было просто ухватиться за край кабины верхнего стрелка и подтянуться. Заодно выяснили и причину падения: самолет действительно сбили. Блистер и дюраль борта оказались буквально изрешечены пулями. Бортстрелок, судя по всему, отстреливался до последнего, пока одна из очередей не прошлась по кабине – кое-где на остатках плексигласа остались бурые брызги запекшейся крови. А вот пилот при атаке советского истребителя, видимо, уцелел и попытался посадить машину… ну, остальное известно.