— О чем именно?
— Хм. Нет рабства безнадежнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков. Константинополь для них фактически золотая клетка, которую они жаждут.
— А ты уверен, что они тебя не обхитрят? — Луиза озабоченно посмотрела на Александра. — Там ведь люди непростые собрались.
— Дорогая, я убежден в том, что они попробуют меня обхитрить. И кое у кого может даже получиться. Именно по этой причине я постепенно привожу весь аппарат церкви к государственному финансированию, а их собственные источники доходов плавно вывожу в государственную собственность. И в скором времени все их «свечные заводики», обеспечивающие им определенную самостоятельность, будут национализированы окончательно по тем или иным поводам. Так что обхитрят они меня или нет — не имеет значения. Ведь воспользоваться своей хитростью они банально не смогут, так как очень сложно возражать тому, кто платит тебе деньги.
— Почему они идут на все это? Разве они не понимают, что ты их загоняешь в ловушку?
— А у них есть выбор? — Александр улыбнулся. — Я даю им вкусную приманку и медленно, аккуратно загоняю в волчью яму. Главное, методично и не спеша проводить реформирование системы. Чтобы изменения шли постепенно и маленькими порциями, не вызывающими сильных реакций отторжения. Кроме того, в ходе этой постепенной реформы я планирую совершенно обновить весь аппарат церкви. Люди, которые работают там, должны обладать безупречной, кристально чистой репутацией, причем не только на бумаге, но и на деле. Ведь они станут наковальней для формирования нового имперского мышления у подданных России как старых, так и новых, — несколько пафосным тоном сказал Александр, потом на несколько секунд замолчал, улыбнулся и спросил: — Ты все еще хочешь заниматься религией?
— Честно говоря, не очень. Под ковром бульдоги выглядят не так красиво, как казалось издалека.
— Это политика. — Император ухмыльнулся и обнял жену. — Здесь все дурно пахнет, если поковырять. Поэтому глянец и потребляется в столь необъятных количествах. Но иначе дела делать совершенно невозможно. Цинизм и расчет нам заменяют душу. Увы.
— Ужас… — Она с искренней жалостью посмотрела на мужа.
— Вариантов, к сожалению, нет. Или так, или никак. Все остальное — лишь фасад и иллюзия. Глянец, которым закрываются реальные причины, следствия и интересы. — Александр сделал паузу, взял жену за плечи и развернул к себе. — Ты все еще хочешь заняться чем-нибудь? Или я отбил тебе всякое желание своими рассказами?
— Конечно, только…
— Менее грязным?
— Да.
— Я сейчас подготавливаю реформу начального образования, планируя сделать его бесплатным, обязательным и повсеместным. Ты хочешь поучаствовать?
— А что мне нужно будет делать?
— Мне нужен будет кто-то, кто сможет контролировать ход подготовки данной реформы, а потом ее курировать в качестве главного проверяющего. Будешь ездить по стране и наводить ужас на нерадивых исполнителей.
— Это намного интересней.
— Значит, на этом и решили, — улыбнулся Александр и хихикнул.
— Что ты смеешься?
— Да так, одну историю вспомнил, — продолжая улыбаться, сказал Император, прокручивая в голове веселый анекдот про Ленина и Надежду Константиновну Крупскую и пытаясь сообразить, в какой редакции его можно рассказать супруге.
Глава 13Январь 1871 года. Дальний Восток
— Итак, что у нас есть? — Голицын прохаживался по кабинету своей скромной резиденции в Хабаровске перед сидящими помощниками. — Как мы займем эти земли?
— Ваше Сиятельство, — встал наказной атаман Забайкальского казачьего войска Николай Петрович фон Дитмар, — задача, которую перед нами ставит Его Императорское Величество, сложнейшая. Если занять Маньчжурию мы уже фактически смогли, благо, что населения в ней практически не осталось, а с той же Монголией справимся аналогичным образом, то с Восточным Туркестаном, я убежден, у нас возникнут чрезвычайные проблемы. Народ там непростой. Кроме того, если вы помните — в тех землях в разгаре восстание, то есть много вооруженного и недовольного народа. Наших сил решительно не хватает для полноценного вторжения и захвата.
— Вторжения? — удивленно переспросил Михаил Михайлович. — Пекин же ясно дал понять, что уступает Восточный Туркестан Российской Империи. Это наша территория.
— Как бы то ни было, но сейчас там свои правители, и нас они слушаться вряд ли будут. Кроме того, Пекин до подписания договора об уточнении границ эти земли и сам не контролировал. Я считаю, что там будет полноценная война.
— Война? Обрадовали. Так. Я хочу от вас услышать, как нам с этой проблемой разобраться? — слегка вспылил Голицын. — Времени у нас мало, так что действовать нужно быстро. Что вы глаза-то потупили? — Но все молчали, не решаясь выступить с инициативой. Ибо ресурсов и времени действительно не хватало для хоть сколь-либо полноценного решения поставленной задачи.
— Михаил Михайлович, я очень рад, что вы приехали. Общаться посредством телеграфа не самое удобное дело. — Александр просто сиял при виде своего старого боевого товарища, который за несколько минувших лет приобрел обветренное лицо и крепкий загар. — Как я понимаю, у вас есть какая-то большая беда, раз вы не решились доверять ее современным средствам связи?
— Да. И называется она Восточный Туркестан, — сказал Голицын, ожидая кивка со стороны Императора, позволяющего продолжить повествование. — После взятия Пекина и провозглашения Империи Хань я лично провел ряд непростых переговоров, полностью придерживаясь ваших инструкций. Среди прочего были уточнены границы между нашими государствами.
— Вы провели их так, как мы хотели?
— Не совсем. Империя Хань смогла взять под свою руку только центральный Китай. А, например, Тибет и Восточный Туркестан объявили независимость. Хотя там еще ничего. В тех же южных провинциях идут непонятные процессы, связанные с оформлением самостоятельных государств. Из-за чего Империя Хань испытывает чрезвычайные затруднения, но думаю, разберутся.
— Почему Пекин не вмешивается в эти народные бурления?
— Их Император связан по рукам и ногам определенными обязательствами перед своей армией и ближайшими сподвижниками. Идеи и лозунги, которые он использовал для восшествия на престол, мешают ему заниматься активной внешней экспансией. Если он сейчас от них откажется, то с большой вероятностью произойдет государственный переворот, результат которого совершенно непредсказуем. И все участники событий это отлично понимают.
— Хорошо. Что же в итоге мы смогли от них взять под свою руку?
— Мы получили в свое распоряжение всю Маньчжурию, включая Ляонин, и все монгольские кочевья, которые были некогда под рукой Империи Цин. Это то, что нам смогли в документах передать явно. На большее их влияние не распространялось, и остальные интересующие нас территории мы оформили в качестве сферы влияния.
— Империя Хань отказалась от претензий на эти земли в конечном итоге?
— Да. Они полностью отказались от своих притязаний на земли монголов и уйгуров. Кроме того, передали под наше покровительство Корею.
— То есть мы получили ситуацию, согласно которой они от Синьцзяна просто отказались, но передать его под нашу руку реально не смогли?
— Совершенно верно.
— А что вы сами думаете по этому вопросу?
— Хорошее положение у нас только в Маньчжурии. Это вызвано тем, что там после гражданской войны стало весьма безлюдно. Маньчжуры откочевали сначала на юг, а потом в тот самый Восточный Туркестан, точнее на юг этого большого региона — в Кашгар, основательно взбаламутив и без того неспокойную обстановку тех мест.
— Как я понимаю, в Кашгаре их приняли совсем не так ласково, как им хотелось?
— Именно так. Там разгорелись столкновения между местным населением и пришлыми маньчжурами.
— Местные дают организованный отпор?
— Они сопротивляются. Только у них нет единого центра, в то время как маньчжуры действуют хорошо организованными ордами.
— И вмешаться мы не можем?
— Никак нет. Пока. Из-за огромного плеча снабжения по неконтролируемым территориям. — Александр кивнул и Голицын продолжил. — Итак. Проблем с занятием и закреплением в Маньчжурии у нас нет. В этом плане мы получили вполне неплохие земли для раздачи переселенцам на довольно льготных условиях. Хуже дела обстоят с монгольскими кочевьями. Их немного задела гражданская война в Китае, но не сильно, а потому они остались весьма многочисленными.
— Нужна военная операция?
— Пока не знаю. Мы сейчас прощупываем почву. Совершенно уверен только в том, что для наведения порядка нам потребуется держать там приличный контингент. Кроме того, я убежден, нам потребуется высылать оттуда всех недовольных.
— Куда? У нас ведь идет борьба с кочевым животноводством. Вон сколько в той же Калмыкии мучаемся. Вы хотите создать еще один источник проблем? Как их выселять? Кочевьями? — развел руками Александр.
— Я думаю, что вполне нормально можно будет отправлять их в другие регионы на поселение семьями, но организованных не «до седьмого колена», как практикуют местные жители, а согласно новому гражданскому кодексу. Ведь в нем совершенно четко и ясно прописаны лица, которые относятся к членам семьи. Будем применять его на практике.
— И чем они там станут заниматься? Ни языка не знают, да и навыков никаких особых у них нет, пригодных для оседлой жизни.
— Как нет? У нас что, больше нигде в Империи нет животноводства? Конюхи там или извозчики не нужны? Я убежден, что работу получится найти для всех, кто пожелает честно трудится. А остальные? Хм. Их уже ничто не спасет. Кроме того, народа там живет довольно небольшое количество — едва ли больше полутора миллионов человек. Думаю, даже при массовых переселениях особенно много людей перевозить оттуда не потребуется.
— Само собой. Однако если мы начнем их серьезно притеснять и навязывать свои условия, они побегут через границу. Там ведь огромная территория, на которой и сейчас не сильно много людей. А если они побегут? С кем нам там работать?