те, предварительные соображения доложите по готовности. Когда Плотников, вернувшись к себе, вскрыл конверт, там оказалось два листка бумаги. На первом — точнее неровно разорванной его половине были часть императорского вензеля и рисунка какой-то диковинной птицы с длинным хвостом и мелкими зубами, растущими из клюва. Второй содержал краткую инструкцию: «В течение ближайшего месяца к вам обратится один ваш хороший знакомый. Если он отдаст вам ответную часть рисунка, передайте фигурантов ему с рук на руки. После этого вы и все остальные участники должны навсегда забыть об этом деле.»
Спустя пару часов, в кабинете Императора шел уже другой разговор.
— Присаживайтесь, Михаил Прохорович. У меня к вам несколько необычное дело. Нужно помочь нескольким товарищам, вернувшимся… ну, скажем, из-за кордона.
— Слушаюсь, Ваше, Величество. Позвольте вопрос: какова степень секретности?
— Высочайшая, Михаил Прохорович, самая высочайшая. Теперь подробности: во-первых, эти люди вам хорошо известны, собственно — вот фотографии.
— Как! Это же…
— Не надо лишних слов, Михаил Прохорович, даже здесь. Эти люди не только живы, но и невредимы. Весь тот спектакль разыгран для Европы. Или вы думаете, Альфреду удалось бы уговорить Вильгельма и Алессандро без весомых аргументов? Им нужно было увидели меня человеком, который начинает сходить с ума. И они увидели. — Александр посмотрел Михаилу Прохоровичу прямо в глаза. — Я никогда не разбрасываюсь людьми, преданными мне и Империи. Даже если они оказались недостойными занимаемого поста. Мои люди для меня значат очень много.
— Но как же ваш лозунг «Империя превыше всего»? — Несколько опешил, растерянный Михаил Прохорович Кривонос.
— Это не лозунг, это формула, по которой я живу. Сказанное мною ей не противоречит, ибо как вы будете относиться к делам Империи, если Империя будет плевать на вас? Интересы Империи вне всяких сомнений выше любых личных интересов. Но, я вижу в ваших глазах вопрос, — усмехнулся Император. — Да, решись они пойти против интересов России, то вопрос стоял бы иначе… Итак, Михаил Прохорович, вот вам конверт, вскройте его в своём кабинете лично.
Вернувшись к себе, Кривонос размашисто перекрестился: «Спасибо Господи, что не дал мне тогда усомниться. А ведь по самому краю прошёл». После чего вскрыл пакет, содержавший половину уже знакомого читателю рисунка и весьма подробные пожелания Императора о дальнейшей судьбе интересующих его людей.
Прошло несколько месяцев, и в одном из уездных городов необъятной империи поселился отставной капитан — кавалерист. Его сопровождали пожилой денщик гренадерских статей и две девицы: старшая дочь лет двадцати и внучка, оставшаяся от младшего сына, погибшего три года назад в Югославии. Осмотревшись на месте, капитан написал своим друзьям-сослуживцам, что городок, действительно, тихий, но не захолустный и жить в нём весьма приятно. Вскоре к нему присоединились несколько отставников, не наживших за годы службы ни семей, ни больших капиталов, а ещё чуть позже приехал и двоюродный брат, после отставки пошедший по торговой линии. Как трепался в кабаке его пьяненький приказчик, хозяин попытался закрепиться со своей коммерцией «в столицах», но не преуспел и решил податься с семьей и остатками капиталов куда-нибудь в провинцию. Впрочем, тех остатков вполне хватало для безбедной жизни. Неудавшийся купец приобрёл и отремонтировал двухэтажный дом с двором и небольшим садом, расположенный на тихой улице всего в нескольких кварталах от главной площади городка, и пригласил к себе жить всю компанию отставников во главе с братом. Обе его дочери так ладили с дочерью и внучкой капитана, что казалось, будто они росли вместе, что было решительно невозможно — ведь братья служили далеко друг от друга. А впрочем, чего не бывает на свете…
Глава 7417 сентября 1890 годаМосковская губерния
Александр прогуливался по набережной Золотого квартала, и обдумывал предстоящие дела. Тут было тихо, красиво и невероятно спокойно. Особенно сейчас, во время штиля, когда большое водохранилище превращалось в гигантское зеркало, окаймленное с дальнего берега густым лесом.
Еще до восшествия на престол Его Императорское Величество задумывался над тем, как лучше обустроить Москву для размещения в ней всех необходимых правительственных учреждений. Первоначально планировалось поступить по советской схеме и полностью перестроить город, заполнив его эпическими сооружениями. Однако после нескольких проектов, доведенных до масштабного макета, Александр решил поступить иным способом, а именно, уже опробованным ранее многими великими правителями, то есть, создать в качестве административного центра отдельный город или специальный район в рамках столичного мегаполиса. То есть, соорудить что-то вроде Версаля, только без уклона в увеселения.
Начались поиски места и несколько параллельных разработок проектов. В конечном итоге 12 апреля 1874 года было решено строить Золотой квартал в Можайском уезде Московской губернии. Далековато от границ Москвы того времени, но выделять этот комплекс в отдельный город не стали, положив основу распределенной структуре столичного мегаполиса, который должен был со временем не уплотняться в рамках своих колец, а напротив — прирастать удаленными районами, такими как этот Золотой квартал. Причем не просто так, а с высоким вниманием к транспортным коммуникациям: шоссе, электрички, метро, речной транспорт. Так, например, по проекту развития города к 1910 году все магистральные железнодорожные вокзалы должно было вынести за пределы города и перестроить в соответствии с самыми современными технологиями.
Кроме того, важным моментом стало то, что в рамках Садового кольца Москвы было разрешено возводить здания не выше пяти этажей и только по особым разрешениям с целью превратить центр столицы в изящный исторический центр России. Особенно налегали на архитектуру петровского и екатерининского «веков», получая, таким образом «изящную древность». Безусловно, были и другие допуски, например, стилизации под здания времен Ивана Грозного. Но основной вал построек носил характер петровского барокко и русского классицизма.
Доля первых монументальных высотных зданий перепала на Золотой квартал, ставший своего рода живым олицетворением «достижением народного хозяйства», вобрав в себя все то, что только могли сделать в Росси, пусть даже и в штучном виде.
Сам проект был представлен не только постройками чисто городского типа, но и серьезной работой с ландшафтом.
Ядром «преобразования природы» стало несколько увеличенное по сравнению с реальностью прошлой жизни Александра, Можайское водохранилище, достигнутое несколько более масштабной земляной плотиной, сооруженной на Москве-реке, чуть выше города Можайск. Благодаря чему площадь водохранилища увеличилась примерно на треть, а максимальная глубина достигла тридцати метров. Впрочем, не обошлось и без серьезных земляных работ по формированию набережной квартала, лишенной какой-либо природной неряшливости. Квартал вообще представлял собой строгую геометрическую пропорцию, в которой даже мощеные тропинки были проложены «по линейке».
Второй важной частью преобразования ландшафта предполагалось превращение всей округи, в радиусе пятидесяти километров от квартала в один сплошной лес, лишенный каких-либо жилых поселений. Причем не заброшенный бурелом, а практически эталонный германский лес, аккуратно расчищенный от завалов, в котором было на учете у местной службы лесников каждое дерево. Своего рода не лес, а дикий парк. Однако, когда Александр поинтересовался сметой расходов на его создание и обслуживание, то понял, что обустройство полноценной пограничной линии с контрольно-следовой полосой и прочими принадлежностями, выйдет как бы не дешевле. Ещё одним резоном против, стало слишком уж нарочитое отгораживание от местного населения — ведь лес предполагалось сделать закрытым для посещения извне, дабы избежать случайных гостей. В итоге пришлось умерить свои аппетиты и остановиться на объявлении этой зоны природным заповедником, внутри которого, как в коконе и расположился Золотой квартал с лесопарковой зоной глубиной в десять имперских верст от границы квартала. В поселениях же, расположенных по границам новоявленного заповедника, были организованы егерские хозяйства для его обслуживания, где стали работать физически крепкие и поразительно молчаливые новосёлы, а большую часть местных жителей завербовали на поселение в другие места, соблазнив весьма высоким заработками и хорошими перспективами. Остались, в основном, лишь старики. Такая полоса отчуждения была столь же надёжна, но менее заметна и обходилась гораздо дешевле.
Архитектурный комплекс тоже оказался на высоте. Гигантские, монументальные здания создавали поразительную атмосферу величия и могущества. В центре большой пространственной композиции стоял Имперский дворец съездов, напоминающим всем своим видом, так и не родившийся Дворец Советов, который планировали построить в СССР в тридцатые годы. Только вместо статуи Ленина на его вершине размещался обычный шпиль. Под стать ИДС были и другие, более скромные здания, охватывающие весь диапазон административных задач. Монументальность построек, своего рода даже гигантизм, выкупе с изяществом уходящих в высоту линий — вот на чем базировался визуальный облик Золотого квартала, который, кроме всего прочего был сосредоточением штучного, элитарного научно-технического прогресса Российской Империи. Даже железная дорога, идущая от отдельного терминала Киевского вокзала до Золотого квартала, и та являлась неимоверно дорогой в сооружении и потрясающей в своем качестве. Чего стоит только полностью железобетонное полотно, идущее на ее ста тридцати километровом пространстве, укрытое в сплошной железобетонный павильон. Двухъярусные дорожные развязки, звериные проходы, рельсы R80 из особой, легированной стали, экспериментальные электровозы носящиеся по этой дороге с совершенно немыслимой для 1890 скоростью — сто двадцать километров в час! Да не разово для рекорда, а в постоянной эксплуатации.