Особист, судя по нахмурившемуся лицу, особенно в курсе не был, но на всякий случай промолчал, решив выяснить, что Алексей имел в виду, чуть позже. И не при всех, понятное дело. Хоть и догадывался, о чем речь.
– Что предлагаешь? – с искренним интересом осведомился старший лейтенант. – В смысле кого?
– Сложный вопрос, – хмыкнул Леха. – Я в местных реалиях не шибко разбираюсь, вы – тем более. Но именно твои парни сейчас являются нашей основной боевой силой и прочей огневой мощью. С другой стороны, старшим по званию является товарищ лейтенант госбезопасности, поскольку по армейским меркам он полноценный капитан. И в нынешних делах всяко получше нас шарит… хм, понимает. Одним словом, предлагаю его. При условии, разумеется, что свои решения будет с нами оговаривать.
– А это разве единоначалие? – не сдержался космодесантник, широко при этом улыбнувшись. – Если все решения оговаривать? Сплошная, понимаешь ли, демократия!
– Не цепляйся к словам, Вова, – вздохнул Степанов. – И про демократию ты при мне лучше не упоминай, а то сильно ругаться стану! Ладно, перефразирую: решения принимаем совместно, но решающее слово останется за Иван Михалычем. Так лучше?
Локтев пожал плечами:
– Да мне все равно в принципе. Верно, мужики? Вот, и мужики тоже не против.
– Михалыч?
Прежде чем ответить, особист одернул давным-давно потерявшую былой вид гимнастерку, мельком пожалев про отсутствие поясного ремня и портупеи, и, прокашлявшись, торжественно сообщил:
– Ну, ежели товарищи согласны, готов, так сказать, принять командование сводным отрядом. Постараюсь оправдать высокое доверие. Приложу, как говорится, все силы.
И добавил уже своим обычным тоном:
– А насчет посоветоваться – так ты, разведка, не переживай. Решения, понятное дело, вместе принимать станем. Нам в словеса играть никакой надобности не имеется, нам нынче главное – фашиста в хвост и гриву бить.
– Вот и хорошо, – облегченно выдохнул Леха. – Тогда двинули. Вася, с пулеметом разобрался?
– Так точно! – отчего-то снова казенным тоном, видимо, ощутив важность момента, сообщил пилот. – И боеприпасы имеются, плюс гранаты.
– Тогда командуй, товарищ лейтенант!
И тихонько осведомился у стоящей рядом девушки:
– Ириш, ты как, идти сможешь? Часика два точно топать придется. То, что ты рюкзак нормально паковать не умела, я помню. А насчет ног как? Если сбила или мозоли натерла – сама знаешь, далеко не уйдешь. Мы сейчас не в турпоходе или экспедиции, а немножечко с фашистами воюем, сама должна понимать, не маленькая. Может, давай посмотрю?
– Нормально все, Леш, смогу, конечно! – испуганно дернулась девушка, вовсе не желавшая, чтобы парень касался ее ступней, порядком запревших в горных ботинках за сутки. – Главное, что ты рядом, а остальное мне теперь уж и вовсе не страшно…
– Ирка, по попе дам! На этот раз по-настоящему, ремнем!
Про то, что никакого ремня у него по вполне уважительной причине не имеется, Леха предпочел умолчать.
– Да честное слово, все нормально! И не сбила, и не натерла! Что я, дура, что ли?
– Ладно, только не геройствуй, душевно прошу! Как устанешь – сразу говори, понятно? Считай это приказом. А по дороге ты мне хоть в общих чертах, но про это самое «остальное» и расскажешь, договорились? И начнешь с того, как ты вообще здесь появилась!
– Договорились, – тяжело вздохнула Савушкина. – Только ты сильно не ругайся, хорошо? Знаю, что виновата, что дура набитая, что не должна была за тобой на ту скалу лезть, – при этих словах Степанов быстро переглянулся с понимающе усмехнувшимся спецназовцем, – но ты все равно сильно не ругайся…
– Сильно не буду, – хмуро согласился десантник. – Так уж и быть. Выкладывай давай, лягушка-хронопутешественница.
– Хорошо, Леша! – кивнула девушка. – Рассказываю…
Глава 6
И в беде не брошу друга никогда…
Что именно произошло, пятикурсница геологического факультета Ира Савушкина так и не поняла. Кое-как выбравшись на узкий карниз и со второй попытки обогнув угловатый выступ породы, девушка разглядела перед собой то, что совсем недавно увидел Леха – погруженную в скалу непонятную, но определенно металлическую штуковину, над поверхностью которой подрагивало марево потревоженного, будто бы горячего воздуха. О том, как она станет спускаться, девушка не думала: зачем? Леша ведь не спускался, значит, и она не будет. Подобраться ближе, чем на расстояние вытянутой руки, никаких шансов не имелось – и без того не шибко широкая каменная полка стала вовсе уж узенькой, ногу некуда поставить. В отличие от Степанова, она не оступалась: просто потянулась к странному мареву, поскольку видела с земли, что именно так и сделал бывший десантник. Потянулась – и дотронулась до него самыми кончиками пальцев.
После чего все – вообще все: время, пространство, сознание – исчезло в беззвучной ослепительной вспышке…
Очнулась Ирина поздней ночью. Практикантка лежала на земле, подвернув под себя левую, отчаянно затекшую руку. Пока поднималась на ноги и приходила в себя, массируя потерявшую чувствительность конечность, в которую впивались тысячи болючих иголочек, осмотрелась. Практически ровное открытое пространство, то ли поле, то ли луговина; примерно в полукилометре – темная полоса леса. На поле возвышаются несколько курганов или холмов, в первый момент принятых девушкой за стога сена. Разве что каких-то излишне угловатых, что ли, очертаний? Но, приглядевшись повнимательнее, благо вышедшая из-за облаков луна давала достаточно света, превращая окружающее в не слишком четкую черно-белую фотографию, поняла, что ошибалась.
С масштабом она не угадала, как порой и случается в темноте, когда трудно, практически невозможно точно определить расстояние до объекта, будь то хоть дерево, хоть скала, равно как и его размеры. Угловатые холмы-курганы-стога оказались самыми натуральными танками, причем находящимися куда ближе, чем показалось вначале. Какими-то неправильными танками, вовсе не такими, какие Ирка видела по телевизору, когда на 9 Мая транслировали ежегодный Парад Победы. Какими-то гораздо меньшими по размеру и куда более угловатыми. Но в том, что это именно танки, а не, допустим, трактора или сельскохозяйственные комбайны, Савушкина не сомневалась. Вон и башни с пушкой можно разглядеть, и гусеницы, и крупные белые номера на серебрящейся в неверном лунном свете броне, покрытой капельками предутренней росы. Впрочем, справедливости ради, стоило заметить, что у некоторых боевых машин башни вовсе отсутствовали, отчего-то валяясь рядом, а гусеничные ленты причудливыми змеями извивались по выгоревшей до грунта, аспидно-черной земле…
И еще тут как-то странно пахло.
Странно и тревожно, что ли? Примерно так, как пахнет на недавнем пожарище – гарью, бензином, обуглившейся краской и резиной. Эти запахи были знакомы – когда лет десять назад полыхнул гараж соседа дяди Вити, сгорев вместе со стоящей внутри старенькой «девяткой», во дворе воняло точно так же. Ирка с товарищами, понятное дело, ошивались неподалеку, пока не уехали пожарные – пропустить подобное зрелище для дворовых подростков было просто немыслимым. Потом все вместе получали заслуженных люлей от родителей, поскольку пропитавшуюся гарью одежду пришлось перестирывать…
Но было и еще кое-что.
Легкий ночной ветерок внезапно изменил направление, окатив девушку густым амбре, отчего-то пахнущим горелым мясом, словно кто-то позабыл на газовой плите сковородку с безнадежно сгоревшим ужином, превратившимся в почерневшие угли. Практикантка несколько секунд хмурилась, пытаясь ОСМЫСЛИТЬ, что может быть общего у столь разных запахов. Нет, с первыми-то еще более-менее понятно, но вот с последним?
А затем, когда внезапно ПОНЯЛА, что это означает и что объединяет сгоревшие танки и этот душный смрад, сдавленно вскрикнула и бросилась, не разбирая дороги, к лесу. Бежала недолго, уже метров через двадцать ботинок попал в какую-то не замеченную в темноте яму, и девушка, чудом не вывихнув лодыжку, с размаху плюхнулась на колени и ладони. Пару минут ее тошнило – балансирующее на грани обморока сознание кричало, что нужно успокоиться, что Леша, когда она его найдет, не должен видеть ее в таком виде, – но помогало плохо. Затем, когда рвать стало просто нечем и выворачивавшие опустевший желудок мучительные позывы сменились не менее мучительной икотой, Ира из последних сил отползла на пару метров в сторону. И, вытерев рот рукавом ветровки, легла на землю, свернувшись калачиком и прижавшись покрытой холодным потом щекой к одуряюще пахнущей траве.
Обостренный чудовищным стрессом разум внезапно совершил очередной неожиданный выверт, и Савушкина вспомнила, где она видела подобные танки. Ну да, все верно, прошлой весной она ведь сама читала младшему брату иллюстрированную энциклопедию, посвященную истории отечественного танкостроения! Там и видела, особо не вдумываясь, понятное дело, ни в смысл текста, ни в содержание цветных картинок. А сейчас вот взяла и вспомнила, узнав характерные силуэты бронемашин… ну, как минимум одной из них, высокой и узкой, со смешными люками на башне, чем-то напоминающими уши мультяшного диснеевского мышонка…
Осознание того, что она, вероятнее всего, каким-то неведомым образом оказалась в далеком прошлом, особенного шока уже не вызвало. Во-первых, мозг просто отказывался воспринимать новую информацию, пусть даже и такую потрясающе-пугающую, а во-вторых? Во-вторых, где-то совсем недалеко находится Степанов, которого она просто обязана поскорее отыскать. И все ее проблемы закончатся – он умный и сильный, вот пусть и думает дальше…
Полежав с полчаса и основательно продрогнув – хоть ночь была теплой и безветренной, девушку бил нервный озноб, – Ирина заставила себя подняться на ватные ноги. Та крошечная часть ее разума, что ухитрилась сохранить способность рассуждать логически, настоятельно кричала: нужно уходить, здесь небезопасно.