Десантник. Остановить блицкриг! — страница 2 из 43

– Понял, спасибо. Пошли?

– Куда? – на миг опешил тот.

– Мужиков выручать, куда ж еще? – пожал плечами Леха. – Долго они не продержатся, сам ведь знаешь.

– Но…

– Слушай, братишка, – десантник спокойно взглянул в глаза спецназовца, благо лицевой щиток тот убрал еще в самом начале разговора. – Ну, хочешь, оставь здесь одного из бойцов, но поверь, не будет никакой перезагрузки этого вашего портала! По крайней мере, прямо сейчас. Помоги ребят выручить, тут делов-то на пять минут от силы. А нет – сам пойду. Мне, если уж начистоту, до сих пор противно оттого, что согласился с вами уйти. Предателем себя чувствую. Там мое место, с мужиками рядом…

* * *

Батищев прекрасно осознавал, что долго они с летчиком не продержатся. Максимум несколько минут – ровно до того момента, когда немцы окончательно поймут, что генерал-полковник с остальными офицерами мертвы, и забросают избу гранатами. Но и несколько минут в их ситуации тоже немало, можно постараться подороже продать свою жизнь. Свою – и сержанта Борисова. Эх, останься с ними Степанов, наверняка что-нибудь бы придумал, здорово у него это получалось, но раз его нет, придется самим справляться. Да уж, Степанов… как подумаешь, КТО он на самом деле, – аж голова кругом! Это ж сколько всего важного он мог порассказать! Ведь, ежели он из будущего, значит, и информация у него в голове поистине ценнейшая! Но – не срослось. Больно серьезные бойцы за ним из этого самого будущего прибыли, с такими не поспоришь.

С другой стороны, фрицев в деревне столько, что даже они б не справились. Так что не о чем и сожалеть. Пусть лучше они с Васькой погибнут, а эти – уйдут. А считать ли Степанова предателем и дезертиром? Это с какой, собственно, стати? Из-за того, что со своими ушел? Глупости. Полная чушь! Как тот боец в невиданных латах сказал, если останется – вся будущая история может псу под хвост полететь. И кто его знает, не станет ли оттого только хуже? Они уж небось на всякие далекие планеты летают, на Марс там или еще куда подальше, а тут раз – и все порушится. Поди, и коммунизм уже построили! Нет уж, сами как-нибудь разберемся! Тем более Гудериана со всем ихним штабом вон грохнули, значит, нашим уже полегче станет. Да и тот фриц, которого Степанов захватил и на самолете привез, тоже ценная птица. Все польза.

Вздохнув, особист поудобнее пристроил на ребре перевернутой лавки ствол трофейного автомата. Скосив глаза, убедился, что два запасных магазина лежат под рукой, рядом с пистолетом и смертоносным зеленым мячиком – подаренной нежданными гостями гранаты. Борисов засел парой метров левее, за опрокинутым на пол массивным буфетом. Позицию он выбрал с таким расчетом, чтобы держать под обстрелом сени, откуда наверняка полезут немцы, и два окна на боковой стене. Из оружия у него имелся карабин с несколькими обоймами и пистолет, тоже, разумеется, трофейный.

Непонятное излучение, скрывающее избу и поглощающее любые звуки, которое осназовцы в чудных защитных костюмах называли «фантом-полем», продержалось примерно столько, сколько и обещали, – около минуты. Про фантомов, иными словами – призраков, лейтенант слышал, а вот при чем тут поле – не понял. Поле оно поле и есть. Хоть колхозное, хоть ратное.

Затем заметная в проеме невесть куда исчезнувшей бревенчатой стены рябь, напоминающая воздушное марево над раскаленной поверхностью, моргнула сильнее обычного и пропала, словно ее и вовсе не было. Один из стоящих неподалеку гитлеровцев, боковым зрением заметивший нечто необычное, лениво повернул голову. В следующий миг его глаза расширились, став размером с пятикопеечные монеты, и он вскрикнул, привлекая внимание товарища. Несколько секунд оба ошарашенно пялились на покосившийся сруб, внутри которого теперь можно было рассмотреть нехитрое убранство комнаты, затем почти синхронно сдернули с плеч карабины:

– Alarm!

Все, ждать дальше нельзя. Если подойдут ближе, могут заметить и сваленные в противоположном углу трупы.

– Огонь! – сам себе скомандовал Батищев, плавно выжимая спуск. Автомат грохотнул недлинной очередью, корытообразный затыльник приклада ударил в плечо отдачей, затарахтели по дощатому полу стреляные гильзы. Первый фриц – Иван Михайлович даже не заметил, что уже во второй раз назвал фашистов придуманным Степановым прозвищем – рухнул сразу, получив несколько попаданий в корпус. Второй, судорожно дергая затвор «98К», успел сделать несколько шагов, прежде чем отправился следом за камрадом.

С улицы раздались крики и топот множества ног, с размаху грохнула о стену рывком распахнутая наружная дверь.

«Видать, генеральская охрана всполошилась, – отстраненно подумал особист, не отрываясь от прицела. – Так поздно спохватились, поздно. Нету больше вашего Гудериана, пристрелил я его. Ну, летун, твой выход, не подведи…»

Борисов не подвел: ведущая в помещение внутренняя дверь еще только начала раскрываться, когда его карабин оглушительно бабахнул – раз, другой. Вбежавший в хату офицер с лысыми лейтенантскими погонами дернулся, словно наскочив на невидимую преграду, и ничком рухнул на пороге; выпавший из руки пистолет глухо стукнул об пол. Идущий следом немец с воплем завалился на спину, с грохотом что-то перевернув. Молодец, сержант, хорошо стреляет! Сени узкие, так что теперь там особо не развернешься. Остальным придется или по трупам вперед лезть, или сначала их на улицу вытаскивать.

Карабин выстрелил еще раз – видимо, со своей позиции Борисов видел больше, чем особист. Передернув затвор, Василий торопливо зажал зубами снаряженную обойму, готовясь перезарядить оружие. Все, через сени они, скорее всего, пока соваться не станут – поняли, что вход под огнем, а сами стрелять не решаются, опасаясь попасть в Гудериана с камрадами. Значит, полезут через пролом, что для них с Васькой только хуже…

Получив отпор, немцы на несколько минут затихарились, видимо, прикидывая, как поступить. Штурмовать вроде бы рискованно, поскольку можно и командующего 2. Panzergruppe ненароком в Вальхаллу отправить. Но и надолго откладывать атаку тоже глупо, иди, знай, что там сейчас русские с генерал-полковником делают? Вдруг пытают, совсекретную информацию выведывая, как в ихнем кровавом «гэпэу» принято?

В итоге кто-то из гитлеровских командиров принял решение попытаться разрешить все миром: со стороны исчезнувшей стены осторожно подошел офицер в звании гауптмана с белым платком в руке. Или не платком, а какой-то тряпкой, возможности вглядываться у Батищева не было. Решительно помахав импровизированным флагом над головой (а то вдруг стрельнут, кто этих диких азиатов разберет?), он сообщил, на первой фразе ощутимо дав петуха:

– Hey, Russisch! Ich muss mit Herrn General sprechen! Mit Herrn Guderian alles in Ordnung?[1]

Поколебавшись пару секунд, особист прокричал в ответ, с трудом подбирая слова:

– Diskussion nicht. Es ist – ich garantiere, dass Sie uns nicht töten![2]

– Вась, брось-ка мне его фуражку.

– Кого, тарщ лейтенант? – переспросил летчик. Батищев мысленно выругался: ну да, немецкого-то летун не знает!

– Да Гудериана этого! Ну, который генерал!

– Понял… – Сержант дотянулся до валяющегося под столом головного убора. – Ловите.

Фуражка с противопыльными очками на тулье скользнула по полу в руки особиста. Придирчиво оглядел ее – крови вроде бы нигде не заметно, да и откуда? Когда он Гудериану башку прострелил, она на краю стола лежала, а тело назад завалилось. Поколебавшись секунду, выбросил наружу, стараясь не высовываться из-за своего не слишком надежного укрытия:

– Der General hat mich gebeten, zu! Anfragen nicht zu schießen! [3]

Немец подобрал плюхнувшуюся на землю фуражку, автоматически охлопал рукой, выбивая пыль. Неуверенно взглянул куда-то вбок, похоже, просто не зная, как теперь поступить. Вопросительно дернул головой, из чего Батищев сделал вывод, что где-то вне пределов его зрения находится еще кто-то из офицеров рангом повыше. Ну, да и хрен с ними со всеми! Довольно комедию ломать да время тянуть, помощи всяко не будет – неоткуда.

Невесело усмехнувшись, Иван Михайлович чуть приподнял ствол и дал короткую очередь над головой фрица. Глупо, конечно, зазря патроны тратить, но просто не хотелось стрелять в парламентера. Хоть фашистам в аналогичной ситуации вряд ли подобное даже в голову бы пришло.

Гауптман, выронив фуражку, метнулся в сторону, скрывшись за углом. В ответ часто захлопали карабины, на голову посыпались выбитые из стен и потолка щепки и какая-то труха, негромко тренькнуло разбитое пулей оконное стекло: все еще боясь попасть в начальство, немцы стреляли поверху. Ну, это понятно: хотят прижать их огнем, чтобы головы не могли поднять, и под шумок взять избу штурмом. Еще несколько секунд – и полезут всем скопом, сейчас им на потери плевать, главное – генерал-полковника спасти. Вот и все, собственно, одним автоматом и карабином всех никак не положишь…

Какая-то мысль не давала особисту покоя; что-то, связанное с услышанным только что звуком… блин, ну конечно же! Окно! Обойдут хату с этой стороны – и постреляют их с летуном в спину! Или как минимум увидят в углу трупы начальства, после чего перестанут осторожничать и ударят гранатами!

– Васька, окна держи! – рявкнул особист. – Иначе обоим кранты!

Предупреждение пришлось вовремя: Борисов едва успел развернуть ствол, как в оконном проеме показалась голова в глубокой каске. Бах! Почти попал – пуля расщепила раму, расколотив заодно и стекло. Немец, по лицу которого ударила щепа и осколки, вскрикнул, инстинктивно отшатываясь, и в этот момент летчик выстрелил повторно. На сей раз без промаха. Дернув головой, фашист рухнул навзничь – винтовочная пуля пробила шлем навылет. Выбросив стреляную гильзу, Василий торопливо впихнул в приемник обойму, перезаряжая карабин. Надавить пальцем, загоняя патроны в магазин, выбросить пластину, дослать в казенник первый патрон. Простейшая и вовсе не долгая процедура… если у тебя есть в запасе хотя бы несколько секунд. У Борисова их не было – во втором окне уже тоже замаячила голова гитлеровского солдата.