Программист хватанул еще настойки. Спиртное лилось горячим потоком по жилам. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
Сегодняшний день отнял у него надежду. Он так рассчитывал на эти диски. Он уже предвкушал, как получит их. Как пустит в оборот. И избавится от страха. От преследования. Свершится то, о чем грезилось в последние дни — он станет обычным человеком, а не прыгающим по бугоркам зайцем, рядом с которой бьет фонтанчиками земля от дроби охотничьих ружей.
— Криминальная хроника. — На экране телевизора миловидно улыбнулась дикторша. — Новые мафиозные войны в Подмосковье. Сегодня около восьми вечера жители подмосковного Реутова были встревожены артиллерийской канонадой. На этот раз исламские террористы были ни при чем. Сводили счеты мафиозные группировки. На месте обнаружен труп Александра Воронцова, больше известного в криминальных кругах как Саша Афганец…
Бруевич кинул задумчивый взор на экран. Почему-то его задела за живое эта в мажорном тоне изложенная дикторшей информация. Саша Афганец. Наверное, бывший «афганец». Прошел через войну. Вернулся. А сейчас валяется в судебно-медицинском морге… И он, Бруевич, мог бы устроиться где-то рядом. У них разные судьбы. И попали бы туда по разным делам. И на время стали бы добрыми соседями перед тем, как найти последний приют на одном из московских кладбищ.
Мертвенно светящие лампы. Кафель. Алюминиевые столы. И синюшные тела. Одно из них — Бруевича. От этой картинки стало не по себе. Такая противная вещь. Тот ужас, который ты не добрал в минуту опасности, потом вползает удавом в душу и сдавливает тебя душными кольцами.
Запоздалый страх большой искусник на такие яркие картинки. Тело в морге рядом с тем самым афганцем. Скальпель патологоанатома взрезает бесчувственное тело. Это могло бы случиться с ним, с единственным и неповторимым, с центром этой Вселенной. И не было бы для Бруевича на этой земле завтра. И солнца не было бы. И луны. И этой квартиры. Если бы он сам поперся на квартиру, а не послал бы случайной подвернувшегося ханыгу. И если бы не догадался сунуть ему в карман мобильный телефон.
— На улице Зеленой произошло бытовое убийство на почве распития спиртных напитков, — продолжала перечислять дикторша криминальные новости мегаполиса. — На Литовском бульваре обнаружен с колото-резаными ранами труп кавказца…
Трупы. Трупы. Трупы. И не затупятся ножницы того, кто в этом гигантском городе обрезает нити жизни. У него много работы — изо дня в день.
Те, кто охотятся за ним, все-таки вычислили Аллу. И неизвестно кого еще. Они широко раскинули свои сети. Надо бежать… Надо бежать из города. В тайгу. В Сибирь… Кто его найдет в тайге, в Сибири?
А может, за бугор умотать? Хотя бы на Украину… Не выйдет. Загранпаспорт на его квартире, а туда не попадешь — опасно.
Плохо все. Безысходно…
Яркие, наверное, в морге лампы. И под ними мертвое тело. Его тело…
На этот раз он налил полный стакан. И махом опрокинул его. Крякнул — дыхание перехватило…
Анжела с одобрением посмотрела на него. Если мужик пьет, значит, душевно выздоравливает.
После двух третей бутылки он отключился. Повалился на диван. И захрапел.
Анжела ласково поцеловала его в щеку. Потратила какие-то полчаса, чтобы наспех привести себя в порядок. Жирно накрасила губы. И отправилась на работу.
Сбылась ее давняя мечта — она поднялась в табеле о рангах, переместившись из придорожной забегаловки в приличную гостиницу. Притом в самый центр, считай у Кремля — в «Россию», которую еще прозывали «Кавказской пленницей». Говорят, лет десять назад, когда она была государственной, ее облюбовали дети южных народов. Любовь эта была настолько крепкой, что при начале дележа государственного имущества ее приватизировали чеченцы.
Анжеле здесь нравилось. Работала четвертый день. Правда, платили не намного больше, чем на улице. Зато куда спокойнее. Клиентов полно. Менты свои — только успевай отстегивать, да иногда обеспечь субботник — это дело житейское, не жалко.
Привела ее сюда подружка Лиля, исполнившая давнее обещание. И теперь они дежурили в свободном номере. Тихо звучал телевизор на неизменном музыкальном канале. Вечер не задался — ни одного завалящего сексуального страдальца. Поэтому время пережигалось на болтовню, сплетни. Лиля перемывала косточки своим клиентам, не скупясь на уничижительные характеристики.
— На вид — снежный человек. Йетти. Волосатый. Обезьяна, ей-богу… Ну, думаю, этот сейчас меня сделает. Не поверишь, инструмент маленький, тоненький, кривенький… У них в Германии там много таких. Страна импотентов…
— Понятно, — задумчиво кивнула Анжела…
— В прошлом году, помню… — продолжала журчать Лиля. Опыт у нее был богатый, хотя по виду — совсем малолетка. На ее невинный вид и голубые глаза клевали многие.
Анжела слушала ее невнимательно.
— А ты чего? — Лиля, наконец, прикрутила немного вентиль и обратила внимание на странно мечтательный вид подруги.
— Да у меня все ништяк. С парнем сейчас живу, — вдруг преисполнилась гордости Анжела. — Хороший такой мальчишечка. Такой здоровый. Борода классная… И у-умный…
— Чего, образование верхнее?
— Кандидат наук.
— Бог ты мой, как тебя угораздило? — ехидно произнесла Лиля. — Голозадый, нищий, зато в мозгах куча философского дерьма, которое никак не обращается в бабки.
— Да нет, бабки у него есть. Немного, но есть.
— Короче, ты его кормишь!
— Не кормлю! Помогаю. — Понизив голос до заговорщического, она произнесла: — Он скрывается.
— От кого?
— От бандитов, наверное. Или от ментов… Или от КГБ…
— Да ладно насвистывать!
— Правду говорю.
Тут телефон зазвенел. Звонила дежурная по восьмому этажу:
— Девочки, вас там заждались.
Лиля положила трубку.
— Ну что, подружка. Пошли. Тебе надо деньги на твоего беглого умника зарабатывать…
Человек так и стоял на коленях. Похоже, его эта поза вполне устраивала. По щеке текла одинокая слеза. Он вызывал у Анзорова чувство гадливости и презрения. И, как ни странно, жалости.
— Встань! Выпрями спину! Будь мужчиной! — прикрикнул депутат, как на непослушного пса.
Невысокий мужчина неопределенного возраста, с жиденькими волосами и пухлыми щеками, поднялся.
— Снимите с него наручники, — велел Анзоров. — Он опасен не больше дождевого червя.
— Спасибо, спасибо, — закивал человек.
— Тебя как звать, свинья?
— Анатолий Алексеевич.
— Алексеевич. Это серьезно… Ну присаживайтесь, Анатолий Алексеевич.
«Шестерки» притащили в сырое подвальное помещение мягкие стулья. Пленный осторожно присел на краешек и уставился в пол. Его била дрожь.
— Ты мне скажи, чего у тебя, насекомого, общего с Сашей Афганцем? Отвечай, свинья!
— Ничего… Ничего…
— Ты откуда такой взялся?
— Из Новосибирска. Я бизнесмен.
— И чем ты торгуешь, козел прыгучий? — Депутат Госсобрания в выражениях не стеснялся.
— Продукты питания.
— Фирма своя есть?
— Не на меня записана.
— И зачем Саше твоя фирма?
Анатолий Алексеевич болезненно поморщился и промолчал.
— Ты жив, пока говоришь правду. Понял, насекомое?
— Да, да…
— О чем ты с ним говорил?
— У меня проблемы… На меня лица, имеющие отношение к преступному миру, начали оказывать некоторое давление. Сопряженное с угрозами насилия и даже убийства.
— Языком чешешь, как швейной машинкой строчишь…
— Извините. — Человек съежился, ожидая удара.
— Короче, на тебя, лоха убогого, наехали бандиты, — подытожил чеченский депутат.
— В общем… Да…
— И что?
— Их аппетиты показались мне неумеренными.
— Говори по-человечески. Много запросили?
— Много. Очень много…
— И ты призвал на помощь Сашу Афганца.
— Мне знакомые его порекомендовали. Сказали, что этот молодой человек владеет опытом разрешения подобных проблем.
— И как ты их хотел решить?
— Не знаю. Ну, чтобы он попугал их со своими ребятами. Или убил бы…
— Ты, червяк, хотел киллера нанять?
— Ну, хотел.
— За сколько?
— Я располагал пятьюдесятью тысячами долларов. Больше было затруднительно.
— Пятьдесят тысяч, — хмыкнул до того молчавший Султан.
— Я не бедный человек, — горестно вздохнул новосибирский бизнесмен. — Хотя и не богатый. Те люди хотели гораздо большего.
— Когда ты первый раз увидел Сашу?
— Мы договорились встретиться сегодня. Я подъехал на Щелковский автовокзал. Он взял меня в свою машину. В Реутове сидели и мирно беседовали… Тут так все неожиданно произошло. — Пленник всхлипнул, вытер ладонью лицо. — Не убивайте… Пожалуйста.
— А зачем ты нам нужен? — в голосе Султана засквозила заинтересованность.
— Я заплачу.
— Пятьдесят тысяч долларов?
— Больше у меня нет…
— А если уши резать начнем? — широко улыбнулся Султан.
— Больше семидесяти тысяч долларов я не могу отдать!
— Семьдесят. — Анзоров посмотрел на пленника, потом на воодушевившегося Султана, почуявшего запах денег. — Вы пока поторгуйтесь. — Он поднялся со стула.
— Поторгуемся, — многообещающе произнес Султан.
Депутат вышел. Голова его болела, стискивало виски. Хотя тупая злость и раздражение немножко отступили. Странно, но разговор с этим неказистым и бесполезным человечишкой немного успокоил его. Приятно созерцать раздавленного червяка, который преданно смотрит на тебя и ждет решения своей участи.
Анзоров поднялся из подвала наверх. Вышел на улицу, в промозглый вечер. Кивнул одному из телохранителей:
— Бадри, останешься здесь. Будешь сторожить пленного. Там Султан с ним насчет выкупа беседует. Будь в курсе. Доля наша.
— Понял, — кивнул телохранитель. Слова хозяина насчет денег его воодушевили. Анзоров никогда не обделял своих бойцов при дележках.
— Поехали, — кивнул депутат своему главному телохранителю Ломали Хамидову.
Роскошный, как рояль, бронированный «Мерседес» качнулся под весом Анзорова, кожаные сиденья мягко приняли тяжелое мускулистое тело. Машины тронулись. Депутат расслабился. Головная боль отступала. Он прикрыл глаза и задремал.