Довольно скоро выяснилось, что магазин так же может стать местом, где экономные модницы найдут себе портниху. Этой портнихой и стала Нинка. А чтобы клиенткам не ходить далеко, мастерскую она открыла в подвале при магазине. Теперь она вместе с помощницей строчила копии шанелевских и диоровских шедевров, зарабатывая достаточно и на дочкин лицей, и на репетиторов и на свои собственные потребности.
Поступив в лицей, дочка большую часть времени стала жить у бабушки, и Нинка впервые за много лет задумалась о своем женском одиночестве. Привычка решать все проблемы оперативно и без рефлексии с годами окрепла, так что к поиску любимого мужчины Нинка подошла с привычной уже деловитостью. Зарегистрировавшись на сайте знакомств, она приступила к отбору возможных кандидатов: гадкие предложения пропускала мимо ушей, в перепалки с дураками не вступала, завышенных требований не предъявляла. Прошедшие первичные тесты в кафе, потенциальные счастливчики приглашались к Нинке домой. И тут они уже получали возможность проявить себя во всей красе.
Как показала практика, развратники, явившиеся с цветами или тортом, оказывались бесперспективны. Букеты, как правило, заканчивались после первого же свидания, тортик же кавалер съедал на ужин, доедал утром, а потом объявлял Нинке, что вообще-то на завтрак предпочитает яичницу с беконом. На том и прощались. Те, что позаботливее, звонили с дороги с вопросом, не зайти ли в магазин. С этим материалом уже можно было работать.
— Зайти. В ювелирный, — с хриплым хохотком отвечала Нинка.
До финиша дошли Андрей, четко выполнивший просьбу и явившийся с серебряной ложечкой, и Мишка, притащивший пять килограмм картошки.
За окном сгущались сумерки, падал снежок — наверное, потеплело — и еще долго можно было бы сидеть вот так, то смеясь, то молча, но внизу громко хлопнула дверь. Плачущая Санька ввалилась в гостиную, не раздеваясь, прямо в куртке и ботинках, без шапки и с размотанным шарфом. Не в силах сказать ни слова, она глядела на выбежавшую на лестницу Ольгу.
— Сань, что такое? Тебя обидели? Что?
За Ольгиной спиной толпились испуганные подруги. Первым порывом было подбежать к дочери, обнять, проверить, цела ли она, не избита ли, но Санька затрясла головой и выдохнула с новой порцией рыданий:
— Папа…
Глава 9
Май
Нинка ждала Ольгу во внутреннем дворике у дверей Камерного зала. Джазовый концерт в Доме музыки был очередным приятным поводом встретиться и поболтать. Барсуковы уже были внутри, кормили в буфете бутербродами голодного после работы Леньку. Ольга опаздывала, впрочем, Нинку это не очень беспокоило: обычно начало концертов задерживалось минут на десять. Без пяти семь Ольга спустилась по лестнице во внутренний дворик перед входными дверями и, сразу зацепившись взглядом за черно-белый Нинкин плащ, быстро направилась к ней.
— Извини, не смогла сбежать раньше. Шеф отправил на какой-то идиотский бизнес-семинар. Я среди этих детишек чувствовала себя просто старой проституткой, которой рассказывают о тычинках и пестиках.
Нинка улыбалась уголками рта и одобрительно разглядывала подругу: летнее пальто и платье-футляр из шелковистой чесучи, китайская нефритовая шпилька, прочно удерживающая небрежный на первый взгляд пучок рыжих волос на затылке. Слишком объемная для хрупкой фигуры сумка, но что поделаешь, завтра суббота, а Ольге, чтобы не засиживаться в конторе допоздна, часто приходилось брать работу домой.
Свет в зале притушили, едва женщины успели занять свои места и поцеловаться с Барсуковыми. Оказывается, в этом году исполнилось девяносто лет со дня рождения Колтрейна и Дэвиса, жаль, что ни один из джазовых гениев до этой даты не дожил. Впрочем, музыканты по этому поводу сильно не печалились, не унывали, а задорно щелкали пальцами и, начиная новую пьесу, кричали «ван-ту-фри». Войдя в раж, пианист вскакивал из-за рояля, чтобы продирижировать оркестром, затем снова набрасывался на блестящие клавиши, продолжая тем не менее зорко следить за резвыми молодыми тромбонистами.
Не очень понятно было, почему Колтрейна нужно было обязательно исполнять в белых сорочках и галстуках, а Дэвиса можно было играть в черных футболках, но Нинку этот вопрос занимал меньше всего. Поглаживая указательным пальцем шею под ухом и опершись локтем о перила балкона, она задумчиво смотрела на пианиста.
— Все-таки по-настоящему элегантный мужчина должен носить лакированные штиблеты и красные носки.
— Ужас какой. И где ты такое видела?
— Да вот же, у Бутмана в оркестре.
— Точно, — Наталья прищурилась, затем хихикнула.
Сидевший рядом Ленька ревниво покосился на жену лиловым глазом: о чем там смеются без него?
Во время антракта вся компания пересела на свободные места на центральном балконе, отсюда оркестр был виден лучше, но вместе с тем появилось и другое зрелище. Сидевшая перед Ольгой молодая пара, казалось бы, испытывала друг к другу глубочайшее отвращение. Откинувшись в противоположные углы своих кресел, они внимательно слушали музыку и ни разу не отвлеклись от сцены.
— Как ты думаешь, что их связывает? — Повернулась Ольга к Нинке.
На сцене исходили страстью саксофон с трубой, и можно было не опасаться, что ее услышат посторонние уши.
— А ты посмотри внимательнее.
Ольга вытянула шею. Нога девушки в прозрачном чулке лежала поперек колен ее спутника, его пальцы отбивали ритм на тонкой щиколотке.
— Внимательно смотри, женщина. Может, что и вспомнишь.
Нет, обижаться на Нинку было совершенно невозможно.
Отказавшись от предложения Барсуковых подвезти, Ольга с Ниной медленно шли вдоль по набережной. Болтать о повседневной суете не хотелось, а вспоминать смешные и печальные события рождественских дней не было необходимости: острая фаза Ольгиного горя уже миновала.
В тот всем памятный вечер Артем, сильно напившись, умудрился упасть и приложиться затылком к деревянным ступеням ресторанной избы. Замерзнуть он не успел, потому что Санька обнаружила его почти сразу. Позвав на помощь Барсука с Никитой, она первым делом бросилась домой пугать мать. После всей суеты с визитом в травмпункт и возвращением в Москву реакция Артема на все произошедшее была довольно неожиданной: вернувшись домой, он сразу собрал свои вещи и съехал.
Ольга молча наблюдала, как заполняются две большие сумки и чемодан, а потом ушла на кухню и вернулась оттуда только, когда хлопнула входная дверь. Одежду и рабочие документы муж забирал еще дважды, пока окончательно не опустели встроенные шкафы в спальне и коридоре, оба комода, несколько книжных полок и шкафчик в ванной. Обнаружив вечером в почтовом ящике ключи от квартиры, Ольга проплакала всю ночь, время от времени проваливаясь в дремоту, а затем проснувшись и вспомнив о своей беде, начинала плакать снова. Наутро она набрала на телефоне номер Нинки, но что она могла сказать подругам? Исправить ситуацию было невозможно, умолять бесполезно, а выглядеть в глазах по-своему благополучных женщин несчастной и жалкой казалось слишком унизительно. Ольга нажала «отбой» и, выключив телефон совсем, повалилась головой в подушку.
Уже через час Нинка, Маришка и Наталья были у нее. Внимательно посмотрев в распухшее лицо подруги, Нинка отставила в сторону бутылку «Фанагории» и достала из своего пакета «Арарат». Наталья, со значением взглянув на подруг, выставила на стол тубу Энтеросгеля.
— Я человек старомодный, предпочитаю активированный уголь, — заметила Нинка голосом школьной учительницы, но потом смягчилась. — Но и эта гадость сойдет. Оль, давай пить на кухне, там уютнее.
Еще через час Ольга, не стесняясь подруг, рыдала в голос. Особенно сильный поток слез вызвало перечисление уступок и жертв, на которые она пошла ради Артема и его родителей. Как-то так получилось, что с годами семейной жизни границы дозволенного для Артема расширялись, а для нее сужались. И вот она уже постоянно чувствовала невидимую преграду, не позволяющую ей задержаться после работы, не ответить на звонок накануне нахамившей свекрови, отвернуться к стене и спать дальше в ответ на мужнино «а где мои носки».
— И ведь Артем ничего такого не просил, заметь, ты сама себя в это беличье колесо загнала. — Жалеть ее никто не собирался.
— И сижу теперь в нем, как суслик в зоопарке. Аааа…
— Суслик?
Смеяться в голос подруги постеснялись, так как пока было не ясно, чего дальше ожидать от Ольги. Во всяком случае, уж точно не того, что она сделала в следующую минуту. Высморкавшись в вышитую салфетку из-под блюда с фруктами, брошенная жена встала, открыла дверцу холодильника и задумчиво уставилась в его почти пустое нутро.
— Ты что, Оль?
— Ой, девочки, Мой Никита после своих «мозговых штурмов» там всегда вилки ищет… — Подала голос Маришка.
— Что-то есть захотелось. Подруги, вы как?
— Мы только «за». Но у тебя в холодильнике мышь повесилась. Давайте пиццу, что ли, закажем. Или осетинские пироги.
Предусмотрительная Нинка захватила рекламный листок из ближайшей пиццерии, и уже через тридцать минут, на пороге ждал курьер с двумя большими плоскими коробками.
Нинка всмотрелась в экран домофона.
— Хорошенький. Оль, не пугай его своей распухшей рожей, я сама открою.
Горячий пирог вернул Ольгу к жизни.
— Теперь перечислим плюсы…
Вечер закончили теплым шампанским, терпеливо дожидавшимся своего часа в Нинкином пакете, и, конечно, Энтеросгелем.
Молчание нарушил звонок телефона. Женька с Санькой звонили ежедневно, часто заезжали и, что самое приятное: после того, как Ольга дала им понять, что развод с Артемом обсуждать не хочет, выяснили отношения с отцом без ее участия.
После короткого разговора, Ольга улыбнулась и повернулась к Нинке, но теперь у той в кармане уже вовсю трезвонил айфон.
— Андрей? Привет, мой хороший. Все в порядке, решили пройтись. Да чего мне опасаться, дорогу знаю, секс люблю. Шучу. Пока. Целую.