Что-то тяжелое давило на грудь, мешая дышать. Ольга открыла глаза и некоторое время смотрела в потолок, затем повернула голову вправо. Рядом с ней неподвижно и почти бесшумно спал Виктор. Ольга осторожно выползла из-под его руки и спустила ноги на пол, зябко поеживаясь, пробежала к стулу и сдернула с его спинки халат. Потом вернулась к кровати и сгребла лежащую рядом с ковриком свою одежду.
Домашнее платье и белье полетели в корзину рядом со стиральной машинкой, Ольга закрыла дверь ванной на защелку и посмотрела в зеркало.
— Пить надо меньше, надо меньше пить, — сообщила она своему отражению.
Внезапно ее взгляд остановился. После ухода Артема, она перестала принимать пилюли, и теперь лихорадочно подсчитывала в голове сроки. Кажется, повода для паники не было, зато голова болела адски. И еще надо будет намазать «Спасателем» синяк на правом бедре. Осмотрев шею, Ольга немного успокоилась, а припухшие губы Санька не заметит, молодая еще.
Она стояла под душем, пока все помещение не наполнилось густым теплым туманом, затем почистила зубы и, протерев зеркало полотенцем, причесала чуть влажные волосы.
Вид корзины на углу стола вызвал раздражение, и Ольга переставила ее на пол. Виктор застал ее в кухне, гипнотизирующей закипающий чайник. Через край большой чашки с гжельской росписью свисали веревочки от двух пакетиков.
— Я могу рассчитывать на завтрак?
Сонный и взъерошенный, он мог бы показаться почти милым, если бы не эта отвратительная победная улыбка. Ольга сжала зубы, чтобы не клацнуть ими у него перед носом. Запах крепчайшего чая вернул ее к действительности.
— Вот, — она поставила перед ним чашку. — Пейте и уходите. Скоро придет моя дочь.
— Мы с ней почти знакомы. Наверное, мне пора представиться официально.
— И не думайте. — Теперь в ее голосе звучал гнев, с которым он не рискнул спорить. — Не смейте приближаться к моим детям!
— Нет, раз вы не хотите. — Она все еще смотрела недоверчиво. — Вы всегда такая злая по утрам?
— Только когда злюсь на себя. За свою глупость.
— Не надо. Что сделано, то сделано.
Виктор протянул руку к ее щеке, но Ольга выразительно покачала головой, и он, вздохнув, снова взялся за чашку. В какой-то момент он окликнул ее:
— Ольга…
— Что?
Он снова посмотрел ей в лицо.
— Ничего.
Наконец, Ольга поставила свою чашку в раковину рядом с двумя бокалами и, повернувшись к Виктору, оперлась обеими руками о столешницу.
— Хочу сказать сразу, чтобы избежать недопонимания. Это больше не повторится. Я не хочу причинять боль Никки.
Он уронил голову на грудь и тяжело вздохнул, удрученный ее упрямством.
— Мы с Никки договорились о взаимной свободе и доверии. Этот договор позволили нам сохранять наши отношения в течении десяти лет. — Наверное, так он говорит со своими партнерами. — Она всегда спокойно относилась к моим…
— Изменам?
— По сути, это не измена.
— Блуду?
— Ээээ…
— Кобелизму?
— Зачем так грубо?
Действительно, зачем? Даже с Артемом Ольга рассталась без выяснения отношений и взаимных оскорблений. Ледяное отчуждение тех январских дней надолго сковало все ее чувства. Тем более, казалось странным, что сейчас ее так взбесил этот, в сущности, чужой человек. И все же Ольга понимала, почему Никки так любит этого мужчину: его силу, безошибочность решений, быстроту реакции. Его жадное лицо в сумраке спальни, которое она вчера целовала, как свою собственность. Он брал все, что хотел, и не чувствовал сомнений в своем праве. Даже сейчас он не был смущен ни ее гневом, ни двусмысленностью этой неловкой ситуации. Впрочем, неловко на своей собственной кухне чувствовала себя только Ольга. Виктор вышел к завтраку босой, в одних джинсах, как будто разгуливать с голым торсом по чужой квартире для него самое естественное занятие. Не любит надевать несвежую рубашку, подумала Ольга. И вчера пришел без носков. Ее злость сменялась веселым ехидством. Какая предусмотрительность, он действительно все просчитывает наперед. Ольга наклонила голову к груди, чтобы скрыть усмешку.
Босиком Виктор двигался совсем бесшумно. Он поставил свою чашку в раковину и остановился за ее спиной. Ольга напряглась, когда он отвел тяжелый жгут волос с шеи и губами коснулся ямочки под ухом. Потом он взял рубашку и вышел за дверь.
Ольга ждала, пока затихнет шум лифта, затем подняла голову и потянула воздух носом. Кажется, здесь еще витал запах его одеколона. Странно, в его присутствии он не казался навязчивым. Ольга прошла в спальню, сдернула с кровати простыни и затолкала их в корзину с грязным бельем. После ухода Артема она продолжала спать на их супружеской кровати. Может быть, избавиться от нее? Купить другую, поменьше, и освободить место для большого кресла? Вчера узкая кровать Виктора не остановила бы; Ольга снова усмехнулась, оглядывая диван и ковер на полу.
— Все, — громко произнесла она вслух. — Прожито и забыто.
Глава 17
Будильник прозвонил ровно в четыре часа, под одеялом зашевелились два сонных тела.
— Наташ, свари кофе, а?
— Не могу встаааать.
— Ну ладно, тогда встаем вместе. Раз, два, три!
Наталья, покачиваясь, села в кровати и обвела мутным взглядом комнату.
— Мне совершенно нечего надеть. Иди один, — и повалилась головой в ямку на подушке.
Через десять минут струйка бодрящего запаха кофе коснулась ее щеки, пощекотала верхнюю губу и уверенно нырнула в нос. Еще через двадцать минут Барсуков грузил в багажник Натальиной машины свою дорожную сумку. Наталья провожала мужа в аэропорт. После поездки у нее оставалось достаточно времени, чтобы вернуться домой и привести себя в порядок.
Ровно в девять часов, свежая, благоухающая лавандовым гелем для душа, в широком платье с синими цветочками и большой холщевой сумкой через плечо, обнося вокруг воображаемых препятствий восьмимесячный живот, Наталья спустилась на автостоянку, села за руль своей машины и послала смс:
Натальяс — Нинусу. Буду 10.00. Возьму проводника. Тчк.
Захватив по дороге Саньку, на «Флакон» она успела как раз к приходу куратора благотворительного проекта Лидочки. Нинка опоздала на пять минут. На составление расписания мастер-классов, звонки другим участникам и согласование программы ушло всего минут сорок, так что осталось время на кофе. Вручив Саньке большую чашку капучино, заговорщицы подождали, пока она сделает первый глоток, после чего Наталья предложила:
— Саш, ты ведь к Ольге собиралась? Тогда мы с Ниной тебя подвезем.
Ехать утром по июньской Москве было одним сплошным удовольствием, и когда в 11.30 Ольга открыла дверь, с порога ей улыбались три любимых и родных лица.
— Мам, я уже завтракала, и кофе меня добрые люди напоили. Вот все бумаги, если найдешь что-то неправильное, сразу звони мне. Я побегу, ладно? У нас там собачьи усыновители ожидаются. Чмок.
Нинка уже успела пройти на кухню и, увидев в мойке два бокала и две чашки, а на полу пустую винную бутылку, торжествующе подмигнула Наталье. Корзина с сырами заставила ее брови уползти почти под линию роста волос.
Когда за Санькой закрылась дверь, Нинка радостно провозгласила:
— Оль, а у тебя мужиком пахнет.
— Да я и не надеялась, что от вас можно что-то скрыть, — в голосе Ольги звучала гордость за подруг.
— И все же мы опоздали, — Нинка постучала по столешнице затвердевшим ломтиком сыра. — Надо было вчера засаду устраивать.
— А сегодня надо вправить мне мозги.
— Это мы с удовольствием, только давайте позовем Маришку. Иначе она нас не простит.
— С сыром-то что делать? — Спросила хозяйственная Наталья.
— Как что? Резать и есть, не возвращать же… А вино остудить.
— Вот и займись. А я Маришке позвоню. — Переговоры по телефону заняли меньше минуты. — Она кричит, что уже едет к нам и чтобы без нее не начинали.
— Ну, подруга, может у тебя и есть к нему претензии, как к человеку, но сыр выше всех похвал.
Нинка облизывала подставку из-под рокфора.
— Нин, не отвлекай Ольгу от темы. Так у вас с ним было?
— Было.
— Тебе понравилось?
— Да, блин. Даже очень, вот что самое ужасное.
— А чем это так ужасно, позвольте спросить? Я первая ему в ножки поклонюсь, если ему удастся вытянуть тебя из спячки.
— Какой-такой спячки?
— Эмоциональной, десять раз тебе говорила.
— Нин, я чуть ли не вчера развелась. Мне нужно время.
— Родная, тебе сколько годочков-то, помнишь? У тебя времени почти что и нет совсем. Скорее всего, ты просто привыкнешь жить одной, научишься носки вязать…
— Вот не надо меня пугать.
— …варежки…
— Ты действительно так думаешь?
— … шапочки внукам…
— О ужОс, о великий ужОс, — хором пропели Наталья с Маришкой.
— Но знаете, что меня еще напрягает? Кажется, он следил за мной. То есть, собирал информацию.
— А ты что, немецкая шпионка? Что он может выяснить такого, чего не знаем мы, например?
— Нууу… вроде ничего.
— А ты думаешь, наши не шпионят?
Маришка, Нинка и Наталья дружно захохотали.
— И даже не стесняются, — доверительно сообщила Маришка. — Мой чрезвычайно любопытный и необычайно шаловливый муж шарит в моем телефоне прямо при мне.
— Смотри, как все хорошо складывается: тебе даже не надо ничего скрывать. Отмораживаться от любых претензий ты уже научилась, так что у него два пути: или терпеть или идти в степь морозную.
— Степь да степь кругооом…
— Подожди, рано еще, — шикнула Нинка и снова вперила огненный взор в Ольгу. — Поверь моему опыту: если ему нравятся твои…эээ… глаза, он стерпит и твою прекрасную душу, и твоих подруг и всех твоих тараканов.
— Но, понимаете, самое ужасное, что у него есть женщина. Уже десять лет! И он от нее даже не скрывает.
— Ты что, за него замуж хочешь?
— Нееет. Но она мучается, я так не могу.
— А если бы скрывал, было бы лучше?
— Не знаю.