Виктор ловко маневрировал между машинами, пару раз удачно проскочил светофор на желтый свет и время от времени косился на сидящую рядом Ольгу. Она то и дело оглядывалась назад. На заднем сиденье копошились три взволнованные женщины, устраиваясь, как куры на насесте.
— Мы тут полотенца подстелили, так что за машину не беспокойтесь, — Нинка говорила быстро и деловито.
— Вот о машине я как раз беспокоюсь меньше всего. Как вы там?
— Все не так уж страшно, хочется верить, — голос Нинки заметно подобрел.
— Правда? — Наталья тоже взбодрилась.
— А ты, мать, готовься к кесареву. То есть в худшем случае, конечно.
— Ой, что же тогда будет?
— Ну, родишь сегодня, ничего страшного.
— Ооой… Какой у меня после кесарева будет живооот… Страшно представить.
— Какая у нас будет печень, когда все это закончится… Лучше не представлять.
— Нин, хватит, не смеши меня.
— И меня.
— И меня.
— И меня, — закончил Виктор. — Подъезжаем.
В приемном отделении оставалось пройти пару шагов до каталки, и можно было немного расслабиться. Кровотечение усилилось, и уже было ясно, что Наталью сразу отвезут в операционную. Пока медсестра заполняла документы, вокруг каталки шло совещание.
— Сейчас нас всех отсюда выгонят, — предупредила Нинка, — и мы ничего не узнаем.
Виктор еще не знал, что ее задумчивый взгляд обычно предвещает недоброе. Зато Ольга с Мариной настороженно молчали.
— У нас контракт на семейные роды, — Наталья морщила нос, готовая заплакать, — мы должны были с Ленькой… Я боюсь.
— Ну, можно подсунуть тебе временного мужа…
— И где ты его возьмешь? Ой…
В следующую секунду на Виктора смотрело четыре пары глаз: испуганные Ольгины, горящие вдохновением Нинкины, любопытные Маришкины, ошалелые Натальины.
— Хорошо.
— Что, вот прямо сразу так и согласитесь? — Похоже, Нинка была разочарована.
— Ну, нам ведь спорить некогда, — Виктор переложил телефон в карман брюк, снял пиджак с галстуком и передал их Ольге. — Подержи, пожалуйста.
Скамейка около клумбы предоставляла отличный обзор всего родильного отделения и парадного входа в частности. В третий раз за кофе бегала Маришка. Есть не хотелось, от волнения Ольгу слегка познабливало, так что горячий сладкий кофе с двойной порцией сливок казался ей почти едой. Виктор звонил два раза: сначала сообщил Ольге, что связался с ее шефом, отложил собственную встречу и предупредил, что Ольга сегодня в контору не придет.
— Да что он распоряжается?
Но повозмущаться вволю ей не дали.
— А тебе что, очень хотелось самой объясняться со своей раисзахаровной?
— Она не Захаровна. Но, в общем, да.
После второго звонка Нинка огласила округу восторженным ревом.
— Девочка! Ура! — Впрочем, деловитый вид она умела принимать в доли секунды. — Ну что, надо обмыть нового Барсучонка, хотя бы символически. Значит, план такой: Наталью в палату отправят часа через два, «папаша» это время будет с ребенком, я успею в магазин, а потом ему надо оттуда сматываться, пока не раскрыли.
— Я с тобой, — поддержала Маришка, — Оль, а ты сиди здесь, сторожи имущество. — Она кивнула на пиджак.
— Шерсть с шелком, между прочим, — Нинка потерла край рукава между большим и указательным пальцами. — Не упусти, подруга.
Только глухой мог не расслышать важной значительности в ее голосе. Ольга закатила глаза.
Виктор даже не удивился, когда Нинка помахала ему навстречу бутылкой коньяка. С расстояния в несколько шагов, он выглядел спокойным и собранным, как всегда, но когда опустился на скамейку рядом с Ольгой, всем присутствующим стало заметно, что он действует почти на автопилоте.
— Кажется, мы его теряем, — обеспокоенно заявила Нинка и начала откручивать крышку.
Подруги согласно закивали, Виктор, недоуменно хмурясь, посмотрел на зеленую бутылку в своей руке, словно пытался вспомнить нечто важное.
— Но… я за рулем.
— Ничего страшного, пейте. Обратно Марина поведет. Вы не сомневайтесь, она у нас королевский водитель автомобилей.
— Ну, за Барсучонка, — подбодрил королевский водитель.
— Спасибо тебе, — Ольга застенчиво погладила Виктора по рукаву. — Мы растерялись, если честно.
Второй глоток он сделал уже более уверенно, после чего уже почувствовал себя в состоянии более менее внятно доложить, что же происходило в операционном блоке по его сторону ширмы.
Наверное, его все-таки хорошо нахлобучило, потому что окончательно Виктор пришел в себя только на кухне в Ольгиной квартире. Плов, доставленный из ресторана за углом, разогрели, и он погасил остатки опьянения. Бутылка посреди стола была опустошена на две трети, его телефон уже в третий раз шел по кругу, и женщины умиленно щебетали над изображением маленького красного личика у Натальиной груди и самой Натальи, обалдело взирающей на мир с выражением «иде я нахожусь?».
— Я отправлю вам фотографии по электронной почте, — почему-то с Нинкой разговаривать Виктору было проще всего.
Она так напоминала сестру мамы, заводную, бесшабашную тетю Машку, научившую его плавать, правильно группироваться, спрыгивая с деревьев, и разъяснившую, как нужно складывать кулак в драке. Боже, как же ему их всех не хватало: матери-певуньи, тетки, дирижировавшей за столом с рюмкой в руке и осторожно вступавшей в песню на припеве, отца, глядящего на них на всех из-под обхватившей лоб руки, бабушки, подхватывающей его, совсем сонного из-за стола.
— Спасибо. Мне пора, — Виктор решительно надел пиджак и снял со спинки стула галстук.
Он торопился, и только один раз взглянул на Ольгу. Она следила за его движениями, подперев рукой подбородок и слегка склонив голову к плечу.
— Еще раз спасибо. Я давно… не пил такой вкусный коньяк.
Нинка с Маришкой еще некоторое время смотрели в закрывшуюся дверь, затем перевели взгляд на Ольгу.
— Что? — В ее голосе звучал вызов.
— Ничего.
— Теперь надо придумать, как мы будем объяснять Барсуку, почему его новорожденную дочку держит на руках чужой дядя.
Глава 19
Июль
— Заканчиваем курс?
Никки, откинув голову на подголовник кресла, медленно прикрыла глаза. Кожа, бережно очищенная от косметики, ощущалась чуть влажной и какой-то текучей. Уколы на лбу и скулах после обезболивающего крема казались почти нечувствительными. Игла порхала над лицом, оставляя под тонким слоем эпидермиса крошечные капли гиалуроновой кислоты с витаминами — защиту от морщин, старости и одиночества. Вдоль контура губ и вокруг носа уколы чувствовались более болезненно. Никки была почти рада этим крошечным укусам: если они не пройдут в течении часа, дома у нее будет законный повод поплакать. Но все, что она могла сделать сейчас — это затаить дыхание и стиснуть зубы.
Виктор не показывался у нее уже полтора месяца: все его силы отнимал большой новый проект в Ростове. Там, в разросшемся вдвое филиале компании, дневала и ночевала команда экономистов и инженеров, а Виктор разъезжал между Ростовом, Москвой и Питером, иногда за два дня успев побывать во всех трех городах. Иногда поздно вечером в его окнах зажигался свет, но Никки не решалась прийти туда без приглашения: Виктор заранее предупредил, что сообщит о своем возвращении, и просил не волноваться.
Иногда, когда сдавали нервы, она одевалась особенно тщательно, садилась за руль и ехала к новому дому, возвышавшемуся над доживающими свой век хрущевками. В переулке, не доезжая до будки охранника, всегда можно было запарковаться, и отсюда хорошо были видны три окна на четвертом этаже. Только три этих прямоугольника из вечера в вечер оставались темными в ряду сияющих огнями окон. Однажды Никки просидела в переулке почти до одиннадцати, но появления хозяйки квартиры так и не дождалась.
Эта женщина стала для Никки почти наваждением. Она могла в любое время дня и ночи уйти, уехать, ее всегда ожидали срочные дела, она никого не ждала и сама распоряжалась своей жизнью. Разумом Никки понимала, что Ольга каждый день трудится ради куска хлеба, может быть, даже живет от зарплаты до зарплаты, но все равно чувствовала себя обманутой, словно не получила доступа к секрету, давно известному всем вокруг.
— Приступим к эпиляции?
Никки вытянула ногу с видом, королевы, подающей руку для поцелуя.
Лицо в зеркале выглядело покрасневшим и слегка бугристым и без косметики казалось каким-то бессмысленным. Положения не спасали даже свежеокрашенные ресницы и брови. Надо было спешить домой, но Никки не выдержала, забежала в кондитерскую и купила две порции шоколадного торта. В конце концов, она работала много лет и, теперь может позволить себе быть толстой, старой и некрасивой — быть независимой. Бунт против вечной молодости обернулся закономерной расплатой: Никки полчаса простояла над раковиной в ванной, пытаясь вызвать рвоту. Надо было срочно брать себя в руки. Поколебавшись между платяным шкафом и книжной полкой, Никки взяла Сидни Шелдона на английском языке, плеснула в стакан коньяку и удобнее устроилась в углу дивана. Она дала себе обещание не смотреть сегодня в окна квартиры напротив.
Субботнее утро встретило снопом солнечных лучей и перекличкой соседей, с утра пораньше разъезжающихся по дачам. Зарядка, душ, чашка крепкого чая, проверка почты — Никки проснулась бодрой, полной сил и снова готовой верить, что для красивой женщины в жизни нет ничего невозможного. Оставалось решить, как провести день. Звонить женам и любовницам знакомых Виктора было бы, скорее всего, бесполезно: кто не уехал к морю, тот почти безвылазно сидел за городом. Что ж, тогда можно будет навестить галерею на Кадашевской набережной. В большом зале шла давно обещанная выставка голландских фотографов, а две комнатки рядом были забиты европейской антикварной мебелью. Энтузиазм галериста, рассчитывающего впарить русским покупателям церковные скамьи и светильники, вызывал у Никки насмешливую улыбку, но для постоянных клиентов могло найтись что-то действительно стоящее. Не стоило упускать возможность пополнить свою коллекцию фигурок из севрского фарфора. А завтракать она поедет в