— Это безумие, — поглаживаю манжет блузки.
Похоже, никто не собирается здесь отговаривать Мирона от опрометчивого шага жениться на мне. Это здорово, что они воспитывали его в формате свободы и самостоятельности, но результат вышел немного, скажем так, спорным.
— Пойдем, милая, ты уже клюешь носом, — мать мирона встает и протягивает руку. — Утро вечера мудренее.
И многозначительно смотрит в глаза, будто пытается на что-то намекнуть. Возможно, это мой шанс через мать повлиять на Мирона? Встаю, и она меня уводит из гостиной к лестнице.
— Мальчикам надо поговорить, — она лукаво подмигивает.
— Как вас зовут? — перешагиваю холодные ступени.
— Ой, как неудобно вышло, — улыбается. — Инга.
— Инга, вы же согласны, что я…
— Когда Мирон был маленький, — она мечтательно и с небольшой тоской вздыхает, — я его спрашивала, любит ли он маму. Он насупится, кивнет и убегает. Или всучит рисунок и был таков. Вырос, а, по сути, ничего не изменилось. Это Лиза у нас ласковая, приставучая была и всем кругом говорила, как их любит и обожает.
Меня трогает история о маленьком вредном мальчике, и я прячу от Инги улыбку.
— У меня есть, конечно, предпочтения к будущей невестке, — она ведет меня под руку по коридору, — но, как и сказал Лев, мы не в праве диктовать сыну, с кем связывать жизнь. Я однажды предприняла попытку надавить на него и свести с дочерью подруги, так он со мной оборвал общение на целый месяц, а девочка была из хорошей семьи…
Ага, кроме Анжелы была еще какая-то девка? И как завуалировано и с шелковой мягкостью Инга преподнесла мне свое недовольство выбором Мирона.
— Скажите прямо все претензии ко мне, — я останавливаюсь и смотрю в удивленное лицо Инги. — Пожалуйста. Прямо и честно.
— Я знаю, что мне важно наладить с тобой теплые отношения, чтобы в будущем это мне не вылезло боком и не охладела связь с Мироном, но у меня и нескольких дней не было, чтобы проникнуться к тебе симпатией. Понимаешь?
— Да.
— Для меня все выглядит так, будто он притащил девку с улицы.
— Так и есть.
— И возмущена. И знаешь, что меня больше всего злит, Софья, — Инга щурится и приближает ко мне лицо.
— Что?
— То, что ты вздумала отказаться от Мирона. Ты кем себя возомнила?
— Ну…
Теряюсь от вопроса Инги и ее гнева. Она не простит девку с улицы, если она посмеет еще раз сказать, что не желает свадьбы с ее сыночком.
— Замуж так замуж, — она сердито распахивает дверь в спальню. — Мы как-нибудь найдем общий язык. Со мной Лев тоже не особо церемонился. Порода такая. И сын у тебя такой будет.
— Какой сын? — опешив, сипло спрашиваю.
— Которого родишь, — Инга капризно ведет плечом. — У меня сегодня был вечерний сеанс с гадалкой. Внука предрекла. Я грешным делом на Анжелу подумала, а, похоже, от тебя. Хоть одна хорошая новость за сегодня.
— Что? — испуганно покряхтываю я.
— Карты не врут, — безапелляционно заявляет она.
Как все запущено. Я читала, что богатые люди любят эзотерику с картами таро, нумерологией, рунами и прочей ерундой, но столкнуться в реальности с женщиной, которая свято верит в эту лабуду — пугающе.
— И рожать будешь сама. Без кесарева. Это важно. Мальчик должен родиться естественным путем. Я вот двоих за раз родила и ничего. Жива же.
Пячусь от Инги и медленно закрываю дверь. Сползаю на пол и прячу лицо в ладони. Ох и наворотили мы дел с Мироном. Заигрались, забылись, вспылили и вот результат. Он не отступится от решения, которое в дурости ляпнул Елизавете, и никто его не образумит.
Глава 31. Моцарт и утки
Стою под горячим душем в ступоре, подняв лицо под струйки воды, будто в немой молитве. Семья у Мирона с придурью, как и он сам. Я надеялась, что меня встретят чванливые пожилые богачи, которые оплюют меня с ног до головы, а они давай говорить про любовь и внуков.
— Богдан, — шепчет Мирон и обнимает, прижавшись ко мне всем телом.
— Кто? — вздрагиваю под поцелуями и пронырливыми руками, что скользят по груди животу.
— Наш сын.
— Мирон, только не говори, что ты тоже веришь в эту муть с гадалками.
Чувствую затылком его улыбку.
— Нет, не верю, но у старухи Рамоны все сбывается, Софушка, — невесомо припадает губами к шее. — Стала бы мать тратить на каждый сеанс по две тысячи зеленых.
— Сколько?! — разворачиваюсь к нему лицом. — Серьезно?
— И ты не поверишь, Софушка, по ее словам, ты уже беременна, — Мирон скалится.
По его хищному лицу текут ручейки воды, а в мой лобок упирается головка его восставшего члена. Я не позволю ему меня опять соблазнить, каким бы неотразимым он ни был.
— Не смешно, — отталкиваю его и выскакиваю из душевой кабины, подхватывая полотенце с тумбы.
Обматываюсь и наблюдаю за тем, как Мирон за стеклянной дверцей, насвистывая, намыливает подмышки и пах. Его задница на минуту меня гипнотизирует, но я встряхиваю головой и, как могу, спокойно говорю:
— Я ошиблась, я тебя не люблю. Это была минутная слабость. Ты мне не интересен.
— Твоя ложь очаровательна, — смывает пену. Шум воды приглушает его насмешливые слова. — Да и как в меня не влюбиться? Я же хорош.
Мирон выключает воду и выходит ко мне горделивым божеством с крепким стояком. За ним тянутся влажные следы и лужицы. Отвожу взор.
— Слова, может, и лгут, но не глаза, — подходит и касается щеки, — посмотри на меня.
— Не хочу.
— Я жду.
Да подавись, подлец, моими чувствами. Поднимаю взгляд, полный обиды, отчаяния и нежной привязанности. Я так хочу быть любимой, просыпаться в одной постели и любоваться тобой, когда ты сладко дремлешь, а потом кормить блинчиками. Я освобожу твоего повара от готовки завтраков, чтобы самой баловать тебя простой и домашней едой, но эти радости обратятся в пытку, если для тебя они будут лишь шалостью.
— А теперь словами скажи, Софушка.
Я слышу, как журчит вода в сливе, и падают капли с кончиков пальцев Мирона. Влажный воздух напитался запахами цветочных отдушек, и отдает благородными ароматами розы.
— Я люблю тебя.
Я запомню этот момент, чтобы потом, когда Мирон выкинет меня из своей жизни, я не вздумала связаться с кем-то из мужчин. Я была одинока, потому что подспудно знала, что они жестокие и бессердечные манипуляторы и монстры.
— И на развод не рассчитывай после этого, — обхватывает лицо ладонями, целует и срывает полотенце с крючка.
Промакивая живот и грудь, покидает ванную комнату:
— Все, я спать. Я с тобой вымотался.
— А я знаю, как тебя отвадить от меня, — семеню за Мироном.
— Да? И как же? — откидывает полотенце и ложится под одеяло, взбив подушку в черной шелковой наволочке.
— Измена, — стою перед кроватью, скрестив руки.
Ясное дело, что у меня совести не хватит так поступить, но укусить Мирона за больное место очень уж хочется.
— Я же тот, о ком ты говорила, — складывает ладони на груди и смеется. — Твой избранник? Я не только единственный, но и первый.
— Начнем с того, что я не выбирала тебя в мужья, ты сам выбрался.
— Ты так бесишься, потому что я тебе кольцо не подарил?
Вспыхиваю возмущением. В потаенных мечтах я представляла, как Мирон встает на одно колено и со словами о любви протягивает коробочку, но в данной ситуации кольцо никак не поможет. Возможно. Все зависит, как именно оно будет преподнесено.
— Вот оно что.
— Нет! — рявкаю я. — Не в кольце дело, а в отношении!
— Будет тебе кольцо, Софушка, — Мирон зевает и выключает ночник. — Разговор окончен.
— Вот про это я и говорю!
— Хорошо, — включает ночник, садится, откинувшись на подушку, — какое кольцо ты хочешь? Из желтого, красного или белого золота? Или из платины?
— Не нужно мне кольцо! — топаю ногой и обхожу кровать и ныряю под одеяло. — Господи, заладил! Кольцо! Белое, красное, желтое!
— Мы еще не обсудили камушки, — меланхолично отзывается Мирон.
Закусываю подушку и ору в нее что есть силы. Мозг лопается, выпуская громкую истерику, злобу и бессилие перед Мироном. Один выход — порешить его, ведь только смерть его остановит. Крики утихают мычанием, всхлипами и я замолкаю. Истощенная воплями и избиением ни в чем не повинной подушки.
— Успокоилась? — спрашивает Мирон, поглаживая меня по спине.
— Да, — пустым голосом отвечаю я.
— Мы можем поспать?
— Да.
— Отлично.
Свет гаснет, и Мирон обнимает меня:
— Это все из-за твоего интересного положения.
— Я не беременна, — сипло и хрипло отвечаю я.
— Я понимаю твой скептицизм, но Рамона никогда не ошибается, — горячо шепчет в шею.
— Может, это Анжела все-таки залетела?
— Да оставь ты эту уже суку в покое.
— Что, уже сердце не разбито? Любовь прошла, завяли помидоры?
— Может и не было этой любви, Софушка?
— А чего ты у меня спрашиваешь?
— Если бы ты вздумала вчера сходить к Васечке на стендап и потом за кулисами ему отдалась за его тупые и плоские шутки, — шипит Мирон в затылок, — то я бы этому Васечке член отрезал и ему же скормил. Мне бы было не до Моцарта.
— При чем здесь Моцарт? — чешу кончик носа.
— Моцарт и утка с утятами из одной песни.
Пытаясь понять, какой смысл Мирон вкладывает в Моцарта, я проваливаюсь в черный и молчаливый сон, из которого меня вырывает паника, что я опаздываю на работу, но увидев перед глазами высокий потолок с лепниной и хрустальной люстрой вспоминаю безумную ночь и натягиваю до подбородка одеяло.
— Одевайся и поехали, — Мирон стоит у окна в костюме, глядя на меня с привычным высокомерием.
Спальня залита солнцем, которое слепит и лужами расплескалось на одеяле и ковре.
— Куда?
— В загс, а потом в офис.
Сажусь. Ее успела проснуться, а уже устала. На безымянном пальце правой руки искрит камушек в изысканной, но сдержанной оправе либо из белого золота, либо из платины. Я же ничего не понимаю в брюликах и драгоценных металлах.
— Кольцо? — в изумлении оглядываюсь на Мирона.