– Ты хорошо выглядишь для пустышки, – это можно считать комплиментом из уст отца.
Я выдохнула и улыбнулась.
– Ты тоже ничуть не изменился за эти годы, – парировала в ответ, но это не помогло развеять сгустившееся в помещении напряжение.
Я вытащила из сумки старый, пожелтевший от времени, рукописный свиток и протянула отцу через стол.
– Твое послание было получено Даркаром, но мне о нем не сказали. А когда я узнала, то сразу собралась в путь и…
– Где твоя брачная вязь? – отмахнулся он от свитка и указал на мое пустое запястье.
– Я в разводе.
– В разводе? – отец резко выпрямился, глаза его сузились. Седые брови сошлись на переносице, образуя глубокую бороздку. – Ты же на коленях ползала, умоляя отпустить тебя замуж! Клялась, что ваша связь навсегда! Помнишь, что я тогда тебе сказал?
Не выдержав отцовского взгляда, я опустила голову и тяжело вздохнула. Тот день, когда меня выгнали из ковена и прокляли, я очень хорошо помню.
– Я его любила, – проговорила тихо, поражаясь тому, какой глупой тогда была.
Он взял свиток со стола медленно, с ненавязчивой осторожностью, словно боясь заразиться от его содержания. Раскрыл, пробежал глазами по пожелтевшим строкам и его лицо постепенно смягчилось.
– Любовь… – прошептал отец, словно пробуя это слово на вкус. Его взгляд, все еще строгий, но уже лишенный прежней резкости, устремился в окно. – Любовь – это не клятва в храме перед жрецом. Это… – он запнулся, подбирая слова, – неудержимая сила, которая может как вознести на небеса, так и швырнуть в бездну. И ты, дитя мое, оказалась на дне этой бездны. Вот от чего я хотел тебя уберечь. Вот о чем толковал десять лет назад, а ты не слышала. Тебя даже проклятие не остановило. Но бабушка сжалилась над тобой, завещала прощение и избавление. Ковен одобрил и считает, что нужно исполнить ее последнюю волю. Но какого же было мое недоумение, когда ты даже не явилась на ее похороны! Моя мать хотела, чтобы любимая внучка проводила ее в последний путь. С твоим именем на устах умирала, а ты…
А я хотела сквозь пол провалиться, представив, как бабуля меня звала на смертном одре. Даркар! Как он только мог скрыть от меня смерть бабушки?! Уму непостижимо! И не было мне сейчас уже никаких оправданий. Время вспять не повернуть.
– Посмотри, – указал он на портрет прабабушки Краон. С картины на меня смотрела молодая женщина с живыми, блестящими глазами и обворожительной улыбкой.
– Лавиния… – произнесла я ее имя еле слышно, понимая, к чему он клонит.
– Жаль, что ты повторила ее судьбу, выбрав не верный путь, – он вздохнул, – осталась одна, с разбитым сердцем и горьким опытом.
Прабабушка Лавиния не отдавала свою силу дракону, как я. Она влюбилась в оклана, бросила отчий дом и уехала жить в дальние земли. А потом вернулась обратно с тремя маленькими детьми, ведь муж нашел себе другую. Ее простили и приняли обратно, но дали клятву, что отныне ни одна из рода Краон не выйдет замуж за чужеземца. А тут я со своим Даркаром…
– Невозможно предсказать судьбу, отец. Я сделала свой выбор. Да, ошиблась и признаю это. Прошу меня простить, – я протянула ему руку через стол, чувствуя, как к глазам подступают слезы горечи.
– Я еще тогда простил, а вот смириться с твоим выбором никогда не смогу. Если ты приехала, чтобы я принял тебя обратно в семью, то зря потратила время. На примере твоей глупости наши потомки усвоят урок и не станут предавать великий род Краон, раздаривая драгоценную силу драконам! – отверг он мою руку хлестким жестом, будто в лицо плюнул.
Слезы, до этого сдерживаемые, хлынули из глаз. Горькая обида смешалась с безысходностью. Его слова, резкие и холодные как ледяной ветер горных вершин, пронзили меня насквозь. Я медленно убрала руку, чувствуя, как дрожат мои пальцы. В горле стоял ком, не позволяющий произнести ни слова. Я смотрела на отца, на его жесткое, неподвижное лицо, и видела в нем не того доброго и заботливого папу, который воспитал меня, а несгибаемого жреца своего рода, готового пожертвовать всем во имя традиций, даже своей собственной дочерью. Внезапно почувствовала не просто обиду, а глубокое разочарование. Разочарование не в его суровом суждении, а в его нежелании понять.
Встала, не прощаясь. Уходя, оглянулась. Его фигура, силуэт старого, непоколебимого дуба, остался неизменным. Он не пошевелился, не попытался меня остановить. Это было окончательным приговором. Не прощением, не пониманием, а безжалостным отвержением, с которым я уже сталкивалась десять лет назад.
– Я хочу, чтобы ковен исполнил последнюю волю бабушки и снял с меня проклятие бесплодия, – проговорила сквозь слезы, стоя одной ногой в коридоре.
– Завтра на рассвете я соберу совет в ратуше. Приедешь туда для снятия проклятия. А сейчас уходи и больше не смей переступать порог этого дома!
Отец, всегда строгий и неприступный, перешагнул последнюю границу, не оставив мне и толики надежды. Он не хотел видеть моей боли, не хотел слышать моих объяснений, он видел только предательство. За столько лет его сердце не смягчилось, а лишь сильнее очерствело.
Перед глазами встали воспоминания: бабушка, ее добрые глаза и волшебные руки, ее успокаивающие шепотки о силах природы и древних ритуалах…
– Я хочу попрощаться с бабушкой!
– Можешь посетить семейный склеп перед уходом, – дал он мне разрешение таким тоном, будто одолжение сделал.
Я почувствовала себя истерзанной, измученной, но нашла в себе силы покинуть замок, не произнеся больше ни слова. Даже когда проходила мимо матери с сестрой, не глянула в их сторону. Знаю, они тут ничего не решают и полностью подчиняются главе семьи.
Холодный ветер хлестал по лицу, словно пытаясь смыть с меня горечь обиды. Замок, казавшийся неприступной крепостью, растворился за спиной, оставив после себя лишь пустоту и тяжелое чувство одиночества. Я шла быстрым шагом, не замечая пролетающих мимо листьев, не слыша шума деревьев, который обычно наполнял мое сердце спокойствием. Теперь он казался таким же бессердечным, как и отец.
Семейный склеп находился на опушке заднего двора. Каменная дверь, украшенная выцветшими гербами, казалась символом вечности и забвения. Ключ, который лежал в специальном ящике, был холодным и тяжелым, словно отвешивал мне долю его жестокости.
Внутри царила прохлада и полумрак. Магические свечи, что зажигались при появлении гостя, установленные перед каменными саркофагами, дрожали от сквозняков, отбрасывая длинные танцующие тени. Воздух был пропитан запахом сырости, увядающих цветов и земли.
Я медленно проходила меж гробниц, ища бабушкин саркофаг. На каждой плите были выгравированы имена и даты, каждая история представителей нашего рода застывшая во времени. Сердце сжималось от созерцания этой бесконечной цепочки рождений и смертей. Наконец, я нашла ее. Простой, но изысканный саркофаг из белого мрамора, украшенный резными фиалками – ее любимыми цветами. На плите было выгравировано имя – граяна Марва Краон. Моя дорогая бабушка.
Я прикоснулась к холодному камню, чувствуя волны печали и ностальгии. Опустилась перед ним на колени и склонила голову. Захотелось рассказать бабуле все, что со мной случилось за эти годы и попросить прощения.
Слова лились сами собой, словно ручей, размывающий твердые наносы печали. Я плакала, не стесняясь своих слез. В этом темном, холодном месте, среди мертвых, я наконец-то почувствовала себя живой. Это бабушка Марва дала мне шанс на новую жизнь, попросив снять проклятие. Это ей я всем обязана!
– Вот так я и осталась одна, – прошептала в конце и почувствовала, что бабушка меня услышала. Сложно объяснить это чувство, но мне стало легче.
– Печальная история, – раздался позади давно забытый, но знакомый мужской голос.
Я обернулась и увидела брата. Растерялась и застыла на месте, а он улыбнулся и двинулся ко мне. Раскрыл объятия, и я с облегчением в них окунулась.
Глава 15
Его объятия были теплые и родные, пахнущие свежей древесиной и ароматом самшитового леса. Я уткнулась брату в плечо, чувствуя, как дрожь проходит по всему телу. Столько лет прошло! Время здесь потеряло всякий смысл.
– Мы ждали тебя раньше, сестренка, – прошептал хрипловато, словно долго не говорил. Я почувствовала, как его рука легко коснулась моих волос, проведя по ним так же нежно, как он делал это в детстве. – Бабушка Марва… она часто о тебе вспоминала.
Он отстранился немного и я подняла на него взгляд, все еще не веря в реальность происходящего. Мой старший брат! Единственный представитель рода, который был против наложения проклятия. Тогда ему было двадцать пять, он недавно женился и уехал жить в свое поместье, покинув отчий дом. Стань он тогда главой нашего рода…
– Она говорила, что ты сильная, – продолжил он. – Что ты еще вернешься.
Я молчала, глотая ком в горле. Его взгляд был пронизан смесью надежды и тревоги, знакомым мне с детства выражением, которое он носил, когда я падала с дерева или дралась с местными мальчишками. Я видела в нем все еще того заботливого брата, готового защитить меня от любых бед, несмотря на прошедшие годы и разделявшую нас пропасть.
– Я… я не знаю, что сказать, – наконец прошептала, голос предательски задрожал.
– Не надо ничего говорить. Я все уже услышал и понимаю твою боль. Но не надейся, что отец примет тебя обратно. В Граяне тебе тяжко придется, если решишь остаться на родной земле. Здесь каждый знает историю твоего изгнания и во всем поддерживают волю отца. Но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы облегчить твою участь. Даркар поступил ужасно.
Я чувствовала, как холодеют руки, как сжимается сердце. Его слова были горькой правдой.
– Я понимаю, что мне здесь не место и проситься назад не стану. Я постоянно падала, спотыкалась, ломалась, не соответствовала идеалу отца. Не оправдала его ожиданий. Что ж, каждый сделал свой выбор. Я не держу на него зла. Не буду портить вам жизнь, – тяжело вздохнула и потерла воспаленные от слез глаза. – Переночую в таверне, а после ритуала сразу уеду из Граяна, – махнула рукой и натянула улыбку. – Ты тут как?