Голова черного таракана.
Когда самки таракана кладут яйца, они не бросают их кое-как, но предварительно одевают в плотную и достаточно крепкую оболочку. Делается это, конечно, не сознательно. По мере того как одно яйцо за другим выходит наружу, они обволакиваются выделениями желез; эти выделения вскоре отвердевают и в конце концов образуют объемистое плотное укрытие, словно бы роговое. В нем каждое яйцо занимает свой собственный отсек.
Отложив свою капсулу с яйцами, черные тараканы бросают ее где попало и дальше совершенно не проявляют интереса ни к ней, ни к ее содержимому. У тараканов рыжих мамаши более заботливы. Недели три-четыре они носят свой груз прикрепленным к брюшку, пока зародыши в яйцах не разовьются и не созреют для выхода. Тогда капсула отпадает и, треснув по всей длине, открывает молоди дорогу на волю.
Яйцевая капсула таракана.
Совсем молоденькие тараканы, только что вышедшие из яйца, похожи на своих родителей. Правда, они еще бескрылы и, конечно, очень мелки; щель шириной в миллиметр и высотой в полмиллиметра достаточна для них как вход. Даже в самом чистом помещении найдется укромное местечко, которое может послужить пристанищем для юных гостей из соседней квартиры, если только там водятся тараканы.
О том, как растут тараканы, как претерпевают примерно шесть линек, прежде чем достигнут окончательного размера, нет нужды рассказывать подробно. Судя по всему, о чем сообщалось в предыдущих главах, мы вправе предвидеть, что здесь нет оснований искать стадии куколки. Уже в раннем возрасте тараканья молодь ведет такой же образ жизни, как и ее родители, тело имеет ту же форму, хотя и бескрыло. Никаких особых превращений насекомые не претерпевают. После завершающей развитие линьки быстро вырастают крылья, насекомое обретает полный размер, и все внешние изменения этим исчерпываются.
Иногда случается, что одна из длинных тонких ножек или какая-нибудь другая часть тела не гладко выскальзывает из старой оболочки и острые края растрескавшейся хитиновой брони ранят насекомое. Такие повреждения, хотя сами по себе и безопасные, часто влекут за собой тяжелые последствия для пострадавшего насекомого. Его прожорливые собратья не жеманятся и жадно слизывают проступающую на пораненном месте кровь, а попробовав ее, уже не останавливаются, пока не сожрут покалеченного от рожек до ножек. Нравы, что и говорить, жестокие, но именно этим жестоким способом естественный отбор устраняет из жизни неполноценные и слабые формы. А вот почему тараканы уничтожают иногда и пакеты с яйцами, это пока не выяснено[28].
Так или иначе хозяин квартиры, которому докучают тараканы, не станет протестовать против их «самопожирания» и пожелает своему неприятелю приятного аппетита. Однако самый лучший аппетит не сказывается, к сожалению, на численности этих насекомых; в отапливаемых помещениях они размножаются круглый год.
Об американском миллиардере Джоне Д. Рокфеллере рассказывают, что, намереваясь дожить до ста лет, он взял себе за правило с исключительной старательностью разжевывать пищу. И хотя он не достиг цели, а избранное им средство может показаться странным, в основе его лежит вполне здравая идея. Пища, достаточно измельченная, гораздо доступнее для пищеварительных соков, чем крупные куски. Еда, хорошо пережеванная, усваивается полнее и лучше, а это крайне важно: ведь именно из пищи извлекает организм все вещества, необходимые как для физического, так и для умственного труда.
Разумеется, человек, прежде чем проглотить кусок хлеба, должен его прожевать. Посмотрим теперь на весь животный мир в целом. Оказывается, способность жевать не так уж распространена. Рот щуки полон зубов, но все их острия направлены кзади и приспособлены не для того, чтобы разделывать добычу на части, а лишь для того, чтобы не дать ей ускользнуть, раз она уже поймана. Лягушка схватывает мушек не раскусывая, а змея боа способна целиком проглотить даже поросенка. Из всех позвоночных только птицы и млекопитающие механически измельчают и размалывают пищу. Птицы пользуются для этого клювом и жерновами жевательного желудка, млекопитающие — зубами. Не случайно именно птицы и млекопитающие теплокровны и отличаются особенно активным обменом веществ, не случайно также мы находим среди теплокровных наиболее деятельные существа, которые превосходят всех других позвоночных (рыб, пресмыкающихся и прочих) также своими психическими способностями.
Низшие животные в подавляющем большинстве случаев проглатывают добычу, не измельчая ее. Насекомые, которые пережевывают свой корм, превосходят других низших животных и подвижностью и многогранной жизнедеятельностью.
Джон Д. Рокфеллер, о котором мы вспомнили, имел основание завидовать тараканам. Те жуют пищу не только ртом, но продолжают жевать даже и тогда, когда она проглочена и находится в желудке: желудок у них оснащен острыми хитиновыми зубцами и соответственно очень сильными мышцами.
Жующий пищу желудок — подлинная находка изобретательной природы, совершенствующей системы механического раздробления корма. Однако наибольшую изобретательность природа проявила в создании ротовых устройств насекомых. Об этой странице естественной истории стоит сказать несколько слов.
Чтобы откусить что-нибудь, мы смыкаем нижнюю челюсть с верхней, прочно скрепленной с черепом. Кусающие приспособления насекомых устроены куда более сложно. Возможно, это говорит о какой-то незавершенности в их строении. В самом деле, попробуем сравнить старый железный мост и мост современной конструкции. Многочисленность стоек и подпорок сразу выдает в первом несовершенство сооружения. Так-то оно так, но именно благодаря разнообразию и многочисленности деталей, ротовое устройство насекомых обнаруживает возможности развития, полностью исключенные для позвоночных.
Мы, как и все наши сородичи в мире животных, чтобы откусить что-либо, прижимаем нижнюю челюсть к верхней, поднимаем ее снизу вверх. Однако откусить можно и по-другому: насекомые, в частности, кусая, смыкают челюсти, сближая их справа и слева. Тараканьи челюсти с прочными хитиновыми краями на редкость мощны. При этом еще до того, как открыть рот, таракан заранее начинает обрабатывать кусок, который будет съеден. Чтобы пища не ускользала, над верхней губой выдается кожная складка, подобная навесу. Кроме первой пары челюстей, существует и вторая. Первая устроена сравнительно проще и слажена крепко, как орган, предназначенный действовать в полную силу; вторая пара способна производить столько разных операций, что по сравнению с нею челюсти позвоночных кажутся грубой топорной работой, сделанной к тому же без выдумки и вдохновения.
Мелкие острые зубцы рядами окаймляют края второй пары челюстей. Они служат для того, чтобы рвать пищу на части и направлять их ко входу в пищевод. Складчатый и опущенный край челюстей несет и дополнительную функцию — это «щетка», устройство для чистки. Если усики или лапки испачканы, таракан с помощью этих щеток приводит их в порядок. Кроме того, эти щетки, как и боковые — челюстные щупики, — все покрыты нервными волосками. Обрабатывая какой-нибудь кусок, таракан беспрерывно ощупывает корм, может быть, проверяет его вкус.
За второй, весьма подвижной парой челюстей следует мощная нижняя губа, она не дает пище крошиться и падать вниз и назад. Нижняя губа тоже оснащена членистыми придатками, которые покрыты чувствительными волосками (губные щупики).
Несмотря на разнообразие составляющих частей, описываемые ротовые устройства рассматриваются специалистами как примитивные и относительно простые. Останки насекомых, оснащенных «кусающими ртами», найдены в пластах каменноугольной эры. Только значительно позже возникли новые группы насекомых, приспособленные к таким способам и приемам питания, при которых кусание стало необязательным.
Кто интересуется путями, которые природа избирает при совершенствовании форм, должен проследить, как появляются ротовые устройства, представляющие орудия весьма ограниченного назначения, но великолепно специализированные. Так, к примеру, у ос верхняя губа и первая пара челюстей сохранили свою первоначальную форму, а вторая пара челюстей и нижняя губа вытянулись и удлинились, уподобившись некоей подвижной кисточке, очень удобной для собирания меда и других питательных жидкостей. У пчел это удлинение стало более значительным, чем у ос; рот превратился в настоящую трубку, в насос для выкачивания жидкости. У кровососущих комаров соответствующие ротовые части еще более удлинились и до крайности утоньшились. Сильно вытянутая верхняя губа с закругленными краями образует тончайшую всасывающую трубочку, а пары челюстей превратились в тонкие зазубренные колющие волоски, способные двигаться вверх и вниз. Нижняя губа не проникает в кожу жертвы, она служит желобком, в котором двигаются другие части.
Эти несколько примеров дают только слабое представление о многообразии существующих у насекомых «ртов». Рассматривая их внимательно, мы приходим к выводу, что, несмотря на все различия, ротовые части ныне живущих насекомых возникли из «кусающих ртов», которые мы находим у их предков. В течение долгого времени они постепенно перестраивались, применительно к меняющимся способам питания и превратились наконец в специальные приспособления.
Разные школы натуралистов придерживаются разного мнения насчет того, какие именно силы действовали в процессе развития живых существ. Жаркие споры по этим вопросам ведутся и сегодня и будут, вероятно, продолжаться до тех пор, пока наконец не удастся выяснить, как происходит совершенствование живых форм.
Сахарная чешуйница
Обычно они появляются неожиданно. Когда мы приподнимаем цветочный горшок, или когда передвигаем с одного места на другое пакет с продуктами в кладовке, или открываем, выдвигая, ящик, нам вдруг бросается в глаза маленькое, длиной в сантиметр, создание. Его блестящая поверхность отливает чистым серебром. Извиваясь, оно испуганно мечется взад и вперед, чтобы скорее и надежнее спрятаться. Иногда такая попытка к бегству легко пресекается верно нацеленным ударом хозяйки, которая во всем, что движется в ее доме, подозревает недоброе. Поэтому редко удается рассмотреть как следует это юркое существо. Прежде чем успеешь к нему приглядеться, оно уже исчезает в ближайшей щелке или, настигнутое ударом, превращается в бесформенное пятнышко, вроде тех, что остаются на месте, где была раздавлена моль.