Почувствовав, что она зашевелилась, Марк сонно притянул её к себе, уткнувшись лицом ей в спину. Рука его сместилась с бедра на её обнажённый живот, а затем, помедлив, переползла на грудь. Они оба всё ещё были абсолютно голыми — правда, укрытые двумя тёплыми одеялами.
И вот тут Илона не на шутку испугалась. Марк, кажется, был решительно настроен на продолжение, а она… нет, она не могла так! Ей, конечно, очень хотелось их новой близости, но не прямо сейчас. Их отношения ещё не были настолько доверительными, чтобы она могла щеголять перед ним с утренним помятым лицом, да ещё и целоваться с нечищенными зубами… К тому же, ей невыносимо хотелось в туалет.
Илона осторожно завозилась под его руками, высвобождаясь, и потянулась за мобильным телефоном, чтобы взглянуть на время, одновременно смущённо прикрыв грудь одеялом.
— Нам следует поторопиться, если не хотим опоздать на шестичасовую электричку, — озабоченно произнесла она, скрывая неловкость за деловым тоном. — У меня филологи-пятикурсники прямо с утра. А ведь надо ещё домой заехать, привести себя в порядок.
Марк тоже сел и потянулся, разминая затёкшие мышцы.
— У меня первые две пары пустые… Но ты права, нужно собираться. Я буду готов через десять минут, — спокойно сказал он, не избегая её взгляда, словно видеть Илону с собой в постели каждое утро было для него естественным и привычным делом.
На даче, кроме туалета “типа сортир”, имелось ещё и что-то вроде душевой кабины — самодельной будочки с бочкой для воды на крыше. Однако мыться там было возможно лишь в самую жару, когда бочка нагревалась на солнцепёке. Сейчас же, ранним сентябрьским утром, вода была просто ледяной… Поэтому и Марк, и Илона ограничились умыванием всё у того же жестяного рукомойника, а затем — за неимением зубной пасты — она предложила ему подушечку мятной жвачки.
Пристально, но исподтишка наблюдая за Марком, Илона пыталась решить, какую модель дальнейшего поведения ей стоит избрать. Непохоже было, что для него что-то принципиально изменилось после сегодняшней ночи — во всяком случае, никаких романтических клятв и признаний в любви ждать от Марка точно не стоило. Однако он и не притворялся, что страдает потерей памяти: в его взгляде, обращённом на Илону, появилось больше тепла, в движениях больше раскованности, а в голосе, когда он к ней обращался, зазвучали едва уловимые хозяйские нотки из серии “это моя женщина”. Но сейчас они были вдвоём на даче, без свидетелей… а как он станет вести себя с нею, окружённый коллегами и студентами?..
“Охолонись, — подумала она сердито, обращаясь к себе самой. — Даже если у нас и будут… — она помедлила, подбирая подходящее определение, — отношения, это ещё не значит, что мы должны афишировать их налево и направо. Особенно в университете… Сплетен не оберёшься”.
В конце концов, Илона решила просто положиться на Марка и посмотреть, как станет дальше вести себя он сам. Что-то подсказывало ей, что одной-единственной ночью их связь не ограничится, и от этой робкой надежды где-то внутри — то ли в груди, то ли в животе — становилось горячо и радостно.
Позавтракать они уже не успевали, но на станции им посчастливилось купить у местной бабки чай из настоящего самовара — она любезно согласилась налить обжигающий ароматный напиток прямо в их термос. У этой же бабки они взяли пару домашних пирожков, ещё горячих — очевидно, предприимчивая бабуся напекла их на рассвете и поспешила к первой электричке, чтобы “делать бизнес”. В клиентах и правда не было недостатка: все дачники, которые ехали в город утром понедельника, явно собирались второпях и оттого были невыспавшимися и голодными, так что охотно покупали нехитрую снедь у старухи.
— Расслабься, — негромко сказал Марк Илоне, заметив некоторое нервное напряжение и скованность, овладевшие ею. В данный момент, избегая его прямого и открытого взгляда, она старательно всматривалась вдаль, пытаясь предугадать появление долгожданной электрички. Марк прикоснулся к её плечам и мягко развернул лицом к себе, заставив посмотреть в глаза.
— Илона, всё в порядке, — внятно проговорил он, словно впечатывая в её сознание каждое своё слово. — Не нужно меня стесняться и отворачиваться… То, что между нами произошло — это нормально, стыдиться здесь нечего. Мне было с тобой хорошо, — добавил он, и Илона едва не зажмурилась от счастья, одновременно с этим умирая от смущения.
— Мне… тоже, — несмело призналась она, решив быть с ним честной.
— Тогда что ты шарахаешься от меня всё утро, как от чумного? — Марк улыбнулся, и она, как всегда, растаяла от его улыбки. — Я тебя не обижу.
Если он и догадывался о том, что у Илоны не слишком-то много опыта общения с мужчинами, то того факта, что он у неё — всего лишь второй, после мужа, не мог даже предположить. Ну, не в наше же время, и не в её возрасте!..
— Наверное… наверное, я просто ещё не привыкла воспринимать тебя… в новой ипостаси.
— Когда бы тебе успеть привыкнуть, — рассмеялся Марк, — и я сам, честно говоря, до сих пор немного в шоке.
Он великодушно обходил стороной одну важную деталь: ведь это она сама, первая, пришла к нему, и Илона была ему безумно благодарна за это.
К счастью, подъехала электричка, и продолжение деликатного разговора было отложено на неопределённый срок.
В вагоне чувство неловкости, овладевшее Илоной сразу после пробуждения, потихоньку рассеялось. Они с Марком, дурачась, откусывали от пирожков друг у друга, сравнивая, чей вкуснее, её — с луком и яйцом, или его — с картошкой; по очереди прикладывались к термосу с чаем, весело переглядываясь и хихикая, как первоклашки. Время в пути пролетело практически незаметно, а от вокзала Марк доехал с Илоной до самого дома, чтобы ей не пришлось переть на себе собранные вчера яблоки. Илоне даже стало немного жаль, когда они распрощались возле двери её квартиры. Впрочем, она всё равно категорически запретила себе приглашать его даже на чашечку кофе: боялась, что одним кофейком дело не обойдётся, и тогда они оба (особенно она!) рискуют опоздать на работу, а то и вовсе прогулять её.
— Ну что же… значит, увидимся позже, в универе? — уточнил Марк.
Молодёжное слово “универ” прозвучало из его уст неожиданно, как-то несолидно, совсем по-мальчишески, и Илона не смогла сдержать улыбку.
— Увидимся, — отозвалась она, глядя на него с плохо скрываемой нежностью. Как же он ей нравился, господи, как нравился… да чего лукавить — она была влюблена в него, как кошка. Казалось, что всё поутихло с годами, забылось, потеряло актуальность… но нет! Стоило только увидеть Марка на кафедре, да даже раньше — стоило только услышать о нём, и сердце снова сошло с ума. А уж после всего, что случилось с ними на даче…
Он подался вперёд и легко коснулся губ Илоны коротким, но недвусмысленным поцелуем. Она едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему крепче, не продлить мгновение, не посмаковать вкус этого неглубокого поцелуя… Вся кровь, казалось, прилила к её губам, они припухли и горели, они хотели целоваться ещё и ещё…
И всё-таки она взяла себя в руки и не затащила Марка в квартиру, как коварная соблазнительница.
— До скорого! — шепнула Илона, многообещающе улыбнувшись.
Полина
Понедельник, как известно, — день тяжёлый. И всё-таки Полина надеялась, что ей повезёт.
Все выходные она добросовестно корпела над своими фольклорными исследованиями и, как ей казалось, потрудилась на славу. Вечером воскресенья у неё даже заломило поясницу и шею от напряжения — так долго она просидела, уткнувшись в ноутбук и параллельно заглядывая в ворох бумажных материалов, веером разложенных на кровати. Почему-то хотелось, чтобы Громов её похвалил. Ну, или не похвалил… это, наверное, пока вообще недостижимая мечта… но пусть хотя бы не складывает губы в эту презрительную ухмылочку, которая буквально размазывает тебя по полу, превращая в абсолютное ничтожество. А ведь у него такая приятная, простая и обаятельная улыбка, если он по-человечески говорит о каких-нибудь отвлечённых вещах, не относящихся к дипломной работе… К нему, пожалуй, даже можно притерпеться. Не такой уж он сухарь и сноб, как показалось поначалу. Может быть, он тогда вообще не над ней смеялся, читая черновик дипломной — просто улыбался чему-то своему…
С этими мыслями она и отправилась рано утром в университет. Первой парой стоял современный русский язык у Илоны Саар, можно было пропустить — не писать же глупые диктанты школьного уровня, тем более, у Полины имелось официальное освобождение… Но она планировала застать научного руководителя на кафедре с самого утра и показать ему свои наброски.
Однако её ждало разочарование: к первой паре доцент не пришёл. А вот Илона Эдуардовна оказалась на кафедре, и заинтересованность Полины в Громове почему-то — или она себя накрутила? — была ей крайне неприятна.
— Вам назначено, госпожа Кострова? — сухо спросила преподавательница у оробевшей от этого ледяного тона Полины.
— Н-нет, — пробормотала она в замешательстве. — То есть… мы не договаривались о точном времени с Марком Александровичем, просто он сказал, что как только материалы будут готовы — я могу ему их показать.
— Марк Александрович придёт к третьей паре, — милостиво проинформировала Илона Эдуардовна и тут же дала понять, что аудиенция окончена:
— Не смею вас больше задерживать. Кстати, у меня в расписании сейчас стоит ваша группа. Ах, да… — её губы дрогнули в ироничной усмешке. — Вы же у нас освобождены от диктантов. Тем не менее, похвальная тяга к знаниям — явились на учёбу к первой паре!
Что это — сарказм? Издёвка? Какой-то тонкий намёк? Полина совершенно растерялась, не зная, как реагировать на этот странный выпад, тем более, что Илона Эдуардовна сама выписала ей то злосчастное освобождение.
Попрощавшись, она торопливо ушла, но, спускаясь вниз по лестнице, всё никак не могла отделаться от неприятного послевкусия короткого разговора с русичкой. Полина всё вспоминала этот тон… и взгляд. Илона Эдуардовна так внезапно изменилась, стала холодна и неприветлива с ней. Ну, положим, пятикурсники и впрямь слегка утомили её своей тотальной безграмотностью — но к чему так леденить глаза и язвить конкретно в адрес Полины? Она-то здесь при чём?..