— Да, довольно неплохие… — Марк немного помолчал, а потом добавил чуть виновато:
— Я завтра не приду в университет, у меня утром самолёт в Питер. Лягу сегодня, нверное, тоже пораньше… Значит, созвонимся уже после моего возвращения, хорошо? Прилечу во вторник вечером.
— Счастливой тебе дороги, — пожелала она, подавив предательскую мысль — а почему нельзя созваниваться, пока он будет в Питере? Неужели это так трудно? Что, там нет мобильной связи? Или… он будет так занят, что не желает, чтобы его отвлекали звонками? Или он вообще будет не один? Но с кем?..
Впереди её ждали бесконечно длинные и пустые дни. Суббота, воскресенье, понедельник без Марка. И во вторник, пожалуй, они тоже не увидятся, он же сказал, что прилетает только вечером…
Рыбалко абсолютно прав. Она себе всё придумала, вопреки здравому смыслу. Марк с самого начала был с ней честен и ничего ей не обещал, но она вцепилась в него железной хваткой…
Но, представив на мгновение, что Марка больше не будет в её жизни, не будет этих редких встреч, дарящих такое пронзительное счастье — Илона тут же начинала задыхаться от подступающей к горлу истерики. Она любила его, всё понимала, но не могла, просто не могла отпустить! Пусть ещё на месяц, на неделю, да хоть на денёк — но мой, думала она… а потом гори оно синим пламенем.
Задумавшись, Илона и сама не заметила, как ноги привели её к дому Громова. А когда она осознала данный факт, то чуть не умерла на месте. Это уже попахивает шизофренией… И тут же, не отдавая себе отчёта в действиях, она быстро нашла взглядом его окна на третьем этаже.
В одном из окон горит свет. Спальня? Он сказал, что собирался пораньше лечь спать. А может, у него там сейчас кто-то есть?
Воображение моментально подкинуло ей картинку, как Марк и Полина Кострова после концерта вместе уезжают к нему домой… Она с нежной девичьей покорностью смотрит ему в глаза…
Ну и фантазия у вас, Илона Эдуардовна. Вам бы романы писать! Илона усмехнулась и помотала головой, словно вытряхивая из неё мусор ненужных мыслей.
Бегом, бегом отсюда — Марк, конечно, не может застукать её за тем, что она глазеет на его окно, час уже поздний, вряд ли он появится на улице. Но всё равно стыдно, невыносимо стыдно здесь оставаться…
По-хорошему, им бы надо поговорить с Марком всерьёз об их недоотношениях. Это единственный шанс для Илоны либо утвердить своё существование в его жизни, либо уж насовсем оттуда исчезнуть. И в самом деле: нужно просто и откровенно побеседовать обо всём наболевшем… Но она трусиха, ей всё кажется, что любые разговоры подобного рода будут с её стороны ничем иным, как вымогательством. Неприятное, унижающее слово, но… так повелось у них с того самого вечера на даче, когда она пришла к нему в постель. Можно, конечно, найти миллион самооправданий: не всё ли равно, кто сделал тот пресловутый первый шаг? Разве старомодная бабушкина мораль не ушла в прошлое? Да, всё так, всё правильно. Но почему так тяжко и мерзко на душе?..
Илона увидела приближающийся трамвай, прыгнула в него, даже не посмотрев на номер. Пусть увезёт её как можно дальше отсюда, хоть на другой конец города — вот оно, спасение…
И, как в сказке, сезоны сменили друг друга прямо на глазах. Только что Илону осыпало дождём из листьев — а вот уже кружатся в воздухе, медленно-медленно, пушистые белые мухи, танцуют, липнут на трамвайные окна…
Шёл первый снег.
Полина
Добраться до острова можно было двумя способами: сначала полтора часа ехать на автобусе, а затем ещё полчаса на пароме, либо уж сразу по воде, от городской пристани, но это заняло бы целых четыре часа.
Поколебавшись, Полина всё-таки выбрала первый, наикратчайший вариант. Сама она предпочитала воду — любила помечтать, глядя на медленно проплывающие мимо берега, неспешно подумать о своём, почитать книжку… Но в этот раз она ехала не одна, так что следовало, прежде всего, позаботиться о комфорте и удобстве своей спутницы.
На остров они отправились вместе с Аней, ученицей шестого класса той самой школы, где Полина проходила педпрактику. Идея пригласить девочку с собой во время осенних каникул пришла спонтанно, но Полина радостно ухватилась за неё, хоть и понимала, что со стороны это, должно быть, выглядит несколько странно. Какое практикантке может быть дело до своей бывшей ученицы?.. А Полине просто хотелось, чтобы Аня развеялась. Хотя бы ненадолго отвлеклась от тягостной атмосферы, которая царила у неё дома.
Сама Аня приняла предложение Полины с радостным визгом, оставалось дело за малым — уговорить родителей девочки. К счастью, мать не возражала, и на целых три дня, с субботы до понедельника, Аня была отпущена в гости к Полине. Единственным условием был регулярный, хотя бы три раза в день, созвон по мобильному.
Аня с восторгом и благодарностью принимала каждую минуту поездки. Даже старый автобус, судя по сияющему лицу девочки, представлялся ей как минимум каретой Золушки, и она всю дорогу увлечённо таращилась в окно, хотя смотреть там, откровенно говоря, было особо не на что: выпавший накануне снежок уже растаял, и взору представлялись лишь ряды полысевших деревьев, чёрная влажная земля и серое, неприветливое, смурное небо. Аня тараторила без умолку, и Полина невольно улыбалась этому энтузиазму.
Она не собиралась расспрашивать специально, но, аккуратно задавая деликатные наводящие вопросы, вскоре была в курсе всех тонкостей взаимоотношений внутри семейства Бычковых.
— Папа хороший, пока трезвый, — со вздохом поделилась Аня, — но когда праздники или выходные — он всегда пьёт… Терпеть не могу, когда он пьяный. Но куда мне из дома деться? Торчу у подружек до вечера…
— А мама что?..
— А что она может сделать? Сколько раз уговаривала его не пить, он обещает, что бросит, а потом опять всё заново…
— А вас, детей, ей не жалко? У тебя же ещё брат, вроде, есть?
— Да, Илюшка… Его часто забирает к себе тётя Нина, мамина сестра. Но ненадолго. У них там и без Илюхи весело — грудные двойняшки, ещё и с нашим хулиганом возиться… А иногда я к бабушке его отвожу.
— А сама почему у бабушки не остаёшься? Если уж дома так… непросто?
Аня улыбнулась, словно удивляясь такой наивности.
— Ну что вы, Полина Валерьевна! У бабушки возраст, и здоровье не то. С двумя внуками одновременно ей не справиться. Илюшка у нас уж слишком… реактивный, — по той нежности, которая звучала в голосе Ани, становилось ясно, как сильно она любит брата.
— Ты бы хотела, чтобы твоя мама ушла от отца?
Аня задумчиво покачала головой.
— Не знаю… Он, когда трезвый, всегда плачет и просит прощения, клянётся, что любит нас больше всего на свете, подарки покупает…
— А когда пьяный, он вас бьёт?
— Нет, — Аня даже отшатнулась, округлив глаза в ужасе. — Никогда! Просто… начинает с разговорами приставать… на жизнь жаловаться… его всегда тянет поговорить. Мне утром в школу, Илюхе в садик, а он всё равно будит нас среди ночи и начинает исповедоваться, как ему тяжело живётся. Говоришь ему: пап, иди спать, а он не реагирует.
— Ладно, — Полина ободряюще улыбнулась и сжала её ладошку, — не будем о грустном. В конце концов, ты едешь ко мне в гости, и моя задача — сделать так, чтобы тебе было хорошо и весело!..
И Ане действительно было хорошо и весело, Полина не обманула.
Отец и тётя Настя приняли девочку, как родную. Но больше всего маленькой гостье был рад их толстый ленивый кот по кличке Пельмень. Это была любовь с первого взгляда: едва завидев рыжее, абсолютно плюшевое чудо, Аня подхватила его на руки — и больше с котом практически не расставалась.
О лени Пельменя в семье Костровых ходили легенды. Его можно было тискать и мять как хочешь, дёргать за хвост и усы, дуть ему в уши — а он только недовольно жмурился. Можно было вертеть его так и сяк, как мягкую игрушку — он лишь покорно свешивал лапы и ждал, когда это безобразие закончится. Любимым занятием Пельменя было лежать, милостиво выставив круглое пузо для почёсываний и поглаживаний. Он даже мышей не ловил — а зачем? Рыбы всегда вдоволь, да ещё какой! От мелкой и костлявой он брезгливо воротил морду — мол, не царское это дело, не царское…
Аня, очарованная колоритом старинной русской деревни, воодушевилась и заявила, что желает непременно спать на печи, хотя тётя Настя убеждала, что там ей может показаться очень жарко с непривычки. Правда, печь не топилась постоянно, потому что в деревню давно уже провели газ. Однако некоторые традиционные блюда, особенно пироги, тётя Настя готовила по старинке — в печке.
Еда, к слову, тоже стала открытием и потрясением для современной городской девочки. Так, узнав, что на обед будут щи, она невольно скривилась: терпеть не могла капусту и, тем более, суп из неё. Однако Полина убедила её хотя бы попробовать, ведь настоящих русских щей, томлёных в печи, она ещё никогда не ела. А уж приправленные домашней густой сметанкой…
Аня взяла ложку не без опаски, а затем, распробовав, засмеялась и попросила ещё.
А какие тётя Настя пекла пирожки!.. От них невозможно было оторваться, приходилось оттаскивать себя буквально за уши. Полина всерьёз опасалась, что наберёт за эти несколько дней килограммов пять. Но уж очень она соскучилась по домашней стряпне…
Печь обычно топилась рано утром и к вечеру постепенно остывала, так что спать на ней, вопреки опасениям тёти Насти и отца, было весьма комфортно, а ненавязчивого уютного тепла хватало до самого утра. Аня засыпала там в обнимку с Пельменем абсолютно, незамутнённо счастливой, с лёгкой расслабленной улыбкой на губах…
— Я тоже любила спать на печи, когда была маленькой. Даже летом. Помните? — спросила Полина в первый вечер после приезда. Юная гостья уже отрубилась, утомившись от переизбытка новых впечатлений, а хозяева дома всё ещё посиживали у стола за поздним чаепитием.
— Как не помнить, Полюшка, — усмехнулась тётя Настя. — Я там летом обычно помидоры дозревать выкладывала… а ты, бывало, залезешь туда с книжкой, сыпанёшь в крышку от банки крупной соли — и лежишь себе, читаешь чуть ли не весь день напролёт… все помидоры вечно съедала! — она беззлобно рассмеялась.