— Парень офигенски крут! — завопила Ася, и у Илоны чуть не лопнули барабанные перепонки. — Я готова взять его на работу хоть прям завтра, честное слово.
— Который час? — прохрипела Илона, всё ещё не рискуя открыть глаза.
— Уже семь. Ты спишь, что ли? — возмутилась Ася. — Сама же просила меня почитать блог этого самого Кирилла…
С Илоны вмиг слетела сонливость. Она, слегка пошатываясь, села на постели и привалилась спиной к стене, прижимая телефон к уху.
— Что, правда? Тебе понравился его стиль?
— Конечно, правда! — радостно закричала Ася. Илона даже позавидовала: после вчерашнего быть такой свежей и активной… — И стиль, и язык, и тематика, и вообще всё! Такими кадрами не разбрасываются, я намерена немедленно с ним всё это обсудить — чем скорее, тем лучше… уведут ещё! А он точно согласен будет переехать в Москву?
— В Москву?.. — пролепетала Илона.
— К сожалению, удалённо работать он не сможет. Нужно будет регулярно ездить на съёмки и премьерные показы, на интервью, на другие важные мероприятия…
Илона совсем растерялась.
— Если честно, я не знаю. Он вообще пока не в курсе того, что я его тебе порекомендовала. Я же с тобой только вчера понакомилась…
— Слушай, — озаботилась вдруг Ася, — ты говорила, что он отчислен. А в армию его не призовут? Или, быть может, уже призвали?
Илона совсем смутилась.
— Этого я тоже не знаю. Мы не виделись с ним около месяца. У меня даже телефона его нет…
— Так разыщи его как можно скорее и всё выясни! Или устрой нам встречу, я сама попытаюсь его уговорить. У меня самолёт после обеда, я должна успеть пересечься с этим вашим Кириллом!
Илона уже лихорадочно прикидывала, как ей побыстрее связаться с Рыбалко. Писать комментарий в блог? Не факт, что он скоро прочтёт и ответит, у него там вечно ажиотаж, дебаты и дискуссии. Надо где-то раздобыть его телефон. Можно спросить у его закадычного дружка Сергея Петренко, но номера Петренко у неё тоже нет, и в университете сегодня выходной… И тут вдруг её осенило — Муся! У Муси даже дома на случай всяких форс-мажоров хранились в базе контакты всех студентов и преподавательского состава.
— Как ты думаешь, а этому Кириллу было бы интересно продолжить учёбу на журфаке МГУ? — спросила тем временем Ася.
На мгновение Илона даже потеряла дар речи.
— Шутишь? — выдавила она наконец. — Кто ж от такого отказывается…
— На дневное отделение вряд ли, но насчёт очно-заочного могу ручаться, — легко подтвердила Ася. — У меня там половина факультета — друзья и бывшие однокурсники, а с ректором мой отец давно дружит. Кирилл вполне сможет совмещать учёбу и работу. Но только уж, чтобы действительно учился, а не дурака валял, — добавила она, подумав. — Мне ведь придётся за него поручиться.
— Хорошо, дай мне… ну, скажем, полчаса, — проговорила Илона. — Я должна с ним связаться и ввести в курс дела. А то мы с тобой обсудили тут всё вдоль и поперёк, а он скажет: "Без меня меня женили!"
Ей вдруг сделалось страшно. Не слишком ли она самонадеянна? Что ответит ей Рыбалко на это предложение? Не пошлёт ли куда подальше с её товарищеской заботой? Съязвит: вы опять пришли меня жалеть, Илона Эдуардовна… единственная во всём мире, кого волнует моя судьба — кажется, подобное он заявил ей на фестивале "СтудОсень", когда она нечаянно застукала его в момент душевного раздрая и печали…
"Да, мой мальчик, — подумала она с неожиданной решимостью, даже злостью. — Меня волнует твоя жизнь, и я не допущу, чтобы ты пустил её коту под хвост".
— И, раз уж я тебе звоню, вот ещё что… — сказала Ася нерешительно, точно раздумывая, а стоит ли в принципе поднимать эту тему. — Можно задать один личный вопрос?
Илона напряглась. Почувствовав это даже по телефону, Ася рассмеялась:
— Знаю, знаю, что после такого предисловия собеседника обычно хочется послать отборным матом…
— Да нет, всё нормально, — помедлив, откликнулась Илона. — Задавай свой личный вопрос.
— Есть… кто-то ещё? Другая женщина?
— Ты о чём? Вернее, о ком? — заторможенно отозвалась Илона, хотя в ту же секунду поняла, кого имеет в виду Ася.
— Я о Марке. Не думай, он сам мне ничего не рассказывал, — торопливо добавила журналистка, — мы вообще не затрагивали его личную жизнь. Но мне просто так показалось…
— Тебе не показалось, — мрачно подтвердила Илона.
Ася шумно выдохнула.
— Блин… Хреново. И он тебе в этом признался?
— Он в этом даже себе, по-моему, до сих пор не признался.
— Как же мне знакомо всё это дерьмо… — простонала Ася сквозь стиснутые зубы.
— Серьёзно? — удивилась Илона. Представить Асю, великолепную красавицу Асю, страдающую от несчастной любви, было очень сложно.
— До Димки я была замужем за человеком, который любил мою лучшую подругу. И знаешь, это было самое настоящее дно. Днище, — докончила Ася упадочным тоном. — Послушай, Илон. Ты мне очень нравишься. Правда. И вот что я тебе скажу… каким бы ни было это проклятущее чувство долга и ответственности у мужчины, эта его долбаная порядочность… рано или поздно он всё равно уйдёт, — и добавила безнадёжно:
— Они всегда уходят.
Глава 15
ЯНВАРЬ
Полина
С Ксенией у Полины мало-помалу установился прохладный нейтралитет.
Разумеется, поначалу она была настроена весьма воинственно: хотела организовать громкое выяснение отношений, вообще-то обычно ей не свойственное, и, быть может, даже съехать в другую комнату, подальше от "писательницы" — лишь бы удалось договориться с комендантом.
Однако, проведя ту памятную ночь в квартире Громова, Полина вернулась в общежитие такой опустошённой и морально вымотанной, что сил на разборки у неё совсем не осталось.
— Я ничего не хочу знать о твоих причинах и целях, — предупредила она Ксению, испуганно кинувшуюся к ней навстречу и залепетавшую что-то в попытке оправдаться. Затем Полина медленно сняла куртку и рухнула на кровать прямо в джинсах и свитере, отвернувшись лицом к стене. Ей хотелось сейчас только одного: чтобы все раз и навсегда оставили её в покое.
С того самого дня все попытки Ксении объясниться наталкивались на глухую стену. Полина не желала обсуждать это вообще никогда. Ксения, явно смущённая и чувствующая свою вину, время от времени несла какую-то околесицу о преломлениях действительности в её сознании, но видно было, что и ей неловко говорить об этом.
Отныне Полина отделывалась в общении с Ксенией лишь формальными фразами, без которых невозможно было обойтись при совместном проживании. Ещё одна причина, почему она не стала скандалить и демонстративно игнорировать однокурсницу — это Катя. Девушка не была посвящена в конфликт, и меньше всего на свете и Полина, и Ксения хотели делиться с ней той грязной историей. Катя была, как ребёнок — и, подобно ребёнку, так же расстраивалась, если дома случались нелады.
Поначалу Полина думала, что не сможет забыть этот подлый поступок и никогда больше не сумеет взглянуть на бывшую лучшую подругу с симпатией. Однако, к её величайшему удивлению, постепенно всё сгладилось и почти забылось. Словно и не было никакого Вадима…
Но одного Полина перебороть в себе так и не смогла, став настоящей параноичкой — ей теперь всюду мерещился пристальный наблюдающий взгляд Ксении. Она дико боялась, что та узнает о её ночёвке у доцента, и ещё тщательнее стала оберегать своё личное, тайное, сокровенное… И эта боязнь, это смущение перекинулись на встречи с Громовым.
С Марком Александровичем всё было довольно печально. Она не собиралась морально давить на него тем, что между ними было (да и разве можно сказать, что действительно что-то "было"?). Верная своему слову, Полина не хотела его беспокоить, но сугубо деловые отношения всё равно необходимо было как-то поддерживать. Полина же откровенно терялась теперь в его присутствии. Смотреть в лицо — стыдно, опускать глаза — неловко, отворачиваться — глупо, и, видимо, доцент уже и сам заметил, что его лучшая дипломантка безнадёжно отупела.
А затем — как всегда, внезапно — подкралась сессия.
Больше некогда было любить, некогда горевать, некогда ссориться. Только зубрить, зубрить, зубрить… Современная русская литература, методика преподавания, история литературного языка… боже мой, история языка у Громова, стенали все, это же погибель! Ошибёшься на каком-нибудь дохлом ударении — и пиши пропало, пойдёт гонять по всему курсу, чёртов зануда.
Непонятно, как и выжили, но всё-таки выжили. В комнате девушек тоже все были живы, хотя Катя чуть не застряла (сказалось наплевательское отношение к учёбе осенью), еле-еле выплыла на троечках, оставшись без стипендии.
Полина блестяще сдала экзамен у Марка Александровича, и это был единственный день за всю сессию, когда она с ним виделась. Благодарю покорно за такую встречу: билет в дрожащей руке, ноги подкашиваются, во рту пересохло… И холодный взгляд экзаменатора едва прикасается к лицу Полины Костровой, очередной студентки — сколько их там ещё осталось? Пять, шесть? Восемь?.. Давайте зачётку, пожалуйста.
Домой на каникулах Полина не поехала, написав извиняющееся письмо отцу и тёте Насте. Нужно было много работать, каждый день ходить в библиотеку… "Но зато уж после госов и защиты приеду надолго, почти до конца лета!" — пообещала она.
Ксения планировала съездить в Москву на несколько дней, развеяться, даже робко приглашала с собой Полину, однако та вежливо, но решительно отказалась.
Пару раз в гости забегала Ира Селиванова, трещала без умолку и действовала Полине на нервы своей бестолковостью, вечной суетой и неизменной тягой к сплетням. После сессии все разговоры у неё были только о том, как она ненавидит всех преподов и мечтает поскорее с ними распрощаться.
— Добрым словом никого не помянешь? — скептически поинтересовалась Ксения.
— Это вы с Костровой поминайте, — пренебрежительно отмахнулась Селиванова. — Русичку, что ли, благодарить, которая всю душу вынула своим занудством и унизительными диктантами? Или Громова, который над нами измывался?