сения. — Но я не о Вадиме сейчас, а о Громове. Когда это вы успели с ним познакомиться? Почему ты мне ни слова, ни полсловечка не сказала?
— А чего там говорить? — буркнула Полина. — Мы с ним мою дипломную работу обсуждали, а не трепались о жизни. Он меня, кстати, сразу же при знакомстве отчитал, как первоклашку…
— Да ладно? — с сомнением протянула Ксения. — А встретил тебя сегодня у Астарова, как любимую доченьку. Только что по голове не погладил.
— Выдумываешь… — отозвалась Полина и поспешно отвернулась к стене, чтобы спрятаться от вездесущего взгляда. — И открой, наконец окно! — сердито бросила она через плечо. — Дышать нечем.
Ксения послушно распахнула старые рамы, впуская в комнату свежий сентябрьский воздух, пахнущий мокрым асфальтом, опавшими тополиными листьями, дымом костров и почему-то грибами.
И снова дождь зашуршал по стенам и крышам, но теперь его звук казался не раздражающим, а даже уютным. Вот и конец тёплым денёчкам… теперь уж точно конец. Пора забыть о летних вещах, о легкомысленных юбках и платьях, о лёгких туфельках… время доставать ветровки, куртки, ботинки… бррр, даже думать об этом не хочется. И всё-таки… всё-таки Полина надеялась на эту осень. Словно подсознательно ждала от неё чего-то хорошего. Чего-то нового. Чего-то определённо счастливого…
Ночью Полина проснулась — резко, будто её толкнули. Сначала подумала, что сама по себе, но потом поняла: что-то её разбудило. Прислушалась… так и есть! Со стороны Катиной кровати еле слышно, приглушённые шерстяным одеялом, доносились тоненькие всхлипывания.
Опять плачет…
Она всегда плачет, когда с Киром что-то не ладится. И если на первом курсе слёзы были не таким уж частым явлением, то с начала этого учебного года у Кати глаза постоянно на мокром месте. Что же там у них произошло?..
Недолго думая, Полина бесшумно выскользнула из-под одеяла и прошлёпала босиком к Катиной кровати. Шепнула только:
— Подвинься.
Та повиновалась без единого звука.
— Ну? — устроившись рядом с подругой, тихо произнесла Полина. — Я жду. Сейчас же выкладывай всё от начала до конца.
— Чего тут выкладывать? Я его люблю, он меня не любит — вот тебе и начало, и конец.
— Конкретнее! — настойчиво поторопила её Полина. Катя повернулась лицом к подруге и зашептала, как ребёнок — не в ухо, а в рот:
— Трудно же рассказывать… В общем, ничего у нас с Киром не получится. Он признался, что влюблён в Ольгу. Ещё с первого курса влюблён… а со мной он так… он тоски и нечего делать. Видел же, что я с ума по нему схожу. Говорит, надеялся, что стерпится-слюбится… Не стерпелось и не слюбилось, — она убито шмыгнула носом.
— Вот гад, — с чувством выговорила Полина. — Стоило тогда тебе голову морочить.
— Он не гад! — горячо заступилась Катя за любимого. — Он правда старался. Но… сердцу же не прикажешь.
— Ш-ш-ш, Ксению разбудишь… А Ольга что?
— Да кто её разберёт… По-моему, она с ним играет просто. То подпустит к себе ближе, то оттолкнёт… Она сама ещё не решила, нужен он ей или нет, — с обидой произнесла Катя, словно недоумевая, как можно так жестоко обходиться с её обожаемым Кириллом.
— А он?.. — нетерпеливо спросила Полина.
— А он запутался совсем…
Катя тяжело, прерывисто вздохнула.
— Понимаешь… Когда она рядом, Кир как шальной какой-то становится. Из кожи вон готов лезть, лишь бы она на него внимание обратила, чтобы хоть улыбнулась. Преподам так хамит на занятиях, что я удивляюсь, как его до сих пор в ректорат на разборки не вызвали. Как бы сессию не завалил… он же совершенно забил на учёбу!
В это время в темноте раздался ровный и отчётливый голос Ксении:
— И понять ничего невозможно, и уснуть, между прочим, тоже нельзя. Я положила подушку на ухо, но всё равно шипит… Теперь у меня бессонница, по вашей милости.
Подруга торжественно поднялась с кровати, включила свет, а затем важно прошествовала к подоконнику, где стояла старенькая магнитола. Ксения тут же поймала волну какого-то музыкального радио, с ходу включив звук на полную громкость — и девушки чуть не оглохли от этой внезапной какофонии.
Полина сориентировалась первой — метнувшись к окну, она быстро рванула вилку из розетки, чтобы вырубить магнитолу. Но, едва наступила тишина, Ксения немедленно запела — отчаянно громко и фальшиво. Дал же бог человеку такой слух, ни единой верной ноты!
— Эй, соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёть.
Эй, раз! Эй, два! Горе — не беда,
Канареечка жалобно поёть!..
Полина и Катя хором закричали на Ксению, шум получился дикий. А она продолжала распевать на тот же непростительный мотив, ещё и притопывала босыми пятками и уперев руки в бока:
— Раньше нежным баритоном
В оперетке шпарил я,
А теперь солдатским тоном
Распеваю соловья.
Эй, соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёть…
В конце концов, снизу принялись колотить по батарее шваброй.
— Сейчас коменданта вызовут! — урезонивала подругу Полина, задыхаясь от хохота. У Кати в глазах блестели невысохшие слёзы, но и она тоже отчаянно, до икоты, смеялась.
Ксения прекратила концерт так же внезапно, как и начала. Она спокойно улеглась в свою постель, протяжно зевнула и вежливо пожелала подругам:
— Доброй ноченьки.
И через пару минут с её кровати раздалось ровное сопение.
Катя, повозившись немного и тихонечко вздыхая, вскоре тоже заснула, по-детски обняв подушку. Даже завидно: умеет же человек выкинуть из головы все тревожные и грустные мысли сразу…
У Полины вот так не получается. Каждый раз перед сном традиционное, девчачье: “А подумаю-ка я о миллионе вещей одновременно!”
На этот раз последней мыслью перед тем, как заснуть, была следующая: вот и тяготишься порой этой общагой, этой комнатой и этим обществом, и грустно бывает, и скучно, и тоскливо. А если поразмыслить… если поразмыслить, то сколько раз за эти годы сон приходил с доброй улыбкой.
Глава 4
Илона
Илона любила проснуться пораньше и, пока город спит, отправиться на набережную на пробежку. Бежать, бежать, бежать вдоль широкой сверкающей ленты реки, слушать любимую музыку в плеере и думать о своём.
Эти пробежки не прекращались даже после того, как заканчивалось лето. Наоборот, в сентябре ей бегалось даже легче и приятнее.
Больше всего на свете Илона обожала запах ранней осени. С детства его любила: этой пряной прохладной свежестью невозможно было надышаться!
Осень пахла чаем, заваренным с листьями малины и чёрной смородины, мятой, чабрецом и шиповником. Пахла она домашними “закрутками”, пахла собранным с дачи урожаем. Из самой обычной тыквы мама могла приготовить множество блюд: тающую во рту кашу, вкуснейшее варенье, сладкие пироги, или же просто тушила тыкву в казане из-под плова, обильно присыпав сахарком, чтобы пустила сок…
А ещё осень непременно пахла яблоками: шарлоткой, пастилой, яблочным соком, джемом, компотом.
И — когда-то, давным-давно — осень пахла школой, свежевыкрашенными стенами, мелом и похрустывающими страницами новых учебников…
Обычно в это время года Илоне хотелось мечтать, строить планы и фантазировать. Она любила оставаться наедине с собой, ей никогда не бывало скучно в одиночестве и в тишине. Сидеть в своей уютной маленькой квартирке, натянув любимые шерстяные носки, попивать согревающий травяной чай, читать какую-нибудь интересную книгу или пересматривать старые любимые фильмы… Именно так она и проводила все свои выходные.
В этом же сентябре, с возвращением в город Марка, она вдруг поняла, что одиночество не так уж и прелестно. Гораздо заманчивее и притягательнее делать всё те же простые вещи вдвоём — с человеком, который близок тебе и дорог, которого ты любишь и который любит тебя…
Марк держался с ней приветливо и радушно, но всё-таки не спешил проявлять инициативу, и Илона, поколебавшись, решилась сделать первый шаг самостоятельно.
— Как вы относитесь к яблокам, Марк Александрович? — спросила она в субботу беззаботным тоном, когда они вышли после лекций из университета и медленно двинулись по улице.
— К яблокам? — весело удивился он. — Вообще, положительно. Особенно в виде компота.
— У меня к вам деловое предложение, — задорно выпалила она, стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул и не выдал её волнение. — Как насчёт того, чтобы поехать вместе со мной на дачу и собрать остатки яблок?.. Родители сказали, там ещё пара вёдер наберётся. Сами они уже не поедут, им хватит, а вот вы могли бы мне помочь…
— Помочь собрать яблоки? — с небольшой заминкой переспросил он.
— Ну да, собрать и довезти до дома. Мне в одиночку с такой тяжестью не справиться… А в благодарность за нелёгкий труд я непременно угощу вас свежесваренным компотом и моим фирменным яблочным пирогом!
Некоторое время он пристально вглядывался ей в глаза, словно прикидывая, что на самом деле стоит за этим, вроде бы, простодушным предложением. Илона даже немного испугалась сказанного, жалея, что навязывает Марку своё общество. Но ей жизненно необходимо было “заесть” то неприятное послевкусие от визита в дом Астарова…
— Да вы не волнуйтесь, Марк Александрович, — успокоила она. — Это не так долго и страшно, как кажется. Мы можем завтра выехать на утренней электричке, быстренько всё собрать и после обеда уже вернуться. Но, конечно, если вы заняты, или просто не хочется…
— Я и не волнуюсь, — откликнулся он наконец. — Очень люблю пироги с яблоками. Можете на меня непременно рассчитывать!
Она не спала всю ночь, готовясь к этой поездке.
Условились встретиться утром у касс железнодорожного вокзала, и Илона вся изнервничалась: а вдруг Марк передумает? Вдруг опоздает? Вдруг испортится погода и с утра зарядит дождь — и тогда, разумеется, не будет смысла тащиться на дачу… Ну, и самое-то главное — она должна завтра выглядеть как можно более привлекательно, но при этом естественно и не вызывающе. Не потащишься же на дачу в вечернем платье и на каблуках… но и резиновые сапоги с дешёвеньким плащом-дождевиком тоже не прокатят.