Он хотел сказать — старые игроки в поло, решила я.
— Присмотрите за ней. — Лорд пообещал и аргентинцам, и мне, что не задержится, и удалился.
Я провожала его взглядом, а когда они с дочерью исчезли в толпе, повернулась к своей страже и лишь теперь по-настоящему их рассмотрела: крашеные угольные волосы, перстни из золота.
— Давно его знаете? — спросил один из аргентинцев.
— Да. — Я изобразила возмущение.
— Тогда вы ему или дочь, или конюх?
Оба расхохотались и осушили бокалы, позвякивая золотыми цепочками на запястьях о золотые браслеты своих «ролексов».
Меня так часто обижало непрошибаемое равнодушие Лорда, что любовь к нему уже не ощущалась счастьем. Когда он отправился за границу по какому-то чрезвычайно важному, связанному с лошадьми делу, не сказав мне, когда вернется, я задалась вопросом, почему, собственно, держусь за него. Работа тоже удручала. Теперь даже шефу удавалось доводить меня до слез. От чего-то надо было отказываться.
— Нет!!! Опять ошибка! — взревел шеф. (Провалилась моя третья попытка напечатать письмо его бывшей жене в связи с круизом по свету их дочери.) — Монтерей! Через «о»! И через «е»! Это в Калифорнии, что в Соединенных Штатах Америки, если вам о чем-то это говорит!
— Я знаю, что такое Америка. Между прочим, еду туда на следующей неделе, — соврала я и, швырнув на пол кипу бумаг, гордо прошествовала на выход.
— Остановите ее! Не выпускайте! Скажите, я буду хорошим. Скажите, я буду больше платить! — орал он шоферу.
Я же спустилась на лифте — и вышла вон из офиса. Навсегда.
С секретарской работой пора было прощаться, она угрожала моему рассудку. Шефу я заявила, что еду в Америку, — так почему бы и нет? Время пришло, я была готова к приключениям.
Несколько недель назад, на вечеринке у скандально известного светского льва и приятеля моего домовладельца, я познакомилась с сыном великого киноактера, легенды Голливуда. Парень был самым молодым среди присутствующих, единственным, не сверкавшим латунными пуговицами на клубном блейзере, — и понравился мне с первого взгляда. Его не обмануло мое платьице в горошек и туфли с бантиками — он умел видеть глубже. Избавив меня от какого-то блейзерно-латунного юноши, он предложил турне по лондонским клубам.
— Вы какие любите? — поинтересовался мой новый знакомый, уводя меня с вечеринки.
— «У Аннабель».
— Лажа для стариков.
Он возил меня по своим любимым клубам, мы танцевали до четырех утра. Приехав к нему в квартиру, мы умирали с голода и налегли на хлопья, потому что холодильник был пуст, а за окнами Лондон, где все закрыто.
— В Санта-Монике «фатбургеры» работают круглосуточно, — недовольно сказал Брэд, набив рот хрустящей сладостью.
— А я никогда не была в Америке.
— А я никогда не встречал человека, который мог бы такое сказать. Давай-ка, заваливай как-нибудь. Места в доме полно.
И я поехала. Брэд встретил меня в аэропорту Лос-Анджелеса, а на пороге дома его знаменитого отца меня приветствовал сам хозяин.
— Для вас — мистер Эм Джи, — представился Легенда Голливуда, — ну а вы, полагаю, мисс Принимайте в Гости.
Великий актер видел меня насквозь, но радушно предложил крышу над головой в своих владениях: гостевой домик у бассейна. Несмотря на его гостеприимство, я решила держаться от Легенды подальше, что оказалось несложно: поднимался он не раньше полудня, завтракал в постели, и безо всякой спешки. Узнав, что я не видела его любимый фильм, Легенда Голливуда пригласил меня посмотреть видеозапись.
— С такими ногами, — заметил он, жестом направляя меня от своей кровати к приставной лестнице, что вела к его коллекции кассет, — вам бы на экране блистать.
Брэд ввел меня в круг своих друзей. «Захвати и ту девушку», — напоминали ему всякий раз, приглашая на серфинг при полной луне, в джаз-клуб, на ночные вечеринки в студии какого-нибудь художника или в предрассветный набег на «фатбургер».
К концу шестой недели моей жизни в стиле Родео-драйв, за традиционным семейным ужином, Легенда Голливуда назвал меня их «самым долгим гостем».
— Не сочтите только, что мы вас выгоняем, — добавил он, в душе наверняка сомневаясь, удастся ли от меня вообще когда-нибудь избавиться.
Пора было возвращаться в Лондон и подыскивать работу, но не раньше, чем встречусь с сестрой. Я позвонила ей в Техас и уговорила составить мне компанию в поездке по Тихоокеанскому хайвею. Мы отправились в Сан-Франциско, однако сделали остановку в Монтерее, и по пути на пляж я отправила бывшему шефу открытку с единственным грамотно написанным словом, кроме «спасибо». Его буйный нрав выставил меня из офиса и отрядил в места такой головокружительной красоты, что даже моя сестричка, полюбовавшись на тихоокеанские пляжи и горы Санта-Моники, решила, что безводных равнин Техаса с нее довольно. Она была готова перейти последний рубеж. Она созрела для Калифорнии.
Ну а я вернулась в старую добрую Англию, к стопке корреспонденции, аккуратно собранной моим другом-домовладельцем. К счастью, первым я открыла письмо от Ребекки, подруги моей подруги, которая буквально погибала у себя на фирме без помощницы. Я позвонила немедленно, и мы договорились о встрече. Шанс заработка, пока еще не реализованный, вселял надежду, поскольку далее следовали всевозможные счета. А последним оказалось письмо от Лорда, оставившего, кроме того, и пять сообщений на автоответчике.
Лорд вернулся в Лондон, не сомневаясь, что я тут изнемогаю от тоски, и три недели ждал ответа на свои звонки. Когда я наконец позвонила, стало ясно, что баланс сил (или любви?) сместился. Лорд предложил тем же вечером приехать к нему, но в Америке я ощутила себя самой собой и такой свободной, что не горела желанием возвращаться в наши с Лордом «пигмалионные» дни.
— Пожалуйста, радость моя, — взмолился он. — Приезжай на выходные.
— На все выходные?
— Конечно.
Заканчивался сентябрь; день мне Лорд устроил великолепный. Мы скакали по полям, заглянули во все наши тайные уголки парка, ужинали на свежем воздухе, купались под луной — словом, повторилось все, благодаря чему я влюбилась в Лорда. И я влюбилась снова. Наш роман возобновился, только теперь Лорд не бросал меня на выходные в одиночестве, а брал с собой.
Он наконец познакомил меня со своими друзьями — обладателями загородных особняков и лондонских квартир, имеющими любовников и в столице, и в деревне и красивых детей, разбросанных по школам-пансионам. И чем больше я с этими людьми общалась, тем отчетливее понимала, что меня приняли в члены «Клуба Лордов», а не Леди. Друзья Лорда были неизменно сердечны и принимали меня как доброго друга, но кое-кого из их женщин, в отличие от мужчин, сильно беспокоил тот факт, что я была чужаком в их мире. Я не так, как они, говорила, не так думала, не так одевалась, а главное, я была на два десятка лет моложе. Леди предпочитали одинокого Лорда и не жалели сил на то, чтобы я чувствовала себя недостойной не только их, но и его общества.
— Мы из разных классов, в этом все дело, — пожаловалась я Лорду после особенно нелегкого ужина, когда очередная Леди, пристроив голую ступню на его ботинок от Гуччи, напрочь выключила меня из беседы.
— Ерунда. Я и слова-то «класс» не слышал, пока с тобой не познакомился.
— Только потому, что вы все одного класса.
Он улыбнулся, и на том спасибо. С какой стати им думать о других? Им принадлежало все самое лучшее в Англии, а их жизни, даже если и не всегда счастливые, текли свободно, не замутненные самокопанием, подпитываемые сексом и алкоголем.
Из желания стать своей для Лорда и потому, что полюбила верховую езду, я рискнула попробовать и охоту. Лорд обещал мне целый день наедине перед Рождеством, и с приближением праздников жизнь моя, казалось, наладилась: мне нравилась работа у Ребекки, а Лорд, любовь моя, принял меня в свой мир. По выходным за городом я щеголяла в жемчугах, желтом кашемире и мокасинах (ради которых залезла в долги — лишь бы не выделяться на общем фоне). Увы, моему охотничьему счастью не суждено было продлиться: я приземлилась и сломала лодыжку. Когда пришло Рождество, Лорд отправился с дочерью в Шотландию, а я — на поезде домой, к маме, с чувством, что былое возвращается. Дома это чувство лишь усилилось. Я день-деньской лежала на софе и ждала, когда срастется кость и когда позвонит Лорд. Я ждала — и жевала. И чем больше я ела, тем больше мне хотелось есть. Лодыжка заживала медленно, зато толстела я быстро.
За день до Нового года мне сняли гипс, и первое, что я услышала, вернувшись из больницы, был телефонный звонок: Лорд приглашал меня на вечеринку в Лондон, к своим задушевным друзьям. Старый год вдруг стал не так уж плох, а новый и вовсе засиял всеми цветами радуги.
Мы провели вечер в Найтсбридже, в элегантном доме итальянской четы, пригласившей еще шестнадцать гостей, среди которых не оказалось ни одного наездника. Здесь были академики, продюсеры, дизайнеры; в поле зрения ни кашемирового кардигана, ни банта из тафты, однако Лорд вписался как нельзя лучше. Меня посадили между кинопродюсером и бородатым американцем в очках, который круто сменил тему разговора, заинтересовавшись нашими с Лордом отношениями.
— Судя по всему, вы противница традиций, — сказал он.
— Вот как?
— Ваш выбор партнера традиционным не назовешь.
— Пожалуй.
— Знаете, кто вы такая? Женщина в движении.
— И что это значит?
— Вы в процессе развития. Познаете жизнь и изучаете себя.
— Возможно, — отозвалась я, не слишком уверенная, что жажду находиться в движении. Скорее мне хотелось совсем другого: чтобы жизнь застопорилась здесь и сейчас, чтобы я навсегда осталась с Лордом.
— Будете в Штатах — звоните. — Американец протянул визитную карточку.
В ближайшее время я за океан не собиралась, но визитку взяла, а дома сунула ее за раму зеркала, на память о приеме одновременно роскошном и интимном — лучшей новогодней вечеринке в моей жизни.