Давно ли учлет Голубев зубрил физику, чертил кривые траекторий, ломал голову над математическими задачами! Как трудно, неимоверно сложно казалось тогда познать все эти премудрости! А с каким трепетом он впервые садился за штурвал, как волновался из-за неровной посадки, переживал выговор инструктора! И вот ему доверили настоящий боевой самолет и послали на ответственное задание: в Каракумах шли жаркие схватки с басмачами.
За Хивой природа стала меняться. Вместо цветущих садов и бахчей пошли солончаки. Ни кустика, ни травинки. Только бурые сухие шары перекати-поля да поблескивающие пятна соли — следы бывших когда-то здесь озер. Но вскоре и это исчезло. Начались сплошные пески. Бескрайнее царство песков, унылое и однообразное. Ни малейшего ориентира.
Голубев забеспокоился: не сбиться бы с курса. Он еще раз взглянул на карту, хотя маршрут знал на память, сверил положение самолета по компасу. Все было в порядке.
Прошел еще час полета. Тревога Сергея росла. Заблудиться при первом боевом вылете?! Этого еще не хватало! На весь отряд стыда не оберешься.
Наконец, к великой радости летчика, среди холмистой пустыни мелькнул колодец. Голубев по описанию узнал Даш-Аджи. Отсюда к Хорезмскому полку следовало повернуть строго на юг. Сергей облегченно вздохнул, сделал вираж и повел машину низко над землей. Стали видны заросли саксаула, венчающие гребни барханов. Вскоре внизу показались палатки. Над одной из них трепетал красный флаг.
Выбрав ровную площадку, Голубев мягко посадил свой Р-5 на три точки и, улыбнувшись самому себе, вспомнил, как инструктор всегда говорил в таких случаях: «Посадочка нормальная. А на «отлично» я и сам не сажаю».
Только сейчас, на земле, Сергей в полную меру почувствовал одуряющую жару пустыни. Тело моментально покрылось липким потом. Комбинезон стал непомерно тяжелым. Волосы взмокли. Кожаный шлем обручем сдавил голову. Сергей с трудом стянул его и грузно, зашагал к штабной палатке. Навстречу ему уже бежали люди.
Высокий, плечистый, Голубев с трудом протиснулся в узкий вход штабной палатки. При появлении Сергея два человека в гимнастерках, склонившихся над столом и о чем-то споривших, сразу замолчали и выпрямились. Один из них, прищурив близорукие глаза, шагнул вперед и, узнав по обмундированию летчика, приветливо пробасил:
— А-а, воздушный бог, здравствуй! Чем ты нас порадуешь?
Сергей лихо представился и протянул пакет. Помполит командира полка надел очки и, прочитав документ, нахмурился.
— Придется, начштаб, командира будить, — сказал он. — Жаль… Не хотелось бы… — И, словно извиняясь, добавил: — Трое суток не спал человек!..
— А в чем дело? — спросил начальник штаба, протягивая руку за приказом.
— Придется выступить на помощь отряду Кулиева. В окружении он.
Прочитав приказ, начальник штаба тяжело прошелся по палатке. Был он высок и грузен. На круглом лице резко выдавался жесткий подбородок с глубокой складкой у рта.
— Плохо, — сказал он.
— Да, плохо. Но приказ есть приказ.
Голубев переводил взгляд с одного на другого, не понимая, о чем идет речь. Помполит пояснил:
— Мы остались без воды. Утром выслали специальный отряд к колодцу Даш-Аджи, которому пора бы уже вернуться, но…
— Вернется, — вмешался начальник штаба, — уверен, что скоро вернется. Что с ним случится? — И глаза его, внимательно смотревшие на Сергея, смягчили первоначальное впечатление суровости и придали лицу добродушное выражение.
— Если на басмачей не нарвется.
— В этом районе басмачей сейчас нет.
— Ну, это как сказать…
— О чем спор? — раздался за спиной Сергея резкий голос.
Он оглянулся и увидел человека в бурке. Был он малого роста. Лицо, худощавое и почерневшее, опаленное среднеазиатским солнцем, было властным. Узкие с косым, разрезом глаза смотрели пристально, не мигая. Перед Голубевым стоял знаменитый командир Хорезмского полка ОГПУ, о смелости которого по Туркестану ходили легенды.
Прочитав привезенный летчиком приказ, командир полка задумался. Потом решительно выпрямился, поправил бурку и приказал:
— Выступаем через пятнадцать минут. Мы должны помочь отряду Кулиева разбить остатки банды Ахмед-бека и не дать им соединиться с Дурды-Муратом. Ты, Фролов, — обратился он к начальнику штаба, — останешься здесь с третьей ротой для охраны отбитого обоза. Больше сил выделить не могу. А вы, — повернулся командир полка к Голубеву, — прикомандированы к нам на время операции для связи и тоже пока останетесь тут.
Через четверть часа полк снялся с места и, оставив сильно поредевшую в последних боях роту для охраны трофейного имущества, ушел в пески.
Осмотрев самолет и на всякий случай приготовив все для взлета, Сергей неторопливо направился вдоль палаток. Жара усиливалась. Над сыпучими дюнами струилось обжигающее марево. Не выдержав, Сергей уже дважды прикладывался к фляге и с наслаждением делал несколько глотков. Но через минуту жажда становилась еще острее и мучительней. Во рту все пересыхало, появлялась горечь. Губы потрескались, а язык стал шершавым, как высушенная хлебная корка.
Проходя мимо крайней палатки, Голубев внезапно уловил на себе чей-то пристальный взгляд. Невольно обернулся и увидел женщину. Сразу поразили ее большие горящие глаза. Они светились в полутьме, царившей в палатке. Светились мрачно, огромные, агатовые, окруженные густыми, пушистыми ресницами. Сергей остановился, потоптавшись, приблизился к открытому пологу. Гибкая, маленькая, почти детская фигурка съежилась, словно в ожидании удара.
К Голубеву подошел боец из охраны. Он почтительно покосился на кожаный шлем летчика и негромко сказал:
— Двенадцатая жена.
— Что? — не понял Сергей..
— Двенадцатая, говорю, у Ахмед-бека была, — пояснил боец и добавил с сожалением: — Шестнадцать лет ей всего…
Сергей не отрывал взгляда от женщины. Шаль сползла у нее с головы, обнажив волосы, густые, иссиня-черные.
— Мы весь обоз Ахмед-бека захватили, — словоохотливо продолжал боец. — Он сам мало-мало ноги унес. Всех жен его забрали. Тут сидят, — ткнул он рукой в палатки, стоящие рядом. — А эту, самую молодую, бек, говорят, всего полгода, как взял где-то в горном кишлаке на Памире. Страдает сейчас, бедная, привычки нет к такой жаре. У них там, в горах, прохладно, а здесь… — Боец вздохнул. Видно, и ему, коренному жителю этих мест, было несладко. — А тут еще воды нет. Сами второй день по капле пьем.
Увидев выходящего из штабной палатки Фролова, боец заторопился прочь. Начальника штаба здесь, вероятно, побаивались. А Сергей, повинуясь какому-то неясному чувству, отодвинул полог и вошел внутрь. Женщина испуганно взглянула из-под шали, что-то быстро сказала и стремительно отодвинулась в самый дальний угол. Голова ее наклонилась, плечи передернулись.
— Не бойся, — тихо сказал Сергей, опускаясь на ковер у входа. — Не бойся, — повторил он мягко, чувствуя, что она его не понимает.
В палатке наступила тишина. Слышно было только дыхание женщины, частое, горячее, с еле уловимой хрипотцой. Голубев отстегнул флягу и протянул ей.
— На, пей!
Она опять не поняла и, судорожно сжимая в руках платок, смотрела на него расширенными от страха глазами.
— Возьми же! Напейся! Вода! — сказал он и для большей убедительности, отвинтив крышку, отпил глоток. — Не бойся!
Женщина, уловив в голосе неподдельное участие, наконец поняла, нерешительно протянула руку и взяла флягу дрожащими пальцами. Зубы стукнулись о металлическое горлышко. Она пила жадно, захлебываясь и тяжело дыша, боясь, что у нее вот-вот отберут драгоценную влагу. А Голубев сидел в двух шагах от нее и с улыбкой смотрел на женщину, поглощавшую его неприкосновенный запас. Ему нравилось, как она пьет, нравились ее нежные, чуть припухшие губы. Так бы и поцеловал их. Давно он уже не целовал девчат. С тех самых пор, как покинул родное село на Амуре…
Когда фляга была опустошена, женщина с виноватым видом протянула ее обратно.
— Рахмат! — прошептала она благодарно, и на густых ресницах сверкнули слезинки.
— Ну зачем же плакать! — воскликнул Сергей. — Не надо. Теперь ты в безопасности. И бай твой больше не придет…
Он не мог оторвать взгляда от этих огромных завораживающих его плачущих глаз. До чего же хороши! Эх, будь на месте этой байской жены какая-нибудь из амурских девчат, он бы уж знал, как ее утешить. А эту?.. Разве вот…
Сергей вытащил из кармана пакет с шоколадом — тоже неприкосновенный запас — и протянул его женщине:
— На, вкусно!
Она с минуту поколебалась, потом взяла. Голубев обрадовался:
— Вот и хорошо! Давно бы так. Ешь, ешь, не стесняйся… Как зовут-то тебя? — Видя, что она недоуменно смотрит на него, Сергей переспросил: — Зовут как? Есть же у тебя имя? — Потом ткнул себя пальцем в грудь и раздельно произнес: — Я — Сергей, Сер-гей!
Она догадалась.
— Си-рей! — повторила по складам и, положив маленькую руку на грудь, тихо произнесла: — Джамга… Джамга…
Глава втораяНАПАДЕНИЕ БАСМАЧЕЙ
Оторвав взгляд от карты, Фролов увидел входящего в палатку летчика и приветливо кивнул. Все эти дни они жили вместе и успели подружиться. Сергею нравился всегда собранный, никогда не унывающий начальник штаба. У Фролова была богатая биография: а прошлом шахтер, потом машинист, подпольщик и, наконец, чекист. Повидал он на своем веку немало и умел удивительно интересно об этом рассказывать. Смеялся он громко, раскатисто, заражая собеседника. При этом его массивная фигура колыхалась так, что трещала по швам гимнастерка.
— Видел, Серега, воду привезли! — воскликнул он радостно. — Только маловато. Знаешь, по дороге их все-таки басмачи задержали. Прав был помполит. Целый бой хлопцам пришлось выдержать, а потом в пески уходить. Но ребята молодцы, не подкачали. Жаль, что бурдюков удалось сохранить немного. Пулями продырявили, сволочи!.. Сейчас отправлю воду вдогонку за полком. Себе оставим только минимум.
Фролов довольно потер мозолистые ладони. Кожа на руках у него была темной, со следами угольной пыли, въевшейся, кажется, навечно. Лукаво глянув на Сергея, он внезапно спросил: