— Отберите несколько человек покрепче, — приказал Семибратов. — Чтобы плавать хорошо умели. Моряков прихватите в помощь. Шлюпка тоже в вашем распоряжении. А уж мы с Воронцом займемся личным составом.
— Понятно. Разрешите идти? — Мантусов козырнул.
В обращении со старшими он всегда соблюдал субординацию. И это заставляло Семибратова быть с ним тоже официальным, хотя чаще хотелось подойти к помкомвзводу просто так, по-человечески, сказать о своих сомнениях, спросить совета. Он не только уважал Мантусова, в глубине души даже робел перед ним. Тот был много старше, к тому же воевал. Ну а какой у Семибратова опыт? Так, смех и горе. Он же всего полгода, как из училища. В атаки разве что на тактических учениях ходил. А Мантусов на фронте взводом командовал! Случайность, что он оказался в подчиненных. Если по справедливости, по заслугам, то ему бы надо было сейчас командовать, не Семибратову.
Ничего этого Мантусов, разумеется, не знал, да и знать не мог. Семибратов ни с кем не делился своими мыслями. Он вообще стал замкнутым. Раньше хоть с Воронцом мог по душам поговорить, но с некоторых пор разладилась у них дружба. Наверное, не надо было просить начальство направить Сергея Воронца во взвод командиром расчета. На расстоянии, может быть, и восстановились бы между ними прежние отношения. А теперь никак не могут найти верного тона в обращении: то «ты», то «вы»… Воронец затаил на него обиду, будто он, Семибратов, виноват, что его выпустили из училища офицером, а Воронца — сержантом.
Воронец сам подошел к Семибратову. Он был далеко не так спокоен, как Мантусов. Однако от иронии удержаться все же не сумел:
— Ну, так что же решил командир взвода?
— Брось! — Семибратову стало досадно, что Сергей даже в такую минуту не сдержался. — Эх ты!.. — с откровенной обидой протянул он и, не договорив, махнул рукой.
Воронец поднял на Семибратова свои прозрачно-голубые глаза. В них было раскаяние.
— Ладно, не обижайся, — сказал просительно. — Я не хотел. Говори, что делать?
Сейчас это снова был прежний Серега, верный друг, готовый для товарища сделать все. Таким Семибратов давно его не видел; захотелось обнять Воронца и сказать ему, как трудна для него их размолвка. Но заговорил он совсем о другом, о том, как лучше распределить людей, как организовать страховку. Воронец, однако, понял все и, чуть смутившись, неловко протянул руку, сказал:
— Ты смотри… береги себя!
Рифы вплотную подступили к катеру. Вспыхнули, запенились буруны у самого носа. Выглянули из воды, оскалились острые замшелые камни. Катер еще раз вынесло на гребень высокой волны и бросило на рифы.
— Осторожней! — крикнул Сазонов. — Держись крепче!
Раздался глухой удар. Что-то заскрежетало внизу, захрустело. Волны перекатились через палубу. Семибратов еле удержался на ногах.
— Всем покинуть судно! — громко скомандовал он. — Взять…
Голос сорвался. Ветер унес недосказанные слова…
Десантники один за другим попрыгали в воду. Рядом с рифом закачалась спущенная шлюпка. В ней был Мантусов. Комков перегнулся через борт и протянул ему гитару.
— Очень прошу, старший сержант! От всего общества!
На корме остался лишь один боец. Маленький, худой, он судорожно вцепился в поручень и с ужасом смотрел на воду.
— Чего ждете, Белов?! — крикнул Семибратов.
Солдат повернул к нему испуганное курносое лицо:
— Я… я не умею плавать…
— Как же так! — воскликнул Семибратов. — Я же всех опрашивал! И вы заявили…
— Я хотел идти в десант, а вы бы сняли…
На уговоры уже не оставалось ни минуты. Судно в любой момент могло развалиться и пойти ко дну.
— Прыгайте! — крикнул Семибратов.
Белов не двинулся с места. Руки его еще сильнее сжали поручень.
Семибратов растерялся: что с ним делать? В этот момент появился Воронец. Он сразу сообразил, в чем дело, обнял солдата за плечи и сказал:
— Ну, давай вместе, Сашок! Я по плаванию почти чемпион.
Он мягко оторвал руки солдата от поручня и легонько толкнул его за борт. Сам прыгнул следом.
Очередная волна приподняла катер, ударила о камни. Затрещали переборки. Рухнули остатки рубки. Корма стала медленно задираться кверху.
— Товарищ младший лейтенант, прыгайте! — донесся до Семибратова голос Сазонова.
Вода была холодной и показалась липкой. Сапоги сразу потянули ко дну. «Как бы не потерять их, — с опаской подумал Семибратов. — Не хватает только, чтобы командир оказался босым». Он впервые пожалел, что не выкроил времени и не сходил на склад. Хромовые сапоги легче и плотнее сидят на ноге. Пистолет съехал на живот. Семибратов поправил его и поплыл размашистыми саженками. Неподалеку, поддерживая Белова, плыл Воронец. Чуть дальше виднелись головы Комкова, Касумова, Пономарева, Семенычева. «Кажется, все», — обрадованно отметил Семибратов, но тут волна накрыла его. Он рванулся, хлебнул воды и почувствовал под ногами дно. Метрах в десяти был серый прибрежный песок. Волны мягко катились по нему и оседали. Какая все-таки великолепная штука — земля!
Десантники уже брели по пояс в воде. Слышались восклицания, смех. Вдруг из-за скалы ударила длинная пулеметная очередь. Кто-то вскрикнул. Пули вспенили воду.
Глава вторая
Встреченные пулеметными очередями, десантники залегли в камнях у самой воды.
— Огонь! — хрипло крикнул Семибратов, лихорадочно выхватывая пистолет.
Ошарашенный неожиданным поворотом событий, он еще плохо соображал, что к чему, и помнил лишь об одном: ему надо командовать, руководить боем. А как это делается, он представлял смутно. Конечно, в училище им все объясняли по науке: рекогносцировка, оценка обстановки, принятие решения… Но какая тут, к дьяволу, наука, когда кругом свистят пули и гибнут люди. Надо скорее что-то предпринять!
Он высунулся из-за камня и посмотрел вперед. Японские окопы располагались неподалеку, на возвышенности. Удобное место выбрали себе, черти! Никак к ним не подберешься: открытое пространство. Разве только слева, прячась за груды камней? Там вроде и огонь потише.
Сзади подполз Мантусов. Тяжело перевел дух.
— Ишь что задумали! — сказал он сердито. — Даже не стреляют в этом секторе. Понимаете? Ждут нас слева.
Семибратов на всякий случай энергично закивал: понятно, мол, вражеская хитрость.
— А мы давайте вид сделаем, — предложил Мантусов, — будто попались. Я возьму трех человек и продемонстрирую. А вы погодя чуток ударите справа!
Все дальнейшее произошло быстро. Группа Мантусова отвлекла огонь на себя. Семибратов немного выждал и поднял взвод в атаку на правом фланге. Это было неожиданно для японцев. Они дрогнули, но сопротивляться не перестали. Дрались японцы обреченно и в плен не сдавались. Хорошо хоть гарнизон на острове оказался малочисленным.
После боя в густых зарослях курильского бамбука десантники насчитали шесть трупов. Лишь двоих японцев удалось захватить живыми. Да и то только потому, что один был ранен, а другой не бросил его. Прикрывая товарища, он стрелял до последнего патрона. Когда патроны кончились, японец отшвырнул ненужную уже арисаки[1] и, загораживая собой раненого, выхватил нож. Он стоял сухой, изможденный, широко расставив слегка согнутые кривые ноги. Раскосые глаза были налиты страхом и ненавистью. Изъеденное морщинами скуластое лицо ощерилось и дрожало. На какой-то миг Семибратову стало жаль японца. Воинственная поза его выглядела нелепо и беспомощно. А то, что он так рисковал собой ради товарища, вызывало невольное уважение.
— Брось тесак! — крикнул Мантусов. — Брось, тебе говорят!
Старший сержант угрожающе поднял автомат. Но японец не переменил позы. Он ждал приближения врагов и был готов к последнему прыжку.
— Тю, дурень! — воскликнул Семенычев. — Ты что, не бачишь, як нас богато?
Но японец явно не собирался сдаваться. Чем ближе подходили десантники, тем сильнее сжимал он в руке нож, затравленно озираясь по сторонам.
— А ну, братва, дайте-ка я его! — Шумейкин передернул затвор автомата, намереваясь выпустить очередь.
Его опередил Воронец.
— Постой! — крикнул он и, прыгнув к японцу, коротким ударом выбил у него нож.
Японец отскочил и с размаху наткнулся на Шумейкина, который стволом автомата больно ударил себя в подбородок.
— Ах ты гад! — выругался Шумейкин, хватаясь за разбитый в кровь подбородок. — Я ж тебе пасть разорву!
Поправив автомат, он яростно рванулся к японцу. Тому пришлось бы худо. Но тут между ними вырос Семибратов.
— Отставить!
Шумейкин изумленно остановился.
— Как отставить? Они же наших троих положили! — посмотрел на Семибратова и прохрипел: — А ну, отхлынь, младшой! Я с него бублик сделаю!
Слова стеганули Семибратова, как крапива. Он вспыхнул. Рука машинально рванулась к кобуре пистолета.
— Рядовой Шумейкин! Прекратите!
Шумейкин с неподдельным удивлением проследил за жестом командира. Потом до него дошло, очевидно, что это означает, и он отшатнулся.
— Да ты… Вы что?!
Взгляды их встретились. Голубовато-холодный командирский не уступил.
Приземистая казарма пряталась в расщелине между скал. Прибой шумел от нее в каких-нибудь ста метрах. В казарме было три помещения: небольшая комната, что-то вроде канцелярии, столовая с обитой жестью печуркой и спальня — два ряда грязных циновок на полу и пирамида для оружия.
— Не богато жили, — сказал Мантусов, осматривая помещение. — Но за неимением лучшего придется разместиться здесь. Наши подойдут не раньше чем через несколько дней. Верно, командир?
Семибратов ответил не сразу. Он понимал, что, пока не окончится Курильская операция, их вряд ли будут искать. Сейчас не до них. Пройдет еще недели две, а то и три… Получается, уже к концу сентября. Вот тогда, может быть… Из этого и нужно исходить при расчете рациона питания.
Выслушав командира взвода, Мантусов кивнул. Все правильно. Только нужно, пожалуй, выделить еще НЗ — на всякий случай. Семибратов согласился: НЗ не помешает.