— Ах ты, гадина! Предатель! Будь проклят! — прохрипел Гринько и, внезапно изловчившись, что есть мочи ударил ногой в пах басмача. Тот дико вскрикнул и медленно осел на землю, ловя ртом воздух.
К лежащему на земле красноармейцу со всех сторон бросились сразу несколько человек. Со всех сторон посыпались удары. В глазах вспыхнули радужные круги. «Конец!» — мелькнула мысль. Микола, извиваясь, выбрал момент и вновь ударил головой одному из басмачей в лицо. Сквозь красную пелену, застилающую глаза, успел заметить, как бандит, обливаясь кровью, выскочил из юрты. Тело уже не чувствовало боли. Угасало сознание. Последнее, что он увидел, — властный жест атамана, который останавливал разъярившихся басмачей. «Хотят еще щось из мене выжать, сволочи! Не выйдет!» — подумал Гринько, чувствуя, что ему связывают ноги. Он потерял сознание.
Глава одиннадцатаяВ КАМЕННОЙ МЫШЕЛОВКЕ
Таинственное исчезновение Гринько всполошило друзей. Проснувшись, они вначале подумали, что Микола, как уже не раз это делал, отправился тайком дать лакомство своему любимцу коню. Но обнаружив в палатке сапоги, без которых Гринько не мог, конечно, уйти, Голубев и Танджибаев тревожно переглянулись. Не сговариваясь, вскочили и быстро оделись. Наблюдательный Умар сразу же напал на след.
— Смотри, — указал он.
След привел к изгибу ручья. И тут друзья ясно увидели отпечатки двух пар сапог. Трава была примята. В стороне валялась пуговица со звездочкой. Следы явно свидетельствовали о борьбе. Сергей поднял пуговицу. Сердце защемило от предчувствия случившейся беды. Танджибаев продолжал осмотр. В одном месте он даже поковырял землю и задумался.
— Неужели басмачи? — спросил Сергей.
Умар утвердительно кивнул.
— Странно, почему они на нас не напали?
Танджибаев не отозвался.
— Что мы медлим? Давай скорее звать караванщиков и поспешим на выручку…
— Посмотри, — остановил Сергея Умар. — Один караванщик здесь ходил. Смотри лучше, мягкий сапог. Погонщики носят мягкий сапог.
— Ты о наших погонщиках говоришь? Но мне не ясно…
— Мне тоже, — перебил Танджибаев. — Потом говорить будем.
Друзья решили собрать караванщиков, рассказать о случившемся и посмотреть, какое это произведет впечатление. Те, узнав о происшедшем, пришли в ужас. Они качали головою и со страхом поднимали руки к небу.
— Аллах!.. Аллах!.. Басмачи!.. — только и можно было разобрать из их восклицаний. Один лишь Турсун-ака стоял в стороне и молчал. Танджибаев внимательно наблюдал за проводником, но ничего, кроме страха и растерянности, на его лице не заметил. Он даже, как показалось Умару, испугался больше других. Да это и понятно. Ведь Турсун-ака как-никак караван-баши и отвечает за людей и грузы.
«Кто же все-таки?.. — пытливо всматриваясь в караванщиков, задал себе вопрос Танджибаев. — Кто помогал басмачам?»
Погонщик, назначенный в эту ночь охранять лагере ничего вразумительного сказать не мог. Видимо, спал.
Когда первые минуты растерянности прошли, все бросились седлать лошадей. И тут обнаружилась еще одна неприятность: недоставало двух коней. Их, видно, увели басмачи. Однако горевать было некогда. Нужно было спешить. Друзья направили лошадей по следу — отпечатки копыт хорошо сохранились на обильно смоченной росою дороге. За ними последовал лишь Турсун-ака. Остальные караванщики сгрудились и молча провожали их взглядом.
— Скорее! Скорее! — торопил всех Сергей, подхлестывая коня. Ему казалось, что если они поспешат, то непременно догонят бандитов и отобьют Гринько. Ведь те с тяжелой ношей далеко не уйдут. А уж если они их настигнут, то… Сергей не решил, что сделает с бандитами, но чувствовал, что это будет страшно.
Спешил и Умар, все еще недоверчиво поглядывая на Турсун-аку, скакавшего позади. Проводник торопился не меньше их. Он то и дело подхлестывал коня, стараясь не отставать.
Ехать, однако, долго не пришлось. За ущельем дорога резко повернула влево и круто пошла вверх по краю пропасти, на дне которой глухо ревел пенящийся поток. Тут-то друзья и обнаружили новые следы борьбы. Видно, Гринько удалось вырваться из лап басмачей, и он решил погибнуть, но не даваться им в руки. По многочисленным следам попытались восстановить картину схватки. На Миколу набросилось сразу несколько человек. Он яростно отбивался. На земле явно были видны капли побуревшей крови. На самом краю пропасти Умар нашел клочок зеленой материи, несомненно вырванной из красноармейской гимнастерки. На камнях опять виднелась кровь.
— Здесь, — тихо сказал Умар и медленно снял шапку.
Сергей понял его: да, именно здесь нашел себе могилу Гринько. Отчаявшись вновь захватить его живым, басмачи, по всей вероятности, столкнули Миколу в пропасть. Несколько минут друзья молча, обнявшись, стояли над обрывом. Охваченные горем, они забыли обо всем на свете. Первым очнулся Сергей.
— Едем дальше! — глухо сказал он. — Догоним их!
Умар отрицательно покачал головой:
— Поздно, дорогой, совсем поздно. Басмач далеко ушел. Не догонишь.
Но Голубев все же настоял на том, чтобы продолжать преследование. Двинулись дальше. Но, проехав с километр, вынуждены были остановиться. Солнце высушило росу. Почва пошла каменистая, и на ней уже нельзя было рассмотреть никаких следов. Подавленные, друзья вернулись в лагерь. Говорить ни о чем не хотелось. Лицо Умара застыло, словно каменное, резко обозначились скулы.
— Что делаем, Сережа? — заговорил первым Танджибаев. — Назад пойдем, нет?
Голубев ответил не сразу. Мысли его были далеко. Но когда понял вопрос Умара, в сердцах махнул рукой:
— Теперь все равно! Пропади оно пропадом!
Умар нахмурился.
— Нехорошо говоришь. Плохо говоришь. Не так говорить надо. — Он явно волновался. — Не себе ищем. Совсем не себе…
Сергей устыдился:
— Ты прав, Умар! Надо идти!
Он подумал о том, что Гринько, пожалуй, не пал бы духом. Ведь не на прогулку они вышли в горы. Не сокровища сами по себе волновали всех троих. Стране нужны были деньги, ох как нужны! А тут такое богатство! Нельзя допустить, чтобы оно попало в руки врага.
— Ты прав, Умар! — повторил он.
— Теперь верно говоришь, — облегченно вздохнул Умар. — Обязательно идти. Мало осталось.
В это время к палатке гурьбой подошли караванщики и заговорили все разом, наперебой. Напрасно Умар пытался унять их, расспросить кого-нибудь одного. Галдели все, поминая то и дело аллаха, и что-то настойчиво требовали.
— Дальше ходить не хотите? — резко спросил Танджибаев. — Почему?
— Нельзя, начальник. Никак нельзя. Аллах не велит, — выступил один караванщик.
— Неправда ваша! Зачем так говоришь? Плохо говоришь! Кто слово держать будет? Слово караванщика — камень, крепкий камень, как скала. До Ак-Байтал не ходили. Платить за что? Платить нету.
— Мы хорошо шли, начальник. Тебя слушали, — продолжал тот же караванщик. — Всю дорогу слушали. Нельзя обижать. Аллах не велит ходить дальше. Погонщик бедный-бедный…
Сергей понял, что уговаривать людей бесполезно. Только зря терялось время. Видно, решили они твердо, и здесь ни угрозами, ни посулами не поможешь. Упрямый народ.
— Ну что ж, силой не держим, — с досадой сказал он. — Уходите… И ты с ними? — обернулся Голубев к стоящему в стороне проводнику.
— Как все, начальник, — уклончиво ответил Турсун-ака.
Делать ничего не оставалось. Сергей расплатился с погонщиками, и те спешно начали собираться в обратный путь. Только Турсун-ака остался стоять на месте, печально глядя вслед ушедшим.
— Я просил, начальник, говорил, много-много говорил, — тихо сказал он. — Не слушают караван-баши. Плохо!
Танджибаев почувствовал неприязнь к проводнику. Как-то неестественно тот жаловался на свое бессилие. Это не соответствовало его манере властно обращаться с караванщиками. Но Сергей ничего этого не заметил и, повернувшись к Турсун-аке, попросил:
— Пойдем с нами, друг! Выручай.
На лице Турсун-аки отразились колебания.
— Жалеть не будешь, друг, — продолжал Сергей. — Оставайся с нами. Хорошую награду получишь.
Часа через два-три путешественники завьючили лошадей, взобрались в седла и двинулись дальше в горы. Путь пролегал по красно-бурой осыпи, состоявшей из обломков мрамора и гнейса. В обломках камней поблескивали многочисленные вкрапины гранатов и турмалина. Затем тропа резко подалась влево, в обход громадного цирка, и пошла взбухшими моренными холмами по мелкой щебенке, издали очень похожей на рассыпанную фасоль.
Двигаться стало труднее. Воздух был уже сильно разрежен. Сказывалась высота. При вдохе покалывало в груди. Лошади шли тяжело. Бока их покрывались пеной. Похрапывая, кони то и дело скользили по камням. До конца дня удалось пройти всего каких-нибудь двадцать пять — тридцать километров.
Остановились на ночлег. На перевале позади них к небу поднимался большой столб дыма, словно кто-то зажег огромный костер. Сергея поразило это странное явление. «Уж не пожар ли?» — подумал Голубев и уже хотел сказать об этом Танджибаеву, но вдруг случайно бросил взгляд на проводника. Турсун-ака, не отрываясь, смотрел на дым. На лице его была написана тревога. Голубев было собрался спросить проводника, что его встревожило, но тут заговорил Умар:
— Скоро ехать надо, ночевать на перевале. Там Ак-Байтал рядом.
Турсун-ака горячо поддержал это предложение:
— Я на перевале хорошее место знаю. Хороший привал! — быстро проговорил он.
Уже зашло солнце, когда уставшие путники достигли перевала. В наступивших сумерках только вершины гор еще можно было рассмотреть на фоне темного, грозового неба.
— Там, — указал вперед Турсун-ака, — Ак-Байтал.
Сергей взволнованно посмотрел вперед, но ночь уже вступила в свои права.
Быстро расседлали коней. Палатку расставлять не понадобилось, потому что Турсун-ака показал им отличную пещеру, которая оказалась очень удобной для ночлега. Прямо в ней и развели костер. Сергей поставил варить рис, но варево не удалось. Даже после длительного кипячения рис и не думал развариватьс