Смотрит Чача, а это не Ема — другая старуха.
— Бабушка, скажи, как мне Ему найти, — говорит девочка.
Проснулась старуха, посмотрела на девочку с длинной русой косой и отвечает:
— Где болотная хозяйка живёт, могу сказать. Но зачем ты к ней идёшь? Она ведь съест тебя.
— Может и не съест. А иду я к ней по делу: она наше бёрдо ненадолго брала, да так и не вернула.
— Ладно уж, покажу я тебе дорогу к ней. Только вернись домой и сперва возьми с собой щеть, глиняный пузырёк с водой, брусок, ленточку, масло, кусок мяса и челпан хлеба.
— Ой-ёй-ёй! Куда столько-то и зачем? — удивилась девочка.
— Бери, что велю, всё пригодится. А придёшь к Еме — сама соображай, кому какой гостинец аль подарочек дать. Если пошлёт тебя куда-нибудь Ема, ты сперва ко мне зайди, скажись, за каким делом послали.
— Спасибо, бабушка, — поблагодарила старушку Чача и направилась домой.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Рано утром, на зорюшке, Чача сложила в пестерь щеть, пузырёк с водой, брусок, ленточку, масло, мясо, хлеб и пошла к Еме. Шла она, шла и увидела утлую избушку без окон, с маленькой дверью под самой крышей. Вот те на: окон нет, придётся в дверь стучать.
Стала девочка подходить к избушке, а дорогу ей осина преградила: до земли наклонилась и давай ветками махать, давай махать! Никак к дверям не даёт подойти.
Догадалась Чача: это Емина караульная, потому и шубуршит ветвями, проходу не даёт. Догадалась она, вытащила из пестеря алую ленточку и привязала к ветке осины. Та выпрямилась и перестала ветками махать: довольна, видать, подарочком.
Подошла Чача к двери, позвала Ему — никто не ответил. Второй раз окликнула хозяйку — молчок. Тогда она стала открывать дверь, но та чуть-чуть приоткроется — и обратно захлопывается со страшным скрипом.
— Ах, бедненькая! — пожалела Чача и скрипучую дверь. — Давно тебя не смазывали. — И положила под пятку двери кусочек масла, растопила его своим дыханием. Дверь сама открылась настежь.
— Ема-кулёма, выйди из горницы, встречай гостью! — позвала Чача.
Из горницы никто не вышел.
— Ема-кулёма, выйди из горницы, встречай гостью! — во весь голос закричала девочка, но хозяйка всё равно не вышла, даже голосу не подала.
Тогда Чача переступила порог, но на неё стал наскакивать веник-голичок. Так и скачет, так и скачет, чуть в глаза прутьями не тычет.
— Не прыгай, глупёнышек, не трать на пустое дело силушку свою. Дай я поглажу тебя да под лавочку положу, — проворковала девочка и положила веник в уголочек под лавочку. Только сделала это, ворон перед нею крылья распустил и давай прыгать да злобно кричать, того и гляди темя будет долбить.
Вытащила Чача из пестеря челпан хлеба и сунула его ворону. Тот схватил хлеб и забился в тёмный угол.
«Ну, теперь всё, — подумала девочка, подходя к проходу в горницу. — Больше, наверное, никто не остановит».
Но не тут-то было! Выскочил откуда-то чёрный кот с белой бородою и с огненными глазами, да Чача мясца ему подбросила, и кот, доволышй гостинцем, ушёл в свой угол.
Из горницы вышла сама болотная хозяйка, с чёрным лицом и с зелёными волосами.
— Зачем пришла? — проскрипела Ема и лязгнула зубами.
Не растерялась девочка, Еме прямо в жёлтые глаза посмотрела и сказала:
— Бабушка ткать собралась, а ты бёрдо наше не вернула.
Вот она и послала меня за ним..
— Занято ваше бёрдо. Я сейчас буду ткать, а ты о ту пору сходи на ближнюю лесную полянку да накорми моих кур.
— А чем их накормить?
— Становись посредине поляны и скажи: «Куть-куть, ешьте что помягче да послаще».
Побежала Чача на ближнюю поляну и хотела уж Еминых кур позвать, да вспомнила добрую старушку, что живёт у болота. Вспомнила и завернула к ней.
Старушка на лавочке под окошком сидит и сладко дремлет.
— Бабушка, меня Ема послала кур кормить.
Проснулась старушка, узнала Чачу, обрадовалась ей. Да и как не радоваться: всю жизнь одна, не с кем перемолвиться, а тут живой человек.
— Хорошо ты сделала, внученька, что ко мне зашла, — сказала старуха. — Не кур ты будешь кормить, а стадо злющих коршунов. Если ты сделаешь так, как велела Ема, то коршуны заклюют тебя. А ты вот как сделай. Придёшь на поляну, найди толстую ель с дуплом и залезай в дупло да поленом закройся. Как закроешься, тогда можно и Еминых кур позвать.
Так и поступила девочка. Прибежала на поляну, нашла толстенную ель с дуплом, залезла внутрь, закрылась поленом так, что только маленькая щель осталась, и крикнула:
— Куть-куть, ешьте что помягче да послаще!
Откуда ни возьмись прилетела стая коршунов, закаркала, закружилась над поляной, но никакого корма не нашла. Тогда один коршун клюнул другого, потом второй, третий — и от того коршуна одни перья остались. Говорят, что ворон ворону глаз не выклюет, а эти хищники друг друга едят.
Наелись, видно, коршуны и коршунята, улетели куда-то. Чача выбралась из дупла, собрала Коршуновы перья и, в доказательство, что Еминых «кур» накормила, принесла болотной хозяйке.
— Наелись, Ема, твои куры и улетели куда-то, — сказала девочка. — Давай теперь бёрдо.
— Ишь какая прыткая! Сразу видно: из молодых, да ранняя. Не успела я ещё выткать холстину, не освободилось бёрдо. Сходи лучше на среднюю поляну и остриги моих овец. О ту пору, глядишь, и освободится бёрдо.
— А чем ты их привязываешь, когда стрижёшь?
— Ничем не привязываю, они у меня смиренные. Ты выйди на середину и скажи: «Баль-баль, выходите ко мне, я остригу вас». Они выйдут, а ты и стриги по порядочку. Поняла аль нет?
— Поняла, поняла, — сказала девочка и поспешила уйти на поляну.
Пришла она на среднюю поляну и только хотела овечек собрать, да вспомнила старухин совет и побежала к ней, к доброй старухе, что у болота живёт и всё на свете, видать, знает.
Старушка опять на лавочке сидит, на солнышке греется.
— Бабушка, меня Ема послала овечек остричь.
— Это не овцы, а лютые голодные волки, и стричь их не надо, — сказала добрая старушка.
— Ема тогда бёрдо не отдаст.
— А ты вот как сделай. Придёшь на полянку и залезай на самую высокую ель, на верхушку, и крикни оттуда: «Баль-баль, выходите сюда, остригите сами себя».
Чача спасибо сказала старухе за её науку и поспешила на среднюю лесную полянку. Пришла, разыскала самую высокую ель, взобралась на её верхушку и сказала:
— Баль-баль, выходите сюда, остригите сами себя!
Из леса тёмного, из леса частого выскочила стая волков и давай рычать, давай друг друга зубами да когтями драть — только шерсть летит!
Почесали как следует свои бока и снова скрылись в лесной чаще. А девочка слезла с ели, набрала целую вязанку шерсти и принесла её Еме.
— Хорошие у тебя овцы, Ема, шерстистые, — сказала девочка. — Вон сколько настригла. Давай теперь бёрдо, мне домой пора.
— Не освободилось ещё, — отвечает Ема. — Я буду сейчас ткать, а ты сходи о ту пору на дальнюю полянку и подои моих коровушек. Как подоишь, сразу бёрдо получишь.
— А как ты их доишь?
— Придёшь на полянку, становись посредине и скажи громко: «Тпрути-тпрути, сбегайтесь ко мне, я вас подою!» Сбегутся мои коровушки, а ты по порядочку и начни доить. Поняла?
— Поняла, всё поняла, — сказала Чача и побежала на дальнюю поляну. Прибежала, только рот раскрыла, чтобы собрать Еминых коров, но вспомнила тут совет доброй старушки и поспешила к ней.
Нашла она ту добрую старушку на прежнем месте — под окошечком — и сказала:
— Бабушка, я иду Еминых коров доить. Что мне посоветуешь?
Добрая старушка ответила:
— Емины коровы — это свирепые таёжные медведицы, и доить их тебе не надо.
— Тогда Ема бёрдо не отдаст, — говорит Чача.
— А ты вот как сделай. Придёшь на ту поляну, полезай на самую высокую ель и крикни: «Тпрути-тпрути, сбегайтесь сюда, подоите сами себя!» Они и подоят друг друга.
— Спасибо, бабушка, за совет, — сказала Чача и побежала на поляну. Нашла самую высокую ель, залезла на неё и крикнула оттуда:
— Тпрути-тпрути, сбегайтесь сюда, подоите сами себя!
Вышли из леса частого, из леса тёмного лохматые медведицы и подоили сами себя. Слили молоко в корчагу и разбежались в разные стороны.
Слезла Чача с дерева, набрала в туесок молока да побежала к Еме добывать бёрдо.
— Славные коровы у тебя, Ема, молочные и не норовистые. Подоила я всех. Теперь давай наше бёрдо, а то бабушка, знать, уж ругает меня.
— Очень скоро ты вернулась, — говорит Ема, — я не успела доткать. Садись за кросна и кончай тканьё, а я сготовлю для тебя гостинцы.
Чача стала ткать, а Ема ушла в подпол. Только там она не гостинцы готовит, а зубы свои точит, чтобы девочкой полакомиться. Точила, точила, спросила Чачу:
— Скоро ли доткёшь?
— Не скоро ещё, — говорит девочка.
— Будешь кончать — мне скажешь.
Ема зубы точит — скрежет в подполье стоит; Чача холст ткёт — стукоток в избушке стоит. Ема спешит, и Чача спешит, да видит, что раньше Емы ей не справиться.
Взяла девочка ножницы, обрезала основу, вытащила бёрдо и кота попросила за себя отвечать.
— Спросит твоя хозяйка: «Скоро ли доткёшь?» — ты моим голосом отвечай: не скоро, мол ещё.
Договорилась с котом, схватила пестерь и бёрдо, пустилась бежать. Только вышла девочка за порог, а Ема и спрашивает из подпола:
— Скоро ли доткёшь?
Кот ей отвечает Чачиным голосом:
— Не скоро ещё.
Успокоилась Ема, что девочка всё ещё за кроснами, снова принялась за зубы. Точила, точила, опять спрашивает:
— Скоро ли доткёшь?
А кот ей:
— Как кончу, так и скажу тебе.
Ещё немного поточила свои зубы Ема, наконец наточила и с острыми зубами вышла из подпола. Вышла, смотрит: девочки нет, и бёрда нет.
— Кто выпустил девочку из этого дома?
Никто Еме не ответил, все молчат. Тогда она стала ругать чёрного бородатого кота:
— Ты почему выпустил девочку? Ты почему меня обманул?.
Кот отвечает:
— Сто лет тебе служу, а ты мне и крошку хлеба не бросила. Тодько ругань да пинки и знаю от тебя. Девочка же один день у нас была, да мясом меня угостила. Вот я и отпустил её домой.