Я утирал бородой слезинки и нёс кочергу, обмотанную молнией. Та ворочалась, шипела и стреляла синими искрами, как большой бенгальский огонь.
Мы спустились к реке и сели на перевёрнутую лодку. Река была оранжевой от солнца. Над ней висели провода, а по обоим берегам стояли смолистые столбы.
— Если растянуть молнию над рекой и привязать к столбам, она будет светить лучше всяких лампочек, — придумала Ленушка.
— Конечно. И ночью можно будет рыбу ловить!
— И мы от своей беды избавимся!
Ленушка так обрадовалась, что чуть не оступилась в воду.
Нашли мы проволоку, я влез на столб и прикрутил к его вершинке один конец молнии. Потом переплыл реку, разматывая её с кочерги, как нитку с катушки, и крепко-накрепко к другому столбу примотал. Повисла она над рекой, как синий огненный ручеёк, и светила ярко-ярко.
Пошли мы с Ленушкой домой, чай допивать.
И вдруг услышали звон пожарного колокола. С горы прямо к реке примчалась красная пожарная машина. С неё спрыгнули десять пожарников в касках с медными гребешками и монтёр Серёга.
— Провода горят! — закричали десять пожарников и приставили к столбу десять лестниц.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Что они хотят делать?
Монтёр Серёга влез по лестнице на столб и остриг молнию монтёрскими ножницами. Упала она в реку и разрубила её пополам.
Десять пожарников разинули рты, а монтёр Серёга обнял столб и боялся слезать.
А молния шипела и хлестала по воде.
— Ловите её! — закричал я пожарникам. — А то она всю реку выхлещет. Это же молния!
Десять пожарников надели рукавицы, прыгнули и поймали молниевый хвост. Вместе мы смотали её снова на кочергу. Десять пожарников сняли каски с медными гребешками и вытерли потные лбы.
Сказали мне:
— Привязывать молнию к электрическим столбам строго воспрещается. И на кочерге носить воспрещается. И дома держать воспрещается.
— А куда же мы её денем? — рассердилась Ленушка.
— В землю заройте.
— Выползет.
— В реку бросьте.
— Река выкипит.
Десять пожарников развели руками.
Монтёр Серёга пожалел нас и сказал:
— Отдайте мне. Я отнесу её на электрический завод и что-нибудь придумаю.
— Пожалуйста, — обрадовался я, — бери вместе с кочергой!
Дома мы с внучкой выпили целый самовар чаю. Даже не заметили, что пили без мёда. Всё равно чай показался сладким.
Мы смеялись над тем, что пол у нас в дырах и похож на решето. А потом крепко уснули.
Кончились наши несчастья!
Приснилось мне, будто у монтёра Серёги молния вырвалась и снова стала стрелять по трубам. А Серёга скакал за ней по крышам с кочергой и не мог поймать.
Я с перепугу проснулся и разбудил Ленушку.
— Ты знаешь, что мы с тобой обманщики? Другому человеку отдали свою беду. Теперь, наверное, другой человек с нею слёзы льёт?
— Да, мы с тобой самые распоследние обманщики на свете, — вздохнула Ленушка. — Наверное, у монтёра Серёги молния и стены прожгла…
— И потолок…
— И крышу…
— Бежим скорей к нему!
— Бежим!
Как были мы босые и неодетые, так и прибежали к Серёге.
Он только что вернулся с завода и высыпал на стол из кармана пригоршню маленьких лампочек. Они были очень яркие и светили без всяких проводов.
— Слушай, Серёга, — сказали мы ему. — Ты уж прости нас, пожалуйста. И отдай нам обратно молнию. Пусть нам одним будет плохо.
Монтёр Серёга рассмеялся.
— Возьмите, — говорит.
И высыпал нам в ладошки две горсти маленьких лампочек.
В них горели маленькие кусочки молнии.
Теперь каждый Новый год мы с внучкой Ленушкой достаём их из чемодана и развешиваем на ёлке. Они горят, как маленькие бенгальские огоньки.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Ночь в трубе⠀⠀ ⠀⠀
⠀Есть у нас в посёлке пруд. А на берегу за синим забором хлебный завод с высокой закопчённой трубой. Из трубы выходит чёрный дым, а на заводе делают белые баранки и печенье.
Как-то поздно вечером проходили мы с внучкой Ленушкой по берегу. Дым из трубы валил густой, расползался над прудом, и становилось темно.
— Смотри, — сказала Ленушка, — из трубы ночь выходит.
— Ага, — сказал я.
— Днём она в трубе прячется. Если трубу заткнуть, всегда будет день.
— Ага, — сказал я.
Нашли мы пузатый бочонок, дождались утра и пошли трубу затыкать.
Влез я на трубу, сунул голову внутрь и чуть не задохнулся: дым в горле застрял. Выдернул голову. Но успел заметить: внутри трубы ворочается что-то чёрное. Наверное, ночь.
— Она! — кричит мне снизу Ленушка. — Потому что у тебя лицо теперь ночное!
Провёл по лицу ладонью — верно, вся ладонь чёрная.
— Затыкай! — кричит Ленушка.
Я бочонок, как пробку, приставил и кулаком пристукнул.
Слез и в пруду умылся. Бороду солнышку подставил, чтоб скорее сохла.
Целый день мы с Ленушкой радовались.
А потом грустно стало. Вроде бы спать пора, а не хочется. Солнышка нет, а светло, и звёзд не видать.
— Мы теперь совсем звёзд не увидим? — вздыхает Ленушка.
— Совсем.
— И луну тоже? И спать совсем перестанем? А как же в садик не спавши ходить?
— Не знаю.
У Ленушки слёзы на глаза навернулись. И мне плакать хочется. Нехорошо мы сделали.
— Давай выпустим ночь обратно?
— Давай!
И помчались мы к пруду.
А там народу — не протолкнёшься. И все на трубу смотрят. А труба прыгает, как живая, то надуется, то вытянется. И кричит:
— Выпустите меня! Я опаздываю.
Никто не поймёт, что с ней случилось. Иные хохочут:
— Гляди-ка, вприсядку пошла!
Пекарь в белом халате бегает вокруг, руками машет:
— Куда ты? С ума сошла? Во что я дым выпускать буду?
А труба вот-вот разорвётся.
Вскочил я пекарю на плечи, потом на крышу — и на трубу взобрался.
— Сейчас, — кричу, — выпущу!
Дёрнул бочонок — и швырнуло меня под облака! В ушах — грохот, в глазах — дым, а в руках — бочонок.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
А подо мной ночь расползается, рассыпает торопливо звёзды. Схватился я за облако, спустился на нём, как на парашюте. И побежали мы с Ленушкой домой — сны ночные смотреть.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Иван Зырянов⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Как мужик своё счастье нашёл⠀⠀ ⠀⠀
⠀Беден, беден жил человек, беден и нуждён. А кто посмотрит на него, всякий скажет:
— Счастье у тебя впереди есть.
И пошёл мужик счастье искать.
Идёт по дороге и вдруг видит: лежит сундук, красивенький, золотенький.
«Может, золото в сундуке, может, тут моё и счастье», — подумал мужик.
Бился, бился около сундука, а открыть не может. И так и этак приступал — еле открыл. Заглянул в сундук, а там змей. Вылез из своей темницы, стал большущий, да и говорит:
— Вот я тебя съем, я голодный.
— Ты что, я тебя освободил — ты меня же и съешь? Добра не помнишь?
— Должно голодному есть, — отвечает змей.
— Давай, — говорит мужик, — спросим троих, кто нам встретится, кто из них скажет правду.
Идёт навстречу лошадь. Рассказывает ей мужик о своём споре, а та и отвечает:
— Да, старое добро забывается.
Дальше встречается собака. Просит мужик сказать ему правду.
— Нет никакой правды, — говорит собака, — я много лет служила хозяину, стерегла его добро, а стала слабо видеть да плохо слышать — прогнали меня со двора.
Третьей попалась им лисица. Спрашивает у лисицы мужик, а она ничего не отвечает.
— Не верю, — говорит, — чтобы такой большой змей сидел в таком маленьком ящике. Не мог ты там поместиться, такой большой и толстый!
— Мог, — говорит змей, — я всяким могу быть, могу быть очень маленьким.
Уменьшился змей, заполз в ящик и свернулся в колечко.
— Ты что смотришь? — шепчет лисица мужику. — Закрывай скорее!
Закрыл мужик змея в ящике. Змей и взмолился:
— Выпусти меня на волю.
— Хватит, я тебя уже отпускал. Ты меня съешь.
— Пусти, пожалуйста, я тебя обогачу. Будешь богатым.
«Может, это моё и счастье-то», — подумал мужик и снова выпустил змея.
— Не съем я тебя, — сказал змей. — Вот у меня под языком камешек. Ты достань его. Через него ты и получишь богатство.
Достал мужик тот камешек и завернул его в тряпичку.
— А что мне делать с ним?
— Я, — говорит змей, — пойду сейчас к царю и укушу ему ногу. Он день и ночь будет реветь. Не будет знать никакого покоя, умирать будет. И никто не сможет его вылечить. Ты явись к нему и этим камешком води вокруг раны. Ему станет легко. Тому, кто его вылечит, он будет обещать в жёны свою дочь, да ещё полцарства.
Приходит мужик к царскому дворцу.
— Куда прёшься? — гонит его стража.
— Я, — говорит, — искусный лекарь, царя лечить иду.
Докладывают царю, что пришёл какой-то оборванец-голодранец и обещает его вылечить. А царь-то уж умирает. Велел он сейчас же пустить мужика.
Водит мужик камешком тем вокруг раны — она и засыхать стала. Унялась боль, легко сделалось царю. Благодарит он мужика:
— Спасибо, я обещал отдать полцарства тому, кто вылечит меня, и свою дочь в жёны.
У царя — не у нас, всё готово, долго ли свадьбу сыграть.
— Эй, министр, — призывает царь. — Вымойте моего спасителя в бане, переоденьте. И будем играть свадьбу.
А у того министра был сын-жених. И хотелось министру женить его на царской дочери. Вызвал министр стражу и велел запереть мужика в тюрьму.
Сидит мужик в темнице, повесил голову, горюет и думает: «Не надо было выпускать змея из ящика. На свою бедную головушку пожалел я его».
И вот ночью, когда мужик вспомнил про змея, слышит он, что кто-то ползёт к нему. А змею что — он может в любую щель пройти.
— Ну, как живёшь?
— Да вот в тюрьме, как видишь, пропадаю, и всё через твоё счастье.
— Ладно. Не тужи. Не сумел ухватить счастье в тот раз — в другой не сплошай. Сейчас я приду к царю и укушу ему другую ногу. Требуй, что надо. Пришлют за тобой тройку лошадей — ты на неё не садись.