– А дети у меня будут?
– Да, – Ольга не задумалась ни на секунду.
Надя подождала деталей, но их не последовало. Соседка снова вернулась к теме, волновавшей лично ее:
– Уезжайте отсюда. Как можно дальше. И чтобы никто не знал, где вы находитесь.
Ясновидящая начала повторяться.
Митрофанова пропустила совет мимо ушей, зато вспомнила вчерашний разговор с Ирусиком. И что ей Дима рассказывал – про давнее убийство. Поговорим лучше о нем.
– Ольга, – Надя изо всех сил старалась говорить громко, но не истерично, – почему вы сказали, что Вика сама виновата?
Объяснять, что она имела в виду, не пришлось. Ясновидящая отозвалась мгновенно. Расчертила на ладони Митрофановой:
– Ни один нормальный ребенок не пошел бы ночью в заброшенный дом.
– Может, знаете и кто ее убил?
Ясновидящая со свистом втянула в легкие воздух. Медленно – очень медленно – отозвалась:
– Знаю. Это был мужчина. С бородой. Худой. Высокий. Ко мне приходили из милиции. Тогда ко всем приходили. Я описывала его. Говорила, что он живет здесь, в поселке. Но меня никто не послушал.
Надя почувствовала, что входит в азарт:
– А кто тогда Люсю убил? Сейчас?
Соседка не раздумывала ни секунды:
– Женщина.
– Кто именно?
– Не знаю. Молодая. На машине. Ничего не боится.
– Зачем?
– По ошибке.
– Что это значит?
– Ее приняли за другую.
Митрофанова вздрогнула. Самый неприятный расклад. Если гадалка, конечно, права.
– Я, по-моему, сама схожу с ума, – пробормотала Митрофанова.
Ясновидящая поджала губы. И начертила на ее ладони:
– У всякого безумия есть своя логика. Так говорил…
– Шекспир, я знаю, – раздраженно отозвалась Надя.
И спросила:
– А вы можете эту женщину описать?
Ольга грустно усмехнулась:
– Четырнадцать лет назад я видела хоть что-то. Сейчас, увы, только солнечный диск. Если люди, то очень смутные очертания.
– А ваш внутренний глаз? – не сдавалась Митрофанова.
– Он уловил… только отчаяние. Когда убийца поняла, что ошиблась.
Ольга резко оттолкнулась от скамьи, встала. Обернулась к Наде:
– Дсвдна.
И уверенной поступью двинулась по дорожке.
Митрофанова кинулась было вслед – помочь, проводить, но остановилась. Пусть соседушка сама справляется.
В голове вместо утреннего наибодрейшего настроения – полная каша. И вместо переполнявшей ее энергии – категорическое желание завалиться в постель и проспать минимум часа три.
Ясновидение – ерунда. А то, что Ольга энергетический вампир, – это точно.
Митрофанова с облегчением убедилась, что за соседкой захлопнулась калитка, и побежала в дом. Опоздала она. Уже одиннадцать тридцать. Полуянов ругаться будет.
Но Дима, к счастью, проснулся сам. Всклокоченный, бледный – и удивительно красивый! – улыбнулся ей:
– Одуванчики побеждены?
– Штук двадцать выдернула, – вздохнула Надежда. – А все остальное время вела беседу. На тифлосурдоязыке. С нашей странной соседкой.
– О чем?
Она поморщилась:
– Ну, мы ведь хотели ее допросить. Я это уже сделала. Докладывать? Или сначала кофе?
Полуянов, грациозный и тощий, как лев, выпрыгнул из постели. Надя, как всегда, когда ее очам представало Димино безупречное голое тело, глупо улыбнулась. И в этот момент в калитку снова забарабанили.
– Опять она? – ахнула Надя.
Полуянов – хищник в прыжке! – метнулся к окну и присвистнул:
– Ничего себе! «Маски-шоу»!
Перепуганная Митрофанова подбежала к нему. Из спальни, со второго этажа, улицу видно было прекрасно. И оказалась она заставлена автомобилями. Новехонький полицейский «Форд». Пара легковушек. Последней притулилась старенькая «канарейка» из Василькова. А по двору Ланы Сумцовой уже бежали – Надя глазам своим не поверила – автоматчики в черных масках!
Еще один крепкий мужчина – несомненно, из силовиков – колотил в соседскую, то бишь их калитку.
– Дим… – Надя жалобно взглянула на Полуянова. – Что это?
– Сейчас узнаем, – с него мигом слетела утренняя вялость.
Трусы, майку и джинсы натянул за секунды. Еще и Наде успел указания дать:
– Ты кофе-то вари, вари.
Она послушно побежала на кухню. Едва поставила турку на огонь, вернулся журналист. Настроение у него улучшилось еще больше, глаза сияли – как всегда, когда он оказывался в гуще событий:
– Отставить кофе, Надюшка. Выключай газ, хватай паспорт и пошли.
– Куда?
– Понятыми. К нашей престарелой красавице.
– А что она натворила?
– Не знаю пока. Но на кражу таким составом не приезжают.
Надя вытащила из сумочки паспорт. Руки почему-то дрожали. Мозг кипел. Не дачный покой, а передний край!
У калитки ждал полицейский. Проглядел паспорта, кивнул:
– Годитесь. Пошли. Никуда первыми не лезем. Руками ничего не трогаем. Телефонами не пользуемся.
Журналист с библиотекаршей проследовали вслед за ним по дорожке. Из сарая отчаянно вопили куры. Надя скосила глаза, увидела: в птичнике двое роются в сене. Бедные несушки. Жертвы режима.
В доме тоже все оказалось вверх дном. Но не бардак поразил Митрофанову, а несчастная Лана. Она лежала прямо в коридоре. На полу. Лицом вниз. На щеке сукровица. Запястья скованы наручниками за спиной. Одна губа распухла, по второй стекает противного вида жижа. Они ее били, что ли?
Однако Надежда присмотрелась и догадалась. Целенаправленно не били, наверно, – все-таки дама. Но брали, как положено, без церемоний. Лицом сначала к стене, потом на пол. Мужик переживет. А многократно улучшаемое лицо не выдержало. Одна из губ, накачанных силиконом, лопнула. А рядом с ухом недавний шов разошелся. От круговой подтяжки. Да еще зубы – ощущение, будто Лана их языком поправляет. Неужели выбили? Однако ни крови, ни зубной крошки. Похоже, просто съемный протез.
«В камере ее засмеют».
Митрофанова сочувственно сморщилась.
Лана с ненавистью взглянула на нее и прошипела:
– Че лыбишься, тварь?
Поразительно. Униженная. Старая. Жалкая. Лежит лицом в пол. Но все равно шипит. Надя снова вспомнила отцовское творчество: «Меж двух огней, гиен и змей…»
Пожалуй, эта на змею куда больше тянет, чем Ольга.
Девушка отвернулась от поверженной пресмыкающейся.
– Понятые, прошу сюда! – триумфально позвал полицейский.
И повел на второй этаж. Первой комнатой на пути оказалась спальня. Дверь распахнута, розовые с золотом обои, шелковое черно-серебряное белье, хрустальная люстра с ярко-алыми подвесками, комод с инкрустацией. Аляповато, безвкусно и очень дорого.
Зато следующее помещение оказалось полной противоположностью. Оштукатуренные стены, длинный рабочий стол, электрическая плитка, холодильник. Шкаф, полный колбочек и бутылок. Тарелки, перчатки, шприцы, целлофановые пакеты. Надя с любопытством оглядела этикетки: ацетон, щелочь, картонные коробки с солью, почему-то несколько упаковок аптечной травы мать-и-мачехи.
Но полицейский подвел их к спортивной сумке, установленной на маленьком столике. Хорошо поставленным голосом объявил:
– Прошу убедиться. Препарат из серии МН. Уже расфасован. Триста семьдесят пять доз.
Надя уставилась на аккуратные рядки пакетиков. Внутри каждого – что-то темно-коричневое, рассыпчатое.
– Что это? – шепнула она Диме.
Тот ответил в полный голос:
– Каннабиноид, как я понимаю?
Страж порядка ухмыльнулся:
– Тоже спайсы употребляете?
– Да избави бог, – открестился Дима.
А Надя недоверчиво произнесла:
– Это… Это Лана делала?!
– Она не признается. Но дом ее. Отпечатки ее. Курьер тоже ее сдал, – кивнул полицейский.
– Ну ничего себе! – Надя никак не могла поверить. – Она сама работала в лаборатории? Делала наркотики?
– Спайсы, – уточнил страж порядка.
– Их недавно тоже к наркотикам приравняли, – блеснул эрудицией Полуянов.
– Ага, – грустно подтвердил полицейский. – Нам мороки прибавили.
– А я завидовала, что у нее «Мерседес» такой красивый, – простодушно произнесла Митрофанова.
– Заржавеет теперь, – хмыкнул Дима.
– Да, – гоготнул полицейский. – Пятнарик ей светит.
И кивнул им обоим:
– Посмотрели, ребятки? Убедились? Ну, пошли. Протокольчик подпишем.
Снова спустились вниз. Лана по-прежнему лежала на полу. Шевелилась, будто насекомое в агонии. К Полуянову подскочил участковый, протянул руку, похвалил снисходительно:
– Спасибо вам, гражданин, за сигнальчик.
Лана с ненавистью прошипела:
– Гад.
– Молчать! – рявкнул наблюдавший за ней спецназовец.
Женщина извернулась. Силилась обратиться к нему лицом. Языком придерживала зубной протез. По подбородку сочилась слюна.
– Смотри, укусит, – усмехнулся участковый.
– Нечем ей кусаться, – весело блеснули глаза под маской.
– Пошли домой, Дима, – поторопила Надя.
– Стоп, стоп, гражданочка, – обернулся к ней полицейский. – У нас к вам поручение. Вы ведь соседка? Надо за курами присмотреть.
– Нет! – простонала Митрофанова.
– Да чего ты, Надюха? – удивился Дима. – Будем яйки брать, бульончики домашние делать.
– Ни за что, – отрезала девушка. – Мне никаких кур не нужно. Тимофея Марковича просите. Он пенсионер и живет здесь постоянно.
– Несознательная вы, гражданка, – упрекнул полицейский.
Полуянов, когда шли домой, тоже ворчал:
– Чего ты отказалась? Я бы тебе кур сам резал.
– Спасибо. Я лучше в магазине куплю, – возразила Надя. – Свари мне, пожалуйста, кофе. Я ужасно устала.
Отправила Диму на кухню, сама поднялась в спальню. Уселась перед зеркалом. Осталась крайне недовольна. Лицо осунулось, глаза запали, на переносице морщинка. Эх, зря она от поручения полицейских отказалась. Тоже бы, как Лана, пила куриную кровь. Возвращала молодость.
Фу, что за глупости в голову лезут!
Надя прошла в ванную. Умылась холодной водой. От души проработала лицо скрабом. Наложила крем. Потом немного тональника. Толику пудры. Каплю румян.