– Прекрасно выглядишь, – похвалил Полуянов, когда она спустилась в кухню.
Поставил перед ней чашку с кофе. Спросил:
– У тебя на сегодня какие-то планы есть?
– Ой, Дима, хватит, – буркнула Надя. – Мои планы давно в полной зависимости от твоих.
– Ты чего такая сердитая?
– Да надоело! – фыркнула она. – У всех на даче покой, свежий воздух. А у нас какой-то дурдом.
– Зато не скучно! – подмигнул Дима. И предложил: – Пойдем сейчас твою версию проверять?
– Какую?
– Ну, ты вчера говорила. О скрытом маньяке.
– И мы сейчас пойдем его искать? – иронически спросила Надя.
– Давай пока просто пройдемся вокруг замка, – сказал Дима. – Прикинем, из каких домов он просматривается. Может, с людьми поговорим.
– Ха! У меня теперь есть уточняющая информация, – хмыкнула Надя.
И рассказала Полуянову сначала про худого мужчину с бородой. А напоследок выложила самое тревожное откровение. Что Люсю убили вместо другой.
– Ты в это веришь, Дим? Хотя бы чуть-чуть?
– Надь, я много раз общался с экстрасенсами. Но еще больше – с ментами. И все они утверждают: еще ни один ясновидящий реально раскрыть убийство не помог.
– Значит, она все врет?
– Думаю, да. Хотя у меня еще одна версия появилась. Смотри. Ты – ближайшая соседка. Хозяйка дома. А Ольгина дочь Маргарита с твоей сестрой сводной дружит. Или, по крайней мере, раньше дружила.
– И что?
– Допустим, Анжела бесится, что дом достался не ей. Просит свою подругу тебя убить. А мать – гадалка, то есть какое-то чутье у нее, безусловно, имеется. И она дочкино намерение считывает. И предупреждает тебя об опасности. Как тебе версия?
– Хлипко, – честно призналась Надя. – Анжела бы киллера наняла.
– Киллер может сдать. А подруге она доверяет.
– Дим, ради подруги на убийство ни один нормальный человек не пойдет.
– А за деньги? Анжела ведь богатая, может хорошо заплатить.
– Слушай, ну Ольгина дочь – тоже совсем не бедняжка. Офисный костюм у нее был дорогущий. Явно на хорошей должности. Зачем ей убийцей подрабатывать?
– Да, Надь, – грустно вздохнул Дима. – Ты, конечно, права. И тем более моя версия не объясняет, почему четырнадцать лет назад убили Вику.
После завтрака Полуянов ушел в кабинет. Перечитал на свежую голову интервью с авиабоссом. Удивительно. Хотя работал в ночи, с мигренью, практически левой ногой – а получилось неплохо. Ярко, местами остро, в разделе о личной жизни – даже трогательно. Не только большой чиновник – еще и вдумчивый, заботливый отец семейства.
«Мастерство не пропьешь», – скромно подумал Полуянов.
Отправил текст в пресс-службу авиакомпании и лично начальнику.
Потом просмотрел собственную почту.
Наконец. Весточка от Савельева. Как всегда, чрезвычайно краткая:
Подъезжай сегодня к шести вместе с Надей.
С Надей? Очень странно. Дима даже задумался: а знает ли полковник, что его девушку зовут именно так?
Но даже если знает, приехать вдвоем он их раньше не звал никогда.
Значит, дело в фонде?
А как тогда быть с Викой?
Здесь, в Васильково, четырнадцать лет назад Котлов точно никого не убивал.
Ладно, не будем спешить с выводами.
– Надюшка! – позвал Полуянов. – Ты гулять готова?
– Всегда готова! – выскочила из кухни она.
Пока неспешно шли по родной Березовой, Митрофанова проговорила:
– Знаешь, Дим… у меня такое ощущение, что видела я именно того, о ком Ольга говорила. Высокого, худого, бородатого. Где-то здесь, в Васильково.
Остановилась. Потерла виски.
Полуянов терпеливо ждал.
Надя вдруг просияла:
– Эврика! Он у сельпо стоял. Когда труп Люси нашли.
Снова взяла его под руку, сбавила радужный тон:
– Ну, то есть это ничего не значит, конечно… Мы ведь с тобой решили: экстрасенсы все врут. Да и вообще, это не приметы. Бороду – сбрить можно. И похудеть – тем более. А высокий – каждый второй.
– А я думаю, – задумчиво произнес Полуянов, – этот человек всегда был худым, бородатым. Таким и остался. И твоя Ольга нам его подставляет. Любопытно узнать зачем.
– Так давай найдем его! – воодушевилась Надежда.
– Как? Устроим подомовой обход?
– Зачем? Тут в сельпо две продавщицы. Одна киргизка, от нее толку мало. А другая местная. Эта всех знает. И в долг дает. Под проценты.
– Да ладно!
– Честное слово! При мне мужик приходил, ворчал. Что за «беленькую» сторублевую ему теперь полтыщи отдавать.
– Это ж статья!
– Алкаши не жалуются. А мне она безо всяких процентов в долг дала. Когда я кошелек дома забыла.
– Пойдем тогда к твоему кладезю информации! – заинтересовался Дима.
Но им не повезло. За прилавком стояла хмурая киргизка.
С ходу сообщила:
– Пиво теплый. Холодильник сломался.
Надя виновато развела руками. Но Полуянов решительно подошел к кассе. Одарил продавщицу самой ослепительной из улыбок. Но у той на лице ни один мускул не дрогнул. Произнесла сурово:
– В долг не дам. Хозяйка ругает.
– Лапочка, да есть у меня деньги на пиво, – Дима вытащил из кармана привычный хаос: мятые сотни, пятисотки, редкие тысячи.
– Какой надо? – не потеряла самообладания киргизка.
– Никакой не надо, – подделался под ее акцент Полуянов. Отделил пятисотку, положил на прилавок. – Мужчина. Высокий. Худой. Бородатый. В каком доме живет?
Продавщица невозмутимо извлекла откуда-то из анналов грязную тряпку. Смахнула ею бумажку. Равнодушным тоном произнесла:
– Палыч с бородой. Семка. Назим. Хабибула. Все худой.
– Он такой, – подсуетилась Надя, – не очень молодой. И живет здесь, в Васильково. Где-то рядом с замком недостроенным.
Киргизка отрапортовала:
– Тогда Иван Иваныч. Вторая Садовая. Белий дом.
– Рахмат! – поблагодарил Полуянов.
– Пожалуйста, – хихикнула продавщица.
– Рахмат – это, кажется, по-узбекски, – покаянно произнес Дима, когда вышли из магазина.
– Да какая ей разница? – фыркнула Надя. И упрекнула: – Кучу денег отдал! Я бы тебе все бесплатно узнала.
Белый домик – ни дать ни взять кубанская мазанка в череде среднерусских изб – стоял точно напротив главных ворот дворца.
– Твоя версия подтверждается, – усмехнулся Дима. – И забор – рабица, все видно.
Во двор вошли беспрепятственно – калитка не заперта, собак не видать.
Высокий, худой, бородатый мужчина сидел в тенечке, в шезлонге, с книгой в руках. Надя успела прочитать на обложке: «Лао Цзы». Взглянула на дядечку с уважением. Тот, заметив их, немедленно приподнялся. Митрофановой – легкий поклон, Полуянову руку протянул. Пригласил: «Проходите! В дом не зову, там духота».
Провел еще в одно теневое место – под кучерявой березой стояло несколько пластиковых кресел, к сиденьям привязаны подушки. На пластмассовом столике – ведро с подтаявшим льдом, в нем – старинный, советских еще времен, сифон.
– Газировочки? – галантно предложил хозяин. – Даме могу сделать с сиропом. Точно как раньше – в автомате, за три копейки.
«И это – маньяк?!» – ахнула про себя Надя. Но улыбнулась Ивану Иванычу:
– С удовольствием.
– Сироп делаю сам, какой желаете: вишневый, яблочный, смородиновый?
– М-м… вишневый, – Митрофанова еле удержалась, чтобы не облизнуться.
– А мне за одну копейку, – попросил Полуянов.
– Понял, – кивнул мужчина.
Исчез ненадолго в доме. Вернулся с подносом. Бокалы (идеально блестящие). Ковшик (похоже, расписанный вручную). Вазочка с печеньем, похожим на засушенных червячков.
– Пеку сам. Раньше такое называлось «из мясорубки», – объяснил Иван Иванович.
Усадил. Налил газировки. Приветливо улыбнулся:
– Чем могу служить?
– А вы со всеми такой гостеприимный? – не удержалась Надя. – Вдруг мы воры какие-нибудь?
Он взглянул ей в глаза:
– На воров вы совсем не похожи. К тому же я вас в сельпо видел. И были вы в очаровательных бордовых галошках. Значит, живете здесь, в Васильково. Но я теряюсь в догадках, чем могу быть вам полезен.
– Иван Иванович, – Полуянов залпом выпил свою газировку, поставил стакан на стол, – мы живем здесь совсем недавно. И наша соседка, Ольга Черемисова…
– Ни слова больше! – мужчина откинулся на спинку кресла, картинно схватился за сердце. – Опять, значит, посыпались предсказания. Что на этот раз? Я теперь еще и Люсю убил? Или что-то новенькое придумала?
Насладился их растерянными лицами, произнес смущенно:
– Видите ли… тут, в деревне, все это знают. Я никогда не был женат. Но очень люблю женщин. Всяких. Молодых – и не очень, успешных – и несчастливых. Мне нравится – это искренне, без позерства – помогать им. Образовывать. Радовать. Придумывать имидж. Я абсолютно ненавязчив и никого ни к чему не принуждаю. И всегда сразу говорю даме, что не создан для брака и наше, так сказать, сотрудничество может прекратиться в любой момент. Как правило, меня понимают. Но Ольга приняла мою заботу о ней, м-м… слишком близко к сердцу. Мы познакомились в трудный для нее период. Она только что купила здесь дом, активно обустраивала его, хотела скорей все успеть – сама, сама! До того доходило, что мешки с цементом на собственном горбу перетаскивала. А у нее ведь уже тогда зрение было только десять процентов. И слух только остаточный. Вот физический труд вместе с переутомлением и привели к катастрофе. Она окончательно ослепла и оглохла. И произошло это на моих глазах. Естественно, я очень жалел ее и не мог остаться в стороне. Каждый день приходил к ней. Натянул в доме веревки – чтобы она, когда ходила, могла держаться за них. Всячески пытался утешить ее, развлечь. Мы ходили в лес вкушать запахи. Наблюдали закат – солнце, размытое пятно, она видела. Я учил ее находить в жизни маленькие радости. Делать травяной чай. Занимался с ней цигун. Настоял, чтобы она начала рисовать. Помогал покупать одежду. Сам красил ей волосы. Разумеется, – в тоне Ивана Ивановича ясно прозвучали надменные нотки, – очень скоро она не смогла без меня обходиться. Совсем.