Десять стрел для одной — страница 28 из 37

– А что ее дочь? – вклинился Полуянов.

– Маргаритка-то? – бородач усмехнулся. – Да счастлива была!

– Что ее мать ослепла?

– Что она может наконец на кого-то ее перекинуть, – не смутился рассказчик. – Маргарита ведь с раннего детства при Ольге – нянька, уборщица, переводчик. Та с ней не церемонилась: вся готовка на девчонке, стирка, глажка. Плюс учеба. Ясновидящая наша себе в голову вбила, что у нее дочь будет богатая-пребогатая бизнесвумен. И третировала девчонку: математика, иностранные языки, Котлера в оригинале заставляла читать. Маргошка мне так и сказала: «Дядь Вань, вы мне хоть вздохнуть дали!» И упорхнула в Москву. Пока Василий был, еще появлялась – дружили они, а как его в армию взяли, совсем пропала.

– Василий – это сын Тимофея Марковича? – уточнил Дима.

– Да, – склонил голову бородач. – Такой приятный молодой человек был! Ужасная трагедия! Ужасная.

– А «дружили» – это вы что имеете в виду? – с невинным видом спросила Надя.

– Ну, свечку я не держал, – улыбнулся Иван Иванович. – Но целовались они частенько. Это да. Видел.

– А как Маргарита пережила его гибель?

– Сначала лица на ней не было. Институт забросила. Рыдала целыми днями. Сама королева-мать снизошла, начала беспокоиться. Даже к психиатру ее водили.

– И что? – оживился Дима.

– Валерьянку ей выписал. Вашингтона Ирвинга процитировал: «Нет на свете такого горя, которое не смогла бы исцелить юность». И оказался прав. Со временем утешилась Маргаритка. Забыла.

– А почему вы ушли от Ольги? – спросила Надя.

– Приукрашивать себя не буду. Надоело. Устал. Думаете, просто – не фильм смотреть в свое удовольствие, а ей содержание переводить? Не по лесу идти – а ее волочь за собой, следить, чтоб не упала? А эти истерики ее? Что не может она больше жить – в темноте и тишине мира? Думаете, легко было успокоить? И главное, – Иван Иванович развел руками, – зачем? Я неспособен на любовь, это я ей сразу сказал. Она и купить меня пыталась, предлагала дом переписать – я отказался. Собственное жилье имею, устраиваю здесь все по своему усмотрению. Ну, Ольга тогда и начала мстить. Как раз 2002 год, экстрасенсы в большом почете. И тут эту девочку убивают. И она сразу в милицию отправилась, заявление накатала: якобы ей видение было, как я Вику убивал. Как не стыдно только человеку! Знает ведь, я на женщину голоса не повышу, а руку – тем более не подниму.

– И в милиции к ней прислушались?

– А как же! – горько вздохнул Иван Иваныч. – Отпечатки у меня брали. ДНК. Конечно, ничего не подтвердилось.

– Но, может, вы видели что-то? – с надеждой спросил Дима. – Все-таки напротив живете.

– В день, когда убили Вику, меня вообще дома не было. В Москву ездил, с ночевкой. Потом к моим соседям по коммуналке менты ходили, просили подтвердить. Стыдобища. А так – ну, лазят сюда подростки. Иногда костры жгут. Если вижу – сразу пожарных вызываю. Когда мальки пытаются в замок влезть, тоже шугаю. Нечего им там делать. Все стены в похабщине.

– А когда Люсю убили, тоже ничего не видели?

– Ничего. Я вообще спал. Я в девять ложусь, чтоб вставать с рассветом.

– В таком интересном месте живете – а не пользуетесь, – укорила Надя.

– Да что же тут интересного? – всплеснул руками Иван Иванович. – Нависает над тобой этакий гроб, черную энергетику сеет! Я куда только не писал, чтобы разобрались. Доделали – или с землей сровняли. Но толку никакого. Наследников нет, покупателей тоже. Кроме убийств, знаете, сколько тут несчастных случаев было! Лестницы без перил, полы скользкие. Бомжи, шушера всякая – как светлячки на огонь. Драки. Переломы. Изнасилования. Я сколько и Маргоше говорил – когда с Ольгой еще жили, – чтобы к замку ни на шаг. Но она все равно лазила. Бедовая девица. Не сомневалась: Васечка ее защитит. И потом – тоже лазила. Уже без него.

– Зачем? – удивилась Надя.

– Понятия не имею.

– А когда это было? – спросил Полуянов.

– Ну… несколько раз видел. Последний – с месяц назад.

– Она сейчас туда ходила? – изумился Дима.

– Ну да. Сам удивился, хотел спросить: зачем? Взрослая уже девочка. На солидной должности. Но не бежать ведь за ней. А караулить, когда обратно выйдет, не стал. Спать лег.

– Хм. И лет ей сейчас…

– Тридцать один, – услужливо подсказал Иван Иванович.

– В таком возрасте развалины уже не исследуют.

– Может, тосковать ходит? – предположил бородач. – Туда, где с Васей своим целовались? Хотя вроде не тоскует она. Я ее с другим видел.

– Где?

– Да тут. В Васильково. В прошлом году. С утра по грибы пошел – и наткнулся на парочку. Целовались в малиннике. Шаги мои услышали – сразу тикать. Но Маргаритку я разглядел.

– А друга ее?

– Нет. Тот стрекача первым задал.

Иван Иваныч сцепил руки в замок, с хрустом вытянул вперед, шелкнул пальцами. Повертел головой – в шее тоже хрустнуло. Произнес назидательно:

– Слишком долго сидим. Кровь застоялась.

Надя с Димой намек поняли, сразу вскочили.

– Спасибо вам большое, Иван Иванович, – с чувством произнес Полуянов.

– Вода с сиропом была потрясающая, – улыбнулась Митрофанова.

Вышли за калитку. Надя вздохнула:

– Лопнула моя версия.

– Похоже, что да, Надюшка, – потрепал ее по плечу Полуянов. – Экстрасенсы – это сила. Но ДНК ее перебивает. Пошли быстрей домой.

– А я, кстати, вчера ночью тоже видела Маргариту, – вспомнила Надя.

– Да? – равнодушно спросил Дима. – Где, с кем?

– Ночью. С каким-то парнем. По улице в обнимочку шла.

– Ну, значит, точно утешилась, – усмехнулся Полуянов. – Давай, Надюшка. Час на обед – и выезжаем к Савельеву.

– Если бы у меня еще обед был… – проворчала Надя.

– Значит, по пути в бигмачник заскочим.

– Нет уж, – запротестовала она. – Мы теперь дачники. Только здоровое питание.

* * *

По пути Надя попросила:

– Дим, давай на квартиру заедем.

– Зачем? – удивился он.

– Цветы полить.

Полуянов заворчал:

– Да, дело вселенской важности.

Но послушно свернул с проспекта Мира на их тихую улочку.

Двор у них огорожен – недавно общее собрание приняло решение поставить шлагбаум. И сейчас на въезде скопилась пробочка. Дима вышел из машины, улыбнулся:

– Октябрина опять с техникой воюет.

Октябриной звали местную достопримечательность – старушку восьмидесяти девяти лет. Несмотря на причитания детей, внуков и даже правнуков, она продолжала рулить – и парковалась, как считал Полуянов, лучше всех дам во дворе. Но пользоваться магнитной карточкой у бабули не получалось никак. Сколько ни обучали.

– Пойду выручать, – объявил Дима. – Подхватишь меня?

Надя перепрыгнула за руль. Автоматически – образцовый водитель! – подправила под себя зеркало. И сразу увидела: у тротуара, рядом со въездом во двор, припарковалась «десятка». Стекла тонированы. А за рулем – она увидела через лобовое – тот самый парень, что сфотографировал ее у выхода из метро.

Не может быть! Или может?

Дима тем временем взял у старушки Октябрины карточку, открыл ей шлагбаум, терпеливо выслушал благодарности. Дама царственно вплыла во двор. Вслед за ней въехала еще одна машина (ее водитель галантности не проявил, помогать старейшине не пытался). Полуянов махнул Надежде: «Давай, я жду!»

Она растерянно подмигнула в ответ дальним светом.

Дима замахал еще энергичнее.

Ну как ему объяснить?!

Митрофанова с визгом тронулась, резко затормозила у шлагбаума, выпалила:

– Там «десятка»! С тем рыжим парнем!

К чести Полуянова, среагировал он мгновенно. Приказал:

– Езжай во двор и спокойно паркуйся.

А сам неторопливо – вроде он за хлебом решил сходить – двинулся навстречу преследователю. «Сам в пасть лезет!» – перепугалась Надя. Но помогать не бросилась. Послушно исполнила Димин приказ. Припарковалась, правда, куда кривее, чем Октябрина на своем «Смарте».

Полуянов вернулся быстро. Объяснил раздосадованно:

– Слинял. Ты номер запомнила?

– Да.

– Я тоже. Где он нас зацепил? Хвоста не было, это точно. Я все время поглядывал.

– Похоже, тут стоял, – тревожно предположила Надя.

– Хотя мы не появлялись дома…

– Уже два дня.

– Дим, я боюсь.

– Со мной – не бойся ничего, – отрезал он.

И, когда шли к подъезду, следовал чуть сзади и сбоку. Прикрывал ее своим телом.

С цветами Надя разобралась быстро. И даже кофточку успела сменить – с простецкой дачной на относительно нарядную. Ждала, что Димка возьмется кофе варить – она бы тогда успела бедные растения в тазы с водой поставить, но он нервничал, торопил:

– Савельев не любит, когда опаздывают.

– А если этот парень опять здесь? Что делать будем?

– По ситуации. Погоняемся. Или поговорим. По-мужски, – нахмурился Полуянов.

Но «десятки» возле въезда во двор не оказалось.

– Может, машину сменил? – предположила Надя.

– Да ну! Не те у них возможности, – отмахнулся Дима.

Ехал он резко, перестраивался неожиданно. Но, когда прибыли, уверенно сказал:

– Не было никого за нами. Может, тебе вообще показалось?

– Рыжий. Тощий. С веснушками. И чего тогда он уехал, когда тебя увидел?

– Ладно, сейчас Савельев номерок пробьет – разберемся, – важно произнес Полуянов.

Дружески кивнул дежурному, положил Наде на плечо руку: «Девушка со мной».

Когда-то Дима говорил, что они с Савельевым ровесники. Но полковник, отметила Митрофанова, выглядел куда хуже, чем ее любимая акула пера. Животик имелся, мешки под глазами. Рубашка мятая, на затылке щетинка (Надя Димочке своему ее регулярно подбривала).

Лицо суровое – сразу напустился на Полуянова:

– Дима, шел бы ты лучше в ботанический сад!

– Зачем?!

– Там выставка тюльпанов. А в Большом театре – балеруны соревнуются. Но нет, тебе обязательно со злодеями связаться! Девушку свою втравить. Нас озадачить.

– «Как только вы начинаете писать то, что нравится всем, вы перестаете быть журналистом», – важно произнес Димка.