– Философствуешь? – хмыкнул полковник.
– Фрэнка Миллера цитирую.
Савельев тяжело вздохнул. Обернулся к Наде. Кинул на стол фотографию. Спросил:
– Это твой фотограф?
Надя сразу узнала рыжего парня с веснушками. С восторгом взглянула на полковника:
– Да! Вы его… ведете?
Тот не счел нужным ответить.
Полуянов хмыкнул:
– Не знаю, как они «ведут». Гуляет парень свободно. Сейчас у нашего дома болтался.
– Сергея Николаевича заметить непросто, – улыбнулся Савельев.
– Чего? – удивилась Надя.
– Сергей Николаевич, скрытое наблюдение, – объяснил девушке журналист. Обернулся к полковнику, уверенно проговорил: – Только не было сегодня никакого скрытого наблюдения.
– Сегодня, может, и не было, – легко согласился Савельев. – Рыжий ваш на «десятке» был? Какой номер?
– У788ТК, – хором отозвались Надя с Димой.
– Эту мы знаем, – кивнул Савельев. – И что? Вы с ним пообщались?
– Я хотел, – вздохнул Дмитрий. – Но он меня испугался. Увидел, что к машине иду, и сразу по газам.
– Дим, – посуровел Савельев, – не строй из себя Рэмбо. Дружок ваш чалый. Две ходки. Обе за тяжкие телесные.
– А сейчас он кто?
Полковник буркнул:
– Шестерка Котлова. Одна из многих.
– Взять не за что?
– Зачем нам его брать? Наблюдаем пока. Ждем, что к шефу приведет.
– А как вы на него вышли?
– Он к гражданке Митрофановой на работу явился.
– Куда?!
– В историко-архивную библиотеку, прямиком в зал всемирной литературы, – сообщил Савельев. – Хорошо, у нас теперь читальни видеокамерами оборудованы. И начальница бдительность проявила. Сообщила куда следует.
– А откуда вы знаете, что он ко мне приходил? – растерянно улыбнулась Надя.
– Так спрашивал товарищ про сестренку свою троюродную Надечку Митрофанову. Я, мол, из Кемерова приехал, звоню ей – телефон не отвечает, в квартире никого нет, где искать?
– Ой, – пискнула девушка.
Полуянов пристально взглянул на Савельева:
– А где сам Котлов-то?
– Границы с Россией не пересекал.
– Тогда не сходится. Если они решили все бросить и бежать, Надю караулить незачем.
– Вот именно. Я считаю, Котлов или уже в России. По чужим документам въехал. Или из-за бугра руководит. И ты им здорово мешаешь.
– Ерунда, – отмахнулся Дима. – Первый раз, что ли?
– Нет, Полуянов! – рявкнул Савельев. – Я за твою голову непутевую отвечать не собираюсь. Вы – оба! – должны исчезнуть. Немедленно. Хотите – можем даже квартиру предоставить. Правда, в Капотне. И без горячей воды.
Полуянов скривился:
– Вот уж спасибо.
– Тогда летите отсюда. Куда подальше.
– А на задержание Котлова? А эксклюзивное интервью?! Кто вам все на тарелочке принес?!
– Ладно. Тебя не жалко. Оставайся. Но Надю подвергать опасности нельзя.
Девушка взглянула умоляюще:
– Но я… мы с Димой на даче! Я только что наследство получила. Никто про нее не знает!
– Как дети, ей-богу!
Надя взглянула на Полуянова умоляюще. Тот неохотно признал:
– Рыжего мы только в Москве встречали. А на даче все тихо.
– До поры. Говорят вам: уезжайте, пока не поздно!
– Я полечу, только если Дима со мной поедет, – твердо сказала Надя.
– Она улетит, – заверил Полуянов. – Я уговорю. То есть заставлю.
И накрыл Надину руку ладонью.
Митрофанова больше не спорила.
Но едва вышли из здания, решительно заявила:
– Дима, я тебя никогда не бросала. И сейчас тоже не брошу. А насильно ты меня через границу не перевезешь.
– Ты помнишь, что случилось с Лерой из Рязани? – сурово произнес Полуянов.
– Но она ведь была одна! А я под твоей защитой. И за Котловым – целый МУР охотится! До меня ему разве сейчас?
Журналист молчал. Девушка продолжала уговаривать:
– Дим, ну пожалуйста! Ты тут один с голоду умрешь.
Полуянов опять не ответил. Тогда она лукаво улыбнулась:
– Ладно. Уеду. Но в первый же вечер красавца-негра себе найду. А что? Моя давняя эротическая мечта.
– Я тебе дам мечту! – строго отозвался журналист.
– Тогда не прогоняй меня.
– Надька! Ну что ты такая упрямая? Что тебя здесь держит?!
Она улыбнулась:
– Ты. И собственный дом. Разве этого мало?
Девятиэтажка напротив – подарок. Королевский. Консьержек в этих отрыжках социализма не бывает. А домофон – игрушка.
Никаких лифтов. Когда идешь пешком – идеально считываешь атмосферу. Успокаиваешься. Настраиваешься.
Чердак, конечно, заперт. Уродливый амбарный замок. Применить универсальный ключ? Не выпендривайся! Кусачками проще.
На девятом этаже тихо. Время выбрано грамотно. Девять тридцать утра. Дети в школе, люмпены на работе. Бомонд (если есть он в этой халупе) еще спит.
Тихо проскользнуть на чердак. Минуты не прошло. Залезай, кто хочешь, минируй, как пожелаешь.
Фонарик. Идем аккуратно – не нужно грохотать людям в потолок. Примерно здесь… Да, точно. Грязное оконце. Заперто на простую щеколду. Открываем. Отличный вид! Только далековато. Метров пятьдесят – это минимум. Оптический прицел бы сейчас! Впрочем, из снайперской любой бы попал. А из обычного – будет чем гордиться. Быстро собираем винтовку, привинчиваем глушитель.
Вот они, окошки. Голубые шторы на кухне. Стального цвета – в гостиной. Розовые занавесочки – в спальне. Дамское гнездышко. Как ее мужик только терпит?
Три вдоха, сосредоточиться – а потом все делать быстро. Очень быстро.
Целимся – секунда – выстрел. Попали. Второй тоже. Третий – мимо. Попробовать еще раз?
Нет. Двух окон достаточно. Во дворе младенцы, мамаши подняли писк. Кто-то мчится прочь со двора, смелые, наоборот, под окна. Глазеть. Снимать на телефон.
В десять секунд разобрать винтовку. Застегнуть рюкзак. Молнией с чердака на этаж. Лифт. Выйти из подъезда. Делаем милое спокойное лицо – и двигаемся дальше. Дел еще очень много.
Вечер прошел без приключений. Надя до темноты болталась во дворе, увлеченно собирала специальными грабельками прошлогодние листья. Дима сначала притворялся, будто не замечает ее трудовых порывов, но хитрая Митрофанова со страшным грохотом выволокла из сарая ржавую газонокосилку, и журналист сдался. Сначала долго раскочегаривал допотопную технику, потом примерным семьянином косил лужайку и так устал, что сразу после ужина завалился спать.
Перед тем как отдаться Морфею, дал своему айфону команду: не беспокоить. Никому – кроме авиабосса (тот на статью пока отреагировать не соизволил). Ну, и Савельева, конечно.
В итоге самолетный чиновник его и разбудил – в девять двадцать две. Голос привычно стальной, но слова сказал приятные. Дима – гений, интервью – лучшее за все его время общения с журналистами, а пару мелочей пиар-отдел сегодня подправит.
Напоследок начальник пообещал:
– Буду мемуары писать – обязательно к вам обращусь.
– Почту за честь, – хмыкнул Полуянов.
Выключил телефон и блаженно растянулся на постели.
Надюшка уже ускакала. В огороде наверняка. Все обхаживает свое поместье, барынька новоявленная.
Но – хоть и помещица – о нем позаботилась.
Окна заботливо зашторены, на стуле – свежие трусы с футболкой, грязное убрано. Тапочки, вчера сброшенные в углу комнаты, аккуратно выставлены возле кровати. Митрофанова неподражаема. Сейчас увидит его – просияет. Бросит все, побежит любимому завтрак готовить. Рекламный клип. Женитесь на библиотекаршах. Даже страшно вставать, выходить – под поток нескончаемой заботы!
Он решил немного побыть сам с собой. Новости, конечно, хорошо под кофе смотреть, но и в постели, в блаженном одиночестве, – тоже вариант приемлемый.
Дима снова взял телефон, но в Интернет войти не успел. Сколько миновало времени с момента, как самолетник звонил? Минут десять. Откуда успел набраться целый ворох пропущенных звонков? Консьерж, сосед, снова консьерж. Сейчас – на беззвучном режиме – опять его номер.
– Алло, – отозвался Полуянов.
– Дима! – раздался в ответ плачущий стариковский голос. – В вашей квартире снова ЧП!
Полуянов вышел во двор. Поцеловал Надюшку. Лично подкопал и выдернул три одуванчика с огромными, как у деревьев, корнями. Дождался завтрака. Спокойно съел его и только за второй чашкой кофе сообщил:
– Консьерж только что звонил. Нам сегодня окна обстреляли.
– Как? – побледнела, глазки испуганные.
– Из охотничьего ружья. В спальне разбили и в гостиной.
– Дим…
– Надь, все укладывается в схему. Фоточки, угрозы. Выстрелы по пустой квартире. Пугают. Несерьезно. Сейчас Савельеву позвоню.
– А шторы целы?
– Чего?
– В гостиной жаккард дорогущий, – насупилась она.
– Надюха! Ты неподражаема.
Он набрал полковника. Разумеется, недоступен. Вранье, что за их квартирой присматривают. Если бы пасечники видели, кто стрелял по их окнам, Савельев сам бы позвонил. Уже давно.
А Надя даже кофе не допила. Встала из-за стола, сообщила:
– Я пошла.
– Куда?
– Одеваться.
– Зачем?!
– Мы что, квартиру с разбитыми окнами оставим?!
– Ну… консьержа попросим. У него ключи есть. Пусть вызовет стекольщиков.
– Дим, ты с ума сошел? Хочешь, чтобы все там затоптали? Перебили?
– Ладно, – согласился он. – Давай я съезжу.
– А почему не вместе?
– Надь. Ты вообще должна сейчас быть за тысячи километров от Москвы. Так что не нервируй меня. Сиди здесь. Запри калитку. И со двора никуда ни на шаг.
– А ты справишься? – строго спросила она.
– Уж как-нибудь, – насмешливо заверил он.
Наде очень хотелось прогуляться до сельпо, узнать новости. И мороженку скушать (день разгорался жаркий). Но раз Савельев с Димой велели, придется торчать весь день дома.
Однако едва она успела запереть за Димой ворота, затрезвонил ее мобильник. Голос в трубке бабий, склочный:
– Я с Митрофановой говорю? Надеждой? Вы почему до сих пор на себя газ не перевели?!