Васильевна оказалась шустрой, вездесущей и подозрительной старухой. Затараторила:
– Видала, видала. Тоже еще подумала: чего к детям лезет? Смотрела долго – вдруг курево им предложит? Или эти, как их, спицы?
– Спайсы.
– Во-во. Но нет. Она играть взялась. А потом еще конфетами покормила. Я, милок, знаешь, чего подумала? Бывают такие. Блаженные. Своих детишек нет – к чужим лезут.
– А как выглядела она?
– Ну… шустрая такая. Хотя и старая. На лицо – все шестьдесят. Но скакала, как девчонка. Физкультуру, что ли, делает?
– Вы в Васильково ее видели раньше?
– Нет. Никогда, – уверенно сказала старуха. – Хотя похожа она на кого-то. Артистка, что ли?
– Или на кого-то из местных?
– Из местных? – старуха задумалась. – У Востряковых дочка-перестарка шустрая, тоже все скачет. Но нет. Та блондинка, и нос другой. Чего-то в ней, знаешь, от кого было? От Ольки. Этой, слепоглухой. Нет, не волосы, не лицо. То ли голос похож. То ли походка.
Дима напрягся:
– Может быть, дочка Ольги?
– Ритка?! Ой, ну ты скажешь! – отмахнулась старуха. – Ритка молодая. Синеглазая. Красотка. А эта старая была. И ущербная, понимаешь?
– Слепая? – простодушно уточнил Дима.
– Ну какая слепая, если она, как олень, скакала! – укорила Васильевна. – Просто убогая. Забитая. Горбилась. Голову опускала. Будто стеснялась.
«Или очень не хотела, чтобы ее узнали».
И Дима задал последний вопрос:
– А видеокамеры у вас тут нигде нету?
– Ой, ты сказанул! – язвительно молвила бабка. – Мне, что ль, ее на свой забор деревянный ставить? Или Артурчику, алкашу?
– Может, муниципальная? – предположил Дима.
– Муниципальная! – передразнила старуха. – Ты еще депутатов вспомни. Кому мы тут нужны?
Полуянов обошел еще пяток домов – тех, что смотрели фасадами на деревенский «культурный пятачок» – с колодцем, телефоном и почтовыми ящиками. В паре дворов даму видели. Кто играет с их детьми – никто не забеспокоился. Наоборот, радовались: «Хоть заняла их, а то целыми днями без дела болтаются».
Словесный портрет в итоге получился чахлый. Худощавая, молодящаяся. Косит под девочку, но на лицо старуха. «Встречаются такие придурочные, летом по лесу с лыжными палками ходят, вроде как спорт такой». Волосы каштановые, цвет глаз никто не разглядел. Про то, что горбилась, глаза прятала и походила на слепоглухую Ольгу, одна Васильевна сказала. Остальные, наоборот, возмутились: «С Ольгой-то? Вообще ничего общего. На Маргариту похожа?! Чушь».
Но Полуянову слова старухи запали в душу.
Вернулся в дом. Без Нади он ему показался бесприютным, холодным.
Взял из шкафа пакет арахиса. Прошел в кабинет – где еще думать?
На столе, поверх пачки старых писем, валялась фотография. Трое смеются в объектив. Маргарита с Васей. И рядом – Анжела. Юные, беззаботные.
Анжела, впрочем, и сейчас хохочет, пьет с утра кампари с шампанским.
Маргарита делает карьеру. Управляет автосалоном. Интересный выбор для женщины.
А Вася давно мертв.
Стоп. Еще раз.
Вася мертв. Маргарита, потерявшая первую и единственную любовь, с головой ушла в карьеру. Однако мужчина у нее есть. Уже двое о том говорили. Иван Иваныч – якобы маньяк. И Надя упоминала.
Никакого отношения к отравлению любимой данный факт не имел. Но Полуянов терпеть не мог непонятностей. Он сбросил с колен так и не раскрытый пакет арахиса и поспешил к Ольге.
Общаться со слепоглухой оказалось на удивление несложно. Ответ он получил быстро – и однозначный:
– Друг у Маргариты был один-единственный. Василий, пусть земля ему будет пухом. А сейчас у нее одна любовь. Работа. Целыми днями в своем автосалоне. А в выходные – массаж, фитнес. Машинам красивым хочет соответствовать.
– Но ее видели здесь, в Васильково. С каким-то мужчиной.
– Ошиблись, – уверенно возразила Черемисова. – Маргарита сюда приезжает раз в месяц. Изведет мне все нервы – и сразу домой. А друзья детства все давно разлетелись.
Дима чуть растерялся. Но нарисовал на руке Ольги новый вопрос:
– А она не может вас обманывать?
– Я не могу сказать «вижу», – усмехнулась женщина. – Но чувствую ее насквозь. Маргарита одинока. У нее ни с кем нет серьезных отношений.
Сомнительно.
Ладно, Надюха могла не разглядеть. Иван Иваныч тоже ошибся. Но крайне редко бывает, что ошибаются двое.
Скорее ясновидящая просто не в курсе. Или намеренно прикрывает свою дочку.
Что дальше? Можно поехать в автосалон, расспросить коллег. Скорее всего, у Маргариты действительно имеется сердечный друг. Но у нее ведь и собственная квартира в столице есть!
Зачем, в таком случае, ей уединяться с мужчиной в васильковском леске? И бродить с ним ночами по деревенским улицам?!
Что-то нечисто здесь.
И очень плохо, что загадочного мужчину видела именно Надя.
Может быть, она приметила что-то еще? И сама не поняла, насколько опасна для нее информация?
А теперь поплатилась за это?!
Времени у Димы имелось – сущие крохи. Он понимал: очень скоро в деревне поднимется шум. Врачи сообщат в полицию о криминальной пациентке, болтушка-продавщица потолкует с участковым. И все, начнется. Первым делом придут к нему. Журналист много общался с представителями правоохранительных органов, прекрасно знал: есть мотив или нет, а в отравлении всегда стараются обвинить мужа или сожителя.
Нужно делать первый ход самому.
Дима набрал Савельева.
Нарвался на традиционное: «абонент не абонент». И немедленно позвонил полковнику на прямой телефон в кабинет.
– Да! – тоном людоеда рявкнул тот.
– Это Полуянов…
И полицейский взорвался:
– Ёшь твою влево, достал ты уже! Я с пяти утра на ногах, Котлов твой, фонд, черт бы их! Навязал мне на голову!
– Что? Котлова взяли? – обрадовался Дима.
– Взяли, – чуть оттаял полковник. – И благотворителя главного, и всех дружков его. Сейчас как раз Рыжего трясут. Фотографа нашего.
– И что он?
– Рыбой притворяется, – хмыкнул Савельев. – Говорить не умеет. Но ничего. Научим. Куда денется?
– А вы… – чуть запнулся Полуянов, – всех взяли?
– Их было-то – четверо гавриков, – пренебрежительно отозвался Савельев. – Котлов – этот вроде крестный отец. Остальные шестерки. По мелким поручениям. Все, Дим. Не до тебя, пока. Завтра звони – дам эксклюзив. Может быть.
Полуянов не дал ему бросить трубку. Сказал:
– Сегодня Надюшку отравили. В реанимации лежит.
Ахать и сочувствовать полковник не стал. Сухо спросил:
– Обстоятельства?
Дима подробно доложил.
– Во сколько это случилось?
– Днем. В начале первого.
– Фонд здесь ни при чем. Всех котловских мы в девять утра закрыли, – уверенно сказал полковник.
– А кто тогда это сделал?
Савельев помолчал. Потом произнес – до чрезвычайности желчно:
– Значит, еще где-то ты нагадил. Дорогу не тому перешел. А мстят теперь девчонке безвинной. Только я, прости, не золотарь. Все твое дерьмо разгрести не могу.
– Спасибо, – сухо отозвался журналист.
– Прости, – буркнул полковник. И неохотно добавил: – Помочь чем-нибудь могу?
– Можете, – отозвался Дима. – Нужно срочно дело поднять. Старое. 1999 года.
Тимофей Маркович клевал носом перед программой «Время» и под сюжет про очередные-внеочередные учения совсем заснул. Перед глазами проплыли танки с экрана, потом вдруг скуластое лицо киргизской продавщицы из сельпо, а сразу после стрельба началась. Старик вздрогнул, встряхнул головой. Уставился в телевизор. Дама с озабоченным лицом сообщала прогноз погоды. Откуда грохот? В дверь стучат?! На лбу выступил пот. Этого просто не может быть. Он абсолютно точно запер калитку. Всегда запирал. Уже много лет.
В окно зала, где стоял телевизор, шкрябнуло земляным комком. Пауза в пару секунд – и снова кулаком молотят по двери.
Про бандитов не думал – нечего у него красть. Зато недавнее «маски-шоу» у соседки, непутевой Ланы, вспомнилось сразу.
Неужели и к нему? Но к Лане – он точно помнил – в дверь не стучали, сразу начали ломать.
Тимофей Маркович прошаркал в коридор, жалобно крикнул:
– Кто?
– Соседи! – грубый мужской голос в ответ.
Сказки. Соседи в звонок на калитке звонят.
– Я сейчас полицию вызову! – чуть воспрянул старик.
– Это Полуянов. Из дома напротив. Открывайте или окно разобью.
И снова комком земли швырнул.
Чертов нахал! Этого пойди останови.
Тимофей Маркович включил – из дома – свет на крылечке. Внимательно разглядел гостя в глазок. Один, рожа злая. Чего ему надо?
Открывать не стал, крикнул через дверь:
– Ты как во двор попал?
– Через забор перелез.
И вдарил по двери с такой силой, что в прихожей люстра затряслась.
Ладно. Лучше пустить, не то всю улицу перебудит. А ему лишнее внимание ни к чему.
Тимофей Маркович отодвинул засов.
Парень нагло оттер старика плечом, протопал в зал, по пути сунул нос в кухню.
– Вы что? Ты что? Что себе позволяешь? – голос у Тимофея Марковича от волнения осип.
Сосед не удостоил ответом. Взлетел по деревянным ступеням на второй этаж, шустро проверил все комнаты.
Старик ни жив ни мертв ждал внизу.
Полуянов спустился. Взглянул хмуро. Сказал:
– Значит, подвал. Больше негде. Самому искать или покажешь?
– Я не понимаю! В чем дело! Что это за хамство! – получилось тоненько, совсем без угрозы.
– Кого обмануть хотели? – почти сочувственно произнес сосед. – Ничего ведь не совпадало. Ни рост. Ни возраст. Ни карта из стоматологии. Хотя, – внимательно взглянул на старика, – в части тоже было выгодно: дело закрыть-замять. И труп в последней стадии разложения очень кстати подвернулся.
Тимофей Маркович упал на диван. Схватился за сердце. Выдохнул:
– Вы сумасшедший? Я… я сейчас полицию вызову!
– Так давайте! – с удовольствием согласился парень. – Звоните. Вместе все и расскажем.