— Может наврал?
Шара пожала узкими плечами.
— Кто его знает? Да и какое это теперь имеет значение.
Проснулся Алмаз, раздул жаровню и придвинул к кровати Шары. Словно не замечая его, она продолжила.
— Однажды утром мы услышали жуткий гул, будто взорвалось нечто грандиозное. Во многих домах повылетали стекла, падала мебель, трескалась штукатурка на стенах. Все повыскакивали из домов, но в городе не было ничего подозрительного. Я тут же позвонила Закиру (городской к тому времени уже работал), но и он ничего не знал. В воздухе пахло гарью и илом. И на этом все.
Шара придвинула ногой жаровню ближе к себе.
— Мы так и не увидели, как и когда уехали белые костюмы. После странного взрыва их никто и никогда уже не видел. С ними исчезли те жалкие остатки городской администрации, что еще были в городе. Люди спешно паковали вещи, заправляли машины. Никаких кордонов, даже блокпосты осиротели без привычных инспекторов ГАИ.
Я покидала город с соседями с четвертого этажа. Хорошие, отзывчивые люди. Они меня безумно уважали, забрали с собой. Вот они, я с ними, да еще и невестка. Сын был в Караганде по работе. Далеко не уехали. На четвертом километре оторвало колесо. Летели кубарем. Невестка со мной сидела на заднем. Погибла сразу. Голова, ударившись о дверцу, треснула словно арбуз. Соседи мои тоже недолго мучились. Я пыталась помочь, но при первом же осмотре стало понятно — конец. Я шла обратно в город и ничего не соображала. Кровь струилась из головы, мимо меня на бешенной скорости проносились машины, а мне и в голову не приходило свернуть на обочину. Когда дошла до поста, насчитала шесть аварий. И ни одного выжившего. Закиру тоже не повезло. Точнее ему-то и повезло, если можно назвать везением разбившийся вместе с семьей «рафик».
Шара рассказывала спокойно, иногда Дархану казалось, что она ухмыляется. Старуха грела ноги у жаровни и печально смотрела на угольки.
— Кто-то уходил пешком. От таких оставались лишь растерзанные тела. Собаки ли на них нападали, волки, храбрецов проверить не находилось. А потом стали пропадать люди. В квартирах. Из теплых постелей. Находили измученные, обезображенные тела. И это было самым страшным. Потому что никто не знал, как защититься.
Шара глубоко, не стесняясь зевнула, будто рассказывала о воскресной поездке на дачу. Легла в постель, Алмаз укутал ее теплым одеялом. Обернувшись к Дархану, Алмаз тихим голосом сказал.
— Поспи, братка. Я подежурю.
Глава 8
Дархан старательно исписывал страницу за страницей вереницами цифр, услышанных по радио. Он быстро установил, что цифры передаются в разное время, но всегда не более пяти-семи минут в день. Затем радио пищало, иногда, на короткое время даже замолкало. Поначалу они все еще выбегали из квартиры, но постепенно привыкли.
Дархан беседовал с радио, просил вступить с ним в контакт другими способами, предлагал закрепить «да» за цифрой «сто», а «нет» — за «двести». Но радио упорствовало в своем вещании и не хотело подчиняться его правилам. Каждый день Дархан отправлялся то в книжную лавку, то в киоск, то в колледж, надеясь разыскать Бебахтэ. Увы, попытки не увенчивались успехом. Чаще всего его ждала мракобесная пустота книжных полок. Иногда попадались кое-какие, завалившиеся за шкафы, спрятанные на верхотуре чудом не рухнувших стеллажей, подложенные под шаткие ножки парт книжки, но Бебахтэ среди них не было. Впрочем, Дархан и этому был рад. С жадностью кладоискателя отыскивал интересные тома, которые прочитывались за пару вечеров.
Несколько раз Дархан нарывался на закировские караулы. Дархан давно уже приучился избегать их, изучил их повадки и тропы. Опасность, конечно, была. Радовало одно. Закировцы — явно не те, кого интересуют книги, в местах, интересующих Дархана, пересечься они едва ли могли.
Стремительно приближалась зима. Выпадет снег и трудно будет прятать следы. Да и обуви у Дархана зимней не было. В своих сталкерских рейдах он пытался отыскать брату очки. Пару раз набрел на целые залежи — в часовой мастерской и в заброшенном среди пустынных улиц, заколоченном фанерою ларьке среди аудиокассет. Увы, Алмазу ничего не подходило, хотя Шара и оставила у себя парочку несуразных, но вполне годных «телевизоров».
В одном из своих походов Дархан наткнулся на столб, к которому прицеплены были десятки объявлений. Не было там слов «продам» или «куплю». Только «сменяют». Почему во множественном числе, да еще и в третьем лице — Дархану было невдомек. Вспомнились лишь северные газеты из прошлого. Там тоже почему-то писали «продадут дом». Да и ладно. Сменяют баллон хлорки на двадцать шесть консервов тушенки. Сменяют мужские теплые брюки с начесом на четыре полки из ДСП. Сменяют лекарства. Сменяют детские игрушки, сменяют микроскоп. Где-то написаны были телефоны. Где-то меняла обещал приходить сюда каждую среду за сорок минут до комендантского часа.
Заметив движение в переулке, Дархан предпочел скрыться в ближайшем разбитом магазинчике. Наблюдая в бинокль, смотрел как сутулая женщина осторожно и суетливо разворачивает газету и достает оттуда темную бутылку, заткнутую тряпицей. Мужик, дуя в красный от холода кулак, протянул ей оранжевый детский капор. Оба, быстро оглядев вещи, тут же разошлись, боязливо оглядываясь по сторонам. Дархан бросился к магазину в двух кварталах отсюда. Там покоились под мутным стеклом цветные карандаши. Клочок бумаги найти было не проблемой.
Объявление висело две недели. Бумага пожелтела и буквы от обильных дождей расплылись в сизо-зеленые каракули. Уголь почти весь вышел. Приходилось обходить соседние квартиры и забирать все, что могло гореть. Разбирали мебель и паркет, рубили в щепы гнилые двери. И все же Дархан едва не закричал от радости, едва дождавшись, когда очередные менялы покинут свой пост. Углем ли, сигаретным окурком, кто-то вывел на его объявлении всего одно лишь слово «Рубанок».
От Алмаза Дархан узнал, что инструментарки, строительные базары, рабочие цеха — все было давно растаскано до последнего напильника. Можно рыскать по подвалам, взламывая каждую клеть. Но это займет слишком много времени. Можно шарить по квартирам, еще дольше. Алмаз долго о чем-то думал, а затем сказал.
— Помнишь, ты рассказывал, как в школе на трудах кто-то из одноклассников причесал другого сметкой для опилок?
Дархан рассмеялся. Тогда, в восьмом классе, это казалось забавным. Хотя Булганин (такой, кажется, была фамилия бедолаги), массажу совсем не порадовался.
— Было дело. А что?
— Так вот на трудах… Трудовики же вечно от таких долбоебов, как… — Алмаз многозначительно посмотрел на Дархана, — короче от вас инструментарий весь прятали, чтобы эксцессов не случалось. Школ в этом городе не так много, а значит и трудовых кабинетов раз-два и обчелся, вот я думаю…
Но что думал брат, Дархана уже мало интересовало, он летел вниз по лестнице, планируя на ходу, как незаметно добраться до школы, которая находилась в трех кварталах от их жилища.
Ни в первой, ни во второй школах рубанков не оказалось. Были стамески, долота, сверла. Были и металлические сметки. Булганин наверное бы порадовался. А вот рубанка как-то не нашлось. В третьей школе вообще не было кабинета труда. А в четвертой рубанок был, но без клинышка и ножа. Дархан, конечно, прихватил его, но сомневался, что такой сменяют. Пряча полурубанок в рюкзак, он думал, что с автоматом отнять Бебахтэ будет не так уж сложно и без всякого рубанка. И все же, вытащив справочник, начал искать пятую школу, если таковая вообще имелась в этом городе.
Интернат номер тридцать четыре располагался неподалеку от той самой квартиры, где Алмаз жил до того, как Закир устроил на него охоту. В интернате же этом, обнесенном тяжелой бетонной стеной, густо обтянутой проволокой, нашелся рубанок и даже не один. Вот они милые красавцы-утюги, покоятся в брюхе железного шкафа, ломая который пожарным багром, Дархан устроил такой грохот, что было слышно и на Сатурне. Помимо рубанка прихватил Дархан и ручное сверло, и набор насадок, и отвертки, и крепкий, увесистый молоток. Также в рюкзак, взвизгнув, втиснулась пила.
Дархан, словно сладкоежка, забравшийся в буфет, шарил и шарил по шкафам, удивляясь, как это все сохранилось. Улыбаясь от безумной удачи, он планировал, как заскочит в центр и напишет на объявлении что завтра в двенадцать он уже готов сменять рубанок на Бебахтэ. С радостными мыслями Дархан заторопился к узкому выходу и наскочил на толстяка, который от неожиданности отлетел к окну. Раздумывать было некогда. Дархан, сдернув автомат, дал короткую очередь.
Дархан торопился домой по темным улицам и совершенно не думал о конвоях. Только бы донести. Только бы донести живой. Женщина, несмотря на свои габариты, казалась неожиданно легкой. Как же он так дал маху. А точнее всадил сразу три пули ей прямо в живот. Короткая стрижка, необъятное тело. Вот и принял за мужика. Нельзя тащить. Надо перевязать, прижать что-то к животу. Но Дархан понимал — начнет возиться, упустит такие важные минуты. Он трясет ее, делая еще хуже. Но надо идти, надо бежать. Женщина, казалось, не понимала, что произошло. Она вяло открывала и никак не могла сфокусировать постоянно закатывающиеся глаза. Тихим, хриплым голосом она что-то по-детски лепетала:
— Зачем? Зачем? Детки же вернутся… Вернутся обязательно в школу… Мне Закир сам разрешил… Пусть, говорит, все лежит… Детки вернутся… Я их тут дождусь. Дождусь обязательно… Я дождусь…
Женщина закашлялась кровью. Затем опустила голову. Бежать, бежать быстрее. Сердце вылетало из груди. Неправильно прицепленный автомат и полный рюкзак с инструментами грохотали так, что редкие жители напугано глядели из своих окон. Давно наступила темнота. Дархан все бежал и бежал. Не прячась, не боясь, что выследят, вбежал в свой двор. У подъезда его встречал напуганный Алмаз.
— Что⁈ Что стряслось?
Дархан, ничего не сказал лишь передал ему раненую женщину. Сам же, едва прислонившись к стене, потерял сознание.