Десять тысяч дней осени — страница 25 из 49

— Он торопит нас. Торопит. Эй, кто ты?

— Двести двадцать семь.

Прежде чем прочитать вслух, Дархан задумался на целую минуту.

— Ну скорее же. Читай. Читай!

— «Рой. Рой медоносных пчел летит над тонким, как лезвие, горячим, как каленое масло Сиратом». Сират, это же из Корана, мост…

Дархан прижал палец к губам.

— Погоди, он подумает, что ты говоришь с ним, — приблизившись к радио, Дархан спросил.

— Ты пчела? — Обернувшись на Алмаза и Шару, Дархан без труда прочел в их глазах, что они думают о нем в эту секунду. Да он и сам понимал, что выглядит идиотом. Радио ответило быстро.

— Сорок шесть.

— Погоди, было же уже сорок шесть. Там про жену. Про утехи.

Шара укутавшись потеплее в халат, сказала.

— А еще про шербет и розовую воду. Только не спрашивай, не шербет ли он. Мы что-то упускаем.

Алмаз, воспользовавшись их диалогом, нагнулся к радио и спросил:

— Ты женщина?

— Сорок шесть.

— Черт побери, ни да, ни нет. Ты мужчина?

— Сорок шесть.

— Вот заладил.

Дархан вскочил.

— Нет! Он говорит нам — нет! Жена из сорок шестого ответила мужу «нет». Проверим? Эй, ты? Сейчас день?

— Сорок шесть.

Все трое с ликованием смотрели друг на друга, а затем, едва не стукнувшись лбами, ринулись к радио.

— А как по-твоему будет «да»?

Радио молчало.

— Черт побери. Кто-то тронул настройку? — Алмаз принялся крутить радио, Дархан пытался помешать ему это сделать.

— Никто не трогал. Погоди ты. Собьешь.

Как они не бились, что ни делали, голос пропал и больше не появлялся.

* * *

Целый день они не отходили от радио. Довольно быстро сошлись на том, что незнакомец общался с ними не более семи минут. Алмаз не помнил, во сколько точно началась связь. Возможно это было без пятнадцати четыре. А может и без десяти. Дархан сказал, что слышал цифры днем, именно тогда погибли закировцы, которых он заманил в квартиру. Шара поправила Дархана, сказав, что закировцы погибли, когда радио уже замолчало. Из сказанного более-менее ясным казалось только слово «нет», если конечно незнакомец не имел чего-то другого. Следовало выяснить, какой зулфаят отвечает за слово «да».

— Знаете, что я думаю. Почему он не может общаться с нами напрямую. Без этого чертового Бебахтэ? Почему, к примеру, не может называть цифры, соответствующие буквам?

— Не понимаешь? Сколько лет он тут и все никак не мог? Значит это единственный способ.

Шара вмешалась в разговор братьев.

— Кстати, а почему ни я, ни Закир, ни кто-либо раньше не замечал, что радио говорило цифры?

— Не знаю, спросим.

Шара ухмыльнулась.

— Спросите, как же. Опять услышите ответы про рой, шербет и одиноких путников.

Троица приуныла. Они все утро пытались разгадать, что хочет сказать им незнакомец. Но ничего путного из этого не вышло. Несомненно, было одно — незнакомцу для чего-то нужен контакт. Пару раз он упоминал врагов, однажды помощь. Говорил и про тьму, и про чуму, и про город, и про крыс. Первые три слова имели хоть какой-то смысл. Сегодня, если незнакомец выйдет на связь, решено было прежде всего узнать, что же ему нужно. Судя по ответам, он не мужчина и не женщина, да, впрочем, это не имело большого смысла, окажись он хоть еретиком, хоть шербетом, хоть розовой водой. Для Шары и Алмаза главным было то, что с незнакомцем можно попытаться договориться не убивать их, как он делал со многими, когда прекращало вещать радио. У Дархана же вызрела иная мысль.

— Шара, ты знаешь адрес, где живет Закир?

За Шару ответил Алмаз.

— Он же на территории бывшего ресторана живет. Там у него что-то вроде усадьбы. Охрана с ним, даже какая-то прислуга. Ну и… женщины. Закир на это дело падок.

— Конкретно знаешь? Где конкретно он живет? Есть план этой усадьбы? Адрес?

Шара строго спросила.

— Что ты задумал⁈

Дархан сделал вид, что не услышал.

— Что ты задумал⁈ Отвечай!

Дархан начал пристально крутить настройку. Шара подошла к Дархану и настойчиво вырубила радио.

— Тогда я за тебя отвечу! Мы еще даже не договорились с этим, — она строго ткнула пальцем в радио, — а ты уже хочешь натравить его на Закира?

Дархан вскочил.

— Да! Хочу! Не забыла, что из-за него мы здесь. И если нас найдут, легкой смерти не бывать. А как он по городу возил повешенных мародеров? Забыла⁈ А еще… ни ты, ни он, — Дархан махнул в сторону брата, — не видели, как расчленили и развесили, словно гирлянду, на заборе женщину…

— Убийцу и воровку!..

— Женщину! Ты… вы… все, что вы рассказали… как воровали вакцину, как погубили весь город… детей. Как отправляли на съедение этой мрази несчастных стариков, инвалидов, беспомощных…

Шара решительно приблизилась к Дархану и отвесила ему звонкую пощечину. Вскочив, Дархан перехватил ее руку. Смело смотря ему в глаза, Шара сказала:

— Ну давай! Бей. Ты одну уже застрелил, что со второй церемониться.

Алмаз влез между Шарой и братом.

— С ума посходили? Мало нам врагов? Шара, ты же старше. Зачем такое ему говоришь? Дареке, брат, если убить Закира, то с ним же погибнут другие люди. Слуги, женщины… Ты об этом подумал?

— Сильно плакать не стану, — голос Дархана звучал зло, но прежней уверенности в нем не было.

Шара, потирая высвобожденную из крепкой хватки Дархана руку, произнесла.

— Убьешь Закира, ввергнешь город во тьму.

Свист радио прекратился, раздалось отчетливое сто семьдесят семь. Дархан бросился к Бебахтэ. Алмаз схватил листок и карандаш.

— «Месть! Месть слаще меда. Полезнее мумие. Без мести нет покоя мертвецам».

Заложив пальцем книгу, Дархан закричал.

— Эй, ты отомстить хочешь? Скажи кому? Как по-твоему будет «да»?

Алмаз, оторвавшись от записей, обругал брата за множество вопросов, Шара тем временем спросила.

— Если ты нас понимаешь, скажи, как будет «да».

— Девятьсот двадцать три.

— Это да⁈

— Девятьсот двадцать три.

— А сорок шесть — это нет?

— Девятьсот двадцать три.

Дархан ринулся к радио, но Алмаз удержал его. Шара продолжала свой диалог.

— Ты хочешь, чтобы мы тебе помогли?

— Девятьсот двадцать три.

— Ты хочешь кому-то отомстить.

— Сорок шесть. Девятьсот двадцать три.

Шара посмотрела на братьев.

— Что он говорит? И да, и нет?

Шара, скорее, осталось четыре минуты.

— У нас всего семь минут на общение в день?

— Пятьсот шестьдесят девять.

Шара кивнула головой в сторону Дархана, тот зачитал.

— «Для невежд любая наука кажется чудом. Но даже мудрецам неподвластно многое».

— Что он хочет этим сказать?

Алмаз пожал плечами.

— Возможно он и сам не знает.

Шара повернулась к приемнику.

— Ты сам знаешь, сколько времени можешь общаться в день?

— Сорок шесть.

— А примерное время, когда ты выходишь в эфир?

— Сорок шесть.

Грубо оттолкнув Шару, Дархан сказал.

— Зачем ты убиваешь людей в квартирах?

Радио замолчало надолго. Шара и Алмаз зашикали на Дархана, что он прервал эфир. В конце концов оно ответило:

— Восемьсот девяносто шесть.

Дархан быстро долистал до нужного места.

— «Достану я врага на дне морской пучины. И коли ад его не примет, сам стану ему адом».

— Ты убиваешь врагов?

— Сорок шесть?

— Тогда зачем ты убиваешь?

— Восемьсот девяносто шесть.

Алмаз оттолкнул брата и сел на его место.

— Погоди, разве ты не понимаешь, что водишь его по кругу.

— Ты можешь не убивать никого?

— Восемьсот девяносто шесть.

— Мы поняли и про врага, и про пучину. Но ведь ты сам сказал, что убиваешь не врагов. Где твой враг?

— Пятьсот шестьдесят девять.

— Ты не знаешь?

— Девятьсот двадцать три.

— Что да? Ты знаешь своего врага или не знаешь?

Дархан быстро перебил брата.

— Ты знаешь, кто твой враг?

— Девятьсот двадцать три.

— А знаешь, где он?

— Сорок шесть.

— Ты хочешь его найти?

— Девятьсот двадцать три.

— И отомстить?

— Девятьсот двадцать три.

— Но если ты хочешь, чтобы мы его нашли, то должен сказать, кто он. А еще, ты должен прекратить убивать нас… Ну и людей…

Радио молчало. Алмаз начал ворчать, что Дархан опять назадавал кучу вопросов, но Шара настойчиво тыкнула в циферблат будильника. Время вышло. Алмаз записал точное время на листке, испещренном его каракулями-записями.

Глава 10

Заснуть не удалось никому. Всю ночь слышны были выстрелы. То ли закировцы производили зачистку, то ли мародеры атаковали очередной объект. Судя по канонаде, все это творилось неподалеку от их квартала. Рано или поздно закировцы придут сюда с собаками. Там, в квартирах у Алмаза и Шары осталась куча личных вещей. Дархану по службе приходилось сталкиваться с караульными собаками. Он даже возился с одним из щенков, за что получил «неполное служебное соответствие». Оказалось — их нельзя угощать, гладить и даже ласково говорить, если ты не инструктор. Знал Дархан и то, что собаки способны творить невероятные вещи. Хватит ли им дрессуры и смекалки, чтобы разыскать беглецов, Дархан ответить не мог. Но на месте Закира ни за что бы ни упустил такую возможность.

В который раз Дархан поднял тему переезда. Но ни у Шары, ни у Алмаза не было достойной альтернативы, а съезжать с безопасного, ставшего родным места в лютую стужу не хотелось никому.

Алмаз мало слушал брата. Он долго возился со своими записями, сверялся с Бебахтэ и даже списал со стены, начерченные Дарханом зулфаяты. Много света на исследования они не пролили, но все же попали в разлинованную таблицу.

Алмаз, с присущей ему скрупулезностью, расписал упомянутые радио зулфаяты, в трех графах — номер, цитата, комментарии. Таблица начиналась восьмым зулфаятом, который Дархан когда-то начертил углем на стене. «Эй, малахольные. Вопли ваши — бред больного горячкой и лишь пугают сонных мух на потолке». В ячейку с комментарием Алмаз вписал пять жирных знаков вопроса, дополнив пояснением «м. б. им. ввиду, что все наши сл. — обыч. бред?». Дальше шел сорок шестой зулфаят про утехи с женой. В комментариях пометка «однозначное — нет». Сто семьдесят седьмой зулфаят — про месть, что слаще меда — вызвал споры.