Дархан, собрав ведро, фляги и бутылки у выхода, сказал:
— Пойду за водой. Если спросят, где живу, назову любую из квартир.
Алмаз почесал переносицу, затем спросил:
— А если увяжутся на осмотр?
— Пусть. Скажу, что бомжевал, решил тут обжиться, потому и выбрал пустую квартиру. Сейчас же это не запрещено.
— Где же ты шатался все это время?
— По подвалам. Там радио нет. Услышал от людей, когда просил хлеба.
Шара, протянув Дархану пару книг и альбом с марками, спросила:
— Почему не сходить на Букейханова? Есть же еще, чем платить за воду.
— Не хочу кормить эту жирную мразь. Уже и книги без обложек не берет, и вилки не принимает.
Алмаз смотрел на брата. Он знал — Дархан рано или поздно сорвется. Пристрелит караульного, разрушит проволочную ограду. Придут каратели. Нет, на Букейханова брата отпускать нельзя. Алмаз двинулся вперед.
— Я с тобой.
— Нет. Ты дома. Налажу контакт, будет у нас вода. Вдвоем сложнее врать. Доверься.
Все прошло без запинки. Караульные, лениво проводив Дархана взглядом, даже не окликнули его. Набрав воды, он все думал — пойти напрямик домой либо отсидеться до темноты в одном из подъездов. Решил сделать по другому. Покинул двор, чтобы обойти здание и затащить воду через квартиру на первом этаже.
Оставалось пройти не более полсотни метров, когда сзади загорохотал-засигналил грузовик. Поравнявшись с Дарханом, грузовик сбавил скорость. Из кузова высунулся молодой наглый голубоповязочник:
— Эй, воды дай.
Дархан остановился. Протянул флягу. Боец, выпив, с удовольствием облил себе голову, промочил лицо и рассмеялся.
— Еще!
Дархан смотрел на парня, но воды не давал.
— Оглох что ли? Еще давай!
Дархан протянул бутылку. Тот грубо ударил по руке.
— Флягу давай. И ведро.
Едва сдерживаясь, Дархан сказал медленно и очень тихо.
— Мне тоже вода нужна. Берите, сколько хотите, только тару оставьте.
Молодчик, кажется, только и ждал такой реакции. Проворно спрыгнув с борта, он подошел к Дархану.
— Ты че, охренел что ли? Ты кому так отвечаешь⁈ — Молодчик поправил старое ружье, болтавшееся как попало на плече. Он все напирал. Дархан не отступал.
— Э, ты кого толкаешь, ты ко… — договорить он не успел. Отмеренным коротким в челюсть Дархан отправил бойца в дальнее плавание. Боец же, как свергнутый памятник, начал падать медленно, даже не думая сгруппироваться. Раздался громкий стук, буйная голова крепко ударилась о бортик грузовика. Как горох посыпались остальные. Стали избивать Дархана палками и прикладами. Последнее, что он запомнил — лежащая на дороге фляга, из которой булькала-выплескивалась вода. Вода текла к бордюру, смешиваясь с его кровью.
Дархан пришел в себя в темном душном подвале. Горела пыльная оранжевая лампочка. Кошачье окно было забрано тонкой решеткой. Выбраться через окошко не представлялось возможным.
— Пи-и-ить!
Курчавый толстяк, пробравшись к Дархану, поднес к его губам грязную миску с водой. Дархан начал жадно пить. Стало полегче. Голову ломило. С трудом подняв руку, Дархан потрогал затылок. Кровь давно уже запеклась, но волосы превратились в жесткий лохматый клок. Он осмотрел сокамерников — уже знакомый курчавый толстяк в спортивном костюме, лысый крепкий старик, морщинистое лицо которого не подходило пышущему здоровьем могучему телу и чахлый подросток, совсем еще мальчишка. Курчавый, вернувшись к кошачьему окошку, сел под ним, и начал беззвучно молиться. Он все смотрел куда-то вверх. Лысый подозрительно глянул на Дархана.
— Кто такой? — сказано это было грубо, Дархан поспешил огрызнуться.
— А ты кто?
Курчавый, не опуская глаз, ухмыльнулся и сказал:
— Враг новой власти.
Лысый цепко наблюдал за Дарханом. Тот снова потрогал разбитую голову.
— Воду отобрали. Оказал сопротивление. Доставили сюда.
Лысый, покачав головой, сказал:
— Расстреляют. По любому — расстреляют.
Дархан задел слипшийся от крови клок волос. Зашипев от боли, спросил:
— Да за что?
Ответил ему Курчавый.
— По-другому нельзя. Иначе бояться не будут.
Дархан горько усмехнулся. Он не верил этим странным людям, но доля правды в словах Курчавого была. Чтобы окончательно не потерять лицо, он дерзко спросил:
— А вас тоже?
Он посмотрел на Лысого, тот не ответил, но и не отвел глаз. Курчавый продолжал смотреть на закопченный потолок. Подросток же, заерзав, ответил:
— Нас то точно. Мы ж закировцы.
Лысый бросил в подростка грязную тряпку, служившую не то одеялом, не то подстилкой.
— Заткнись, щегол. Я тебе что говорил⁈
Мальчишка поник. Дархан попросил еще воды. Курчавый молча протянул ему миску.
— Эй, с водой на «вы». Эти суки полведра на день дают.
Долго сидели молча. Ничего не говорили и ни о чем не спрашивали. Дархан все думал, на чем тут ездят грузовики. Слышал он диковинные рассказы про переделку двигателя под паровой котел. Слышал, но не верил. А еще — Шара рассказывала про несметные запасы топлива, оставшиеся от воинской части. Да хоть озеро набери. За столько лет выдохнуться должно. Может насадки-присадки какие используют?
Распахнулась дверь. В камеру забросили человека в камуфляже. Стоять он не мог и сразу повалился на пыльный пол. Лысый и Курчавый тут же ринулись к нему:
— Галым, Галым. Ты жив? Жив?
На несчастного было страшно смотреть. Вместо лица — лиловое месиво. Правый глаз заплыл. Когда Лысый переворачивал пленника, Дархан обратил внимание на его левую руку. У пленного были вырваны ногти. Курчавый порвал свою майку. Вместе с Лысым начали обрабатывать раны, стирая кровь. Пытались напоить, но вода лилась прочь из разбитых в мясо губ. Подросток, подобрав ноги, трясся и скулил. Стонущим голосом подросток залепетал:
— Дядь Еркен. Они же и до меня доберутся. Пытать станут. Я не выдержу. Я не выдержу этого. Дядь Еркен. Научите. Что говорить⁈ Что мне говорить?
Лысый, на секунду оставив раненого, гаркнул:
— Заткнись! Ничего не говорить. Инструкцию помнишь?
Подросток прикусил фалангу пальца. Затем сказал:
— Так они же знают про инструкцию. Говорили, что врем.
— На понт брали. Терпи. Терпи, пока силы хватит. Выдашь — всем хана.
— Да нам итак хана!
Лысый подскочил к парню. Ударил по щеке.
— Прекрати истерику. Не о себе думай. Нам так и так помирать. Пацанов не выдай…
В камеру постучали. Парень с ужасом уставился на дверь. Но это всего лишь караульный втащил парашу.
Время шло. Галым так и не приходил в себя. Он тяжело дышал, стонал. Помощи просить было бесполезно. Дархан, осмотрев своих не в меру молчаливых спутников, сказал:
— Стало быть — вы закировцы. А я — оказавший сопротивление.
Курчавый подставил палец к губам. Дархан подвинулся поближе, Лысый и Курчавый сделали то же самое.
— Нас все равно шлепнут. Ведь так?
Закировцы не отвечали.
— Да и черт с вами. Будете в молчанку играть — растаскают по одиночке и, выпотрошив все тайны, — он указал на пленного, — пустят в расход.
Лысый молчал. Курчавый же спросил:
— Что предлагаешь?
— Бежать. Бежим вместе, а там — как получится. Сколько их тут?
На этот раз ответил Лысый.
— Не очень много. С десяток. Может меньше.
— Они не ждут сопротивления. Иначе бы связали руки.
Курчавый горько усмехнулся.
— Ну еще бы. Обещают справедливый суд. В госбанк повезут.
Дархану не надо было объяснять два раза. Сам работал на той стороне. Любая, даже самая призрачная надежда, гасит в человеке искру. Бороться как зверь он способен лишь когда загнан в угол. Пытай его, тащи на суд — пока еще это не зверь. Всего лишь человек. Биться он начнет лишь как почует смерть.
Дархан поднялся, обошел камеру. Обычная подвальная каморка. Глазка в двери не имелось. Вряд ли охрана вела какое-то наблюдение. Да и не охрана это вовсе. Заходят как к себе домой, дверь — нараспашку. Видать, и вправду, ничего не умеют. Но их больше и оружие имеется. Врага нельзя недооценивать. Но все же… Дархан подошел к кошачьему окошку. Эх, дурни. Такое оставлять нельзя. Он взялся за тонкие прутья, пошатал их. Курчавый лениво проговорил:
— Оставь. Даже щегол не пролезет.
Дархан пожал плечами. Щегол может быть и не пролезет, а вот прутья пригодятся. Глянув на пацана, Дархан властно приказал:
— Встань на шухер.
Пацан, посмотрев на взрослых, осторожно подошел к двери. Дархан начал шатать клетку, стараясь шуметь как можно меньше. Шатал долго, но в конце концов клетка осталась в его руках. Еще раз осмотревшись, Дархан попросил Курчавого встать на край клетки. Сам же начал с усилием тянуть ее вверх. Клетка выгнулась. Дархан попросил Курчавого убрать ноги. Перевернул клетку. Выровнял ногами. Снова потянул. Так, изгибая и переворачивая, он разломал ее, затем стал высвобождать вертикальные пруты. Нашел в стене крохотную выщерблину, углубил ее острым концом прута, всунул кривой конец, стал сгибать вверх и вниз. Курчавый с Лысым подхватили эту затею. Затем долго и нудно затачивали пруты о бетонную стену.
Щегол все стоял на шухере, пару раз окликая сокамерников, но к ним больше никто не заходил. Курчавый снова проверил Галыма. Вроде дышит. Спит.
Дархан нащупал лезвие в обшлаге рукава. На месте. Если и обыскали, то не нашли. Хорошо, что оно там. Возможно и пригодится. Но сейчас в его руке была вполне сносная заточка. Он осторожно вернул остатки клетки в кошачье окошко.
Лысый, осмотрев свою работу, спрятал заточку в ботинок.
— Что предлагаешь?
Дархан пожал плечами.
— Пока не знаю. Надо бежать. Они — не охранники. Эх, знать бы, как устроен подвал. Отдельная клеть для каждого подъезда или общий длинный коридор?
— Отдельная. С той стороны запирается на решетку. Охрана сидит в подсобке, часть — на скамейках на улице. Когда меня завели — там человек шесть сидело. А на улице — всего трое. Снуют туда-сюда. На допросы в подсобку таскают. До вчерашнего вечера особо не пытали. Жана увели, не вернули. Вот Галыма, — он