— Повторять не буду. Один пойдешь. И убьешь ее на месте.
Дархан горько усмехнулся.
— Так не работает.
Закир, зорко глянув в зеркало заднего вида, тут же спросил:
— А как работает?
Дархан замолчал. Уставился в кромешную тьму, которую вот-вот должен был сменить рассвет.
Дархана высадили у больницы. На вылинявшем пожарном плакате начертили план подземного гаража.
— Вот здесь, — Закир ткнул сизым ногтем в крайний угол, — коридор. Света нет. Пойдешь с фонарем, — Закир внимательно и недоверчиво смотрел на Дархана. Чиркнув ногтем по плакату, перенес палец на другую сторону.
— Тут — гаражи. Пустые давно. Двери открыты. Иди до упора, никуда не сворачивай. Упрешься в ворота, вот ключ, — Закир протянул Дархану узкую пластину, — откроешь ворота, там «реанимации» стоят. Желтые такие. Иди вперед. Увидишь спецбокс. Срывай пломбу. Вскрывай замок. Там она.
Закир протянул Дархану еще один ключ. Тот покорно взял его. Охранник, сидевший спереди, расстегнул наручники, один из бойцов вручил тусклый фонарь. Фонарь был на батарейках. Дархан пошел к красной железной двери. Закир внимательно смотрел ему вслед. Лишь когда тот дернул два раза запертую дверь, Закир сказал:
— Не туда! Сбоку обойди.
Дархан не стал спорить. Понять замысел Закира не составляло труда. Проверяет. Он бы и сам проверял любого в такой странной ситуации. А что, если Дархан знает про подвал. Что, если подготовил засаду. Нет, Закир поступал абсолютно верно. Дархан бы сделал также.
Внутри пахло холодным бетоном и застарелой гарью. Тишина иногда прерывалась тихим гулом, словно где-то там, в недрах гаража-подвала катило крохотное метро. Вот и гаражи. Неяркий мерцающий луч выхватывал ремонтные ямы, жестяные лари, в которых валялся всякий железный хлам, мятые канистры, напрочь лысые шины. В одном из боксов обнаружился изломанный, разобранный на части мотор. А вот и ворота. Пыльный, прямоугольный замок. Дархан протер его рукавом. Замок оказался красивого бирюзового цвета. Осмотрев замок со всех сторон, Дархан с трудом нашел узкую скважину, в которую всунул пластину ключа. Замок щелкнул, позволяя сдвинуть ригель. Пальцем потянув за петлю, Дархан отворил огромную дверь. Та, на пути к стене, пустилась в пляс, а потом и вовсе задребезжала, ударившись о железный щиток трансформатора.
Дархан направил луч в темноту. Пыльные «реанимации» стояли в боксах. Их тонированные стекла отразили свет прямо в глаза. Дархан прикрылся рукавом. Машинально схватился за пояс. Ах, черт. У него же отобрали «ствол». Тихо. Предательски тихо. Теперь надо дойти до бокса со спецмашиной. То, что Артық там, сомнений не было. Но как убедить в этом Рой? Ладно. Решит потом. А сейчас — тихо подкрасться, не выдать себя.
Дархан вспомнил, как Артық похитила его в первые дни пребывания в городе. Вспомнил, как брат отбил его, спасая от мучительной смерти. Нет не смерти. Дархан знал ответ. Догадался еще когда Шара рассказывала про чудо-машину. Думал об этом по дороге к Закиру. Поверил, когда с жаром рассказывал то, что узнал от Шары.
Там она! Внутри. Похищает своих жертв и тащит в машину. Не чтобы пытать, не чтобы мстить. Она лечит. Лечит своего ребенка. Днями, месяцами, годами, десятилетями продляет дочери жизнь. И люди в городе — всего лишь доноры. Мир Артықа — ужасный коридор времени и пространства, по которому она тянет жертвы к машине. Всаживает в вену катетер, качает кровь. Жертва погибает. А ребенок получает такие нужные антитела.
Бедная! Как ни мучительна судьба жертвы, она конечна. Артық же продляет мучения своей дочери, не позволяя уйти в иной мир. Зачем? Дни, бесконечные дни, сотня, тысяча, десять тысяч дней нескончаемых пыток. Десять тысяч суток проклятой осени. Что будет, когда Артық перетаскает всех жертв? И если Рой доберется до Артықа и ее несчастной дочери, то не будет ли это милосердием? Не прекратит ли мучения разом? А город? Что станет с городом?
Размышляя об этом, Дархан осторожно подкрался к двери бокса. А вот и печать. Целая. Значит машина несомненно там. Дархан прислушался. Тишина. Лишь изредка слышен гул выдуманного воображением метро. Свет фонаря, приглушенный рукавом, казался предательски ярким. Пришлось выключить. Что, если Артық заметит его? Там она. Но почему так тихо. Пора уходить. Убедить Закира отпустить его. Сообщить Рою. Но как уйти, не проверив. Он еще раз прислушался. Может посветить в щель? Но тогда Артық увидит его. А жертва? Почему не кричит. Почему не стонет. Возможно Артық сейчас на охоте? Да-да. Он может, может спасти несчастного там, внутри.
Дархан решительно рванул печать, всунул ключ в скважину, резко повернул его, распахнул дверь бокса.
Дархан щурился от ослепительного после подвала утреннего солнца. Закир ухмылялся. Бойцы держали оружие наготове.
— Ну что, убил?
Судя по голосу, Закир знал ответ. Прикрывая лицо ладонью, Дархан сказал:
— Ее там нет. И машины нет.
Закир, злобно зарычав, спросил:
— А печать? Печать сорвана?
Дархан задумался. Устало вытер лоб, сказал:
— Печать стояла. Восковая. С нитями и железной скобой. И дверь заперта была.
Закир подошел к нему сбоку.
— Ты уверен?
Дархан кивнул.
— Печать на месте. Дверь заперта. А машины нет.
Закир подал знак одному из бойцов, скомандовав:
— Проверь.
Тот мигом умчался в темноту гулких коридоров. Похлопав Дархана по плечу, Закир задумчиво произнес.
— Что же нам с тобой делать?
Дархан злобно проговорил:
— Искать! Обыщем весь город. Найдем машину — уничтожим. Ей не месть нужна. Она доноров ловит. Для дочери.
Закир сурово посмотрел на Дархана.
— Ты баран? Ее дочь умерла.
— Умерла, говоришь? А тело кто-нибудь видел?
Закир на мгновение глянул на охранника. Потом сказал.
— Она заразилась одной из первых. Все умерли в считанные недели. Ты знаешь, сколько лет прошло?
Дархан, принявшийся отряхивать рубаху от пыли, ответил:
— Шара рассказывала, что больной может жить годами. А машина поддерживает жизнь. Потому-то Артық и ловит своих жертв. Одну за одной, вливает кровь.
Закир хохотнул.
— Тебе Шара не говорила, сколько эта машина жрет электричества? Всего нашего топлива не хватит.
Дархан пожал плечами.
— У меня нет ответа. Но все твои люди, все жертвы, что попали к ней… у них следы от катетеров. Им всем вводили «провокатор».
Выбежал боец из подвала. Вручил Закиру остатки печати.
Теперь Дархан ехал с краю и понимал, что в любой момент может открыть хлипкую дверь и выпрыгнуть из машины. Но ему не нацепили наручников, да и особо не угрожали. Машину вел один из бойцов. Закир лишь показывал улицы.
— За «реанимации» у меня Баха отвечал. Он же и притащил эту… сумасшедшую… Сестренка она его была. Баха машину стащил. Больше некому. Стащил, снова закрыл и печать поставил. Хитро придумал, гаденыш.
Баха жил в желтой, облупленной двухэтажке. Седой старик в женском прожженном в нескольких местах свитере.
— Здравствуй, коллега, — Закир злобно улыбался, пытаясь найти, на что можно сесть, среди мусорной свалки, некогда бывшей кухней. Баха злобно смотрел на вошедших красными воспаленными глазами.
— Сдохните все! Все сдохните! Ты первый, Заке. Первый умрешь, в мучениях.
Старик расхохотался. Хохот быстро перешел в свистящий кашель. Старик сплюнул на грязную тряпку мелкие кровавые капли. Закир, не побрезговав, положил руку на коричневую заскорузлую ладонь.
— Баке. Помоги нам. Помоги городу.
Старик вскочил. Сбросил на пол сушилку с давно немытой посудой.
— Городу помочь⁈ Город убил ее! Растерзал! Помочь⁈ Сдохните все. Как один сдохните.
Закир, рассвирепев, потянулся к пистолету, но взял себя в руки и с трудом выдавил дежурную улыбку.
— Баке. Один живешь. В грязи. В нищете. Хуже свиньи. Об этом ты мечтал? Она и за тобой придет. Ты же всегда боли боялся.
Старик затрясся от злобы. Подскочил к Закиру, начал дышать гнилым духом ему в лицо.
— Я… я лучше сдохну как свинья… как собака сдохну, но не пойду в услужение к такой мрази. Ты… ты…, — старик тыкал пальцем в грудь Закиру, — Я только одного ради и живу. Хочу, чтобы она тебя прихватила и… А боли я не боюсь! Не осталось вот тут, — старик застучал кулаком по сердцу, — места для боли. И она мне ничего не сделает. Знаешь, сколько раз приходила! И еще придет! А я ей скажу, про всех про вас, тварей скажу. До последнего доживу, увижу смерть каждого! Каждого!
Последнее слово старик выкрикнул так громко, что еще долго звенел хрусталь в серванте где-то в глубине комнат. Закир набросился на старика молча. Начал с силой давить пальцами глаза. Старик заревел от боли.
— Ты скажешь, мразь. Все равно скажешь! Где машина⁈ Я не дам тебе своей смертью подохнуть, чертов тубик, — Закир, схватив старика за клочья седых, давно не мытых волос, начал бить его об пол головой. Дархан и охранник старались оттащить Закира.
— Закир, хватит. Хватит! Убьешь шала! Ты его убьешь.
Укусив старика до крови за щеку, Закир сплюнул, вытер окровавленные губы, подошел к мутному в жирных разводах окну.
— Тебе недолго осталось. Помогу скрасить это время. Вызовите-ка сюда Валю.
Пока ждали Валю, старик успокоился. Выпил коричневой бурды, которую называл чаем. Промыл ржавой водой рану на щеке. Никто его не трогал. Никто не угрожал. Старик ходил, причитал, жаловался, что растерзали сестренку, которую очень любил. То угрожал, что она всех погубит, то плакал, говоря, что город проклят. Дархан, подбежав к старику, начал трясти его за плечо.
— Послушай. Сейчас приедет страшный человек. Он выпотрошит тебя до костей! Ты хоть понимаешь всю опасность? Скажи сам. Скажи, где машина. Они же все равно из тебя это клещами выдерут.
Старик посмотрел на Дархана мутными красными глазами. Закир, грубо оттолкнув Дархана, усадил старика на стул и не давал тому подняться. Старик совсем сдал. Сгорбив плечи, смотрел в пол, думал о чем-то своем. Дархан надеялся, что старик придет в себя. Что приедет Валя, начнет раскладывать свои ужасные инструменты, этого хватит, чтобы старик сознался. Да и знает ли он вообще? Может и не он вовсе украл машину.