— А-а-а! — От крика Шары один из бойцов выронил и разбил фонарь. Закир потянулся за пистолетом, но дядь Еркену в этот раз удалось перехватить оружие из ослабленной руки. Дархан толкнул недотепу к выходу. Тот, слава Аллаху, понял намек и тут же вылез сквозь прожженое отверстие. Закир еще вяло сопротивлялся, когда Дархан, глянув на Шару, громко произнес:
— Че орала-то?
Шара, показав трясущимся пальцем, сказала:
— Она морщится. Морщится еще.
Освободив старуху от катетера, ее быстро вытащили наружу. Шара и Алмаз вынесли вердикт — жива, но на последнем издыхании. Потеряла много крови. Травматический шок.
В больницу старуху увез Алмаз, которому помогал боец-недотепа, едва не ставший очередной жертвой Закира. Еще один боец помогал тащить носилки. Закиру они пока что без нужды. Осторожно, держа баллон с хлоркой наготове, Дархан полез в машину. Осветил Гемопюр. Из вырванного катетера сочилась кровь несчастной жертвы. Осмотрев Гемопюр, Дархан увидел еще одну трубку, уходящую за оранжевую прорезиненную шторку.
Осторожно, очень медленно, Дархан заглянул за нее, светя фонариком. Выронив баллон из рук, Дархан рухнул на колени. Задыхаясь и блюя, он с трудом нашел в себе силы проговорить всего два слова:
— Она здесь!
На красноватой кушетке лежало ужасное, изуродованное струпьями и язвами тело, больше похожее на кусок истерзанной плоти. Коричневые редкие зубы казались неестественно-крупными, потому что у существа совершенно отсутствовали губы и кожный покров вокруг рта. На бугристой пергаментной коже не осталось ни волоса. Вместо носа зияла дыра, обнажая желтые влажные кости. Страшнее всего казались глаза — огромные, белесые, с грязными непонятного цвета радужками, расплывшимися в безобразные пятна. Зрачки потеряли форму. Один, сжавшийся вертикально, напоминал глаз животного. Второй, похожий на букву «г», растекся по радужке. Дархан помнил, как Реквава говорил про некий признак Белоглазова. Изменился зрачок — непременная смерть.
В машину протиснулась Шара. Властно отстранив Дархана, стала осматривать останки. Дархан, которому Шара загородила обзор, сумел увидеть лишь левую руку, к которой намертво был прикручен стеклянный катетер.
Дархан украдкой глянул на спутников. Они терпеливо ждали. Внезапно все уставились на что-то за спиной Дархана. Он тут же обернулся и увидел Шару с безумными глазами. Шара подняла трясущийся палец, и, едва не тыча Дархану в грудь, сказала:
— Она жива. Этого быть не может, но она жива.
Решили немедленно вызвать Рой. Для этого Шару с приемником и двумя охранниками отправили наверх. Дархан, видя ее состояние, умолял Шару ехать в больницу. Оставалось ждать. Ждать, когда вернется Артық и надеяться, что Рой уже тут. Радио не ловило, услышать Рой не представлялось возможным. Закир торопил, угрожал. Дархан предлагал ему уйти, но тот и слышать об этом не хотел.
Оставаться внутри, в замкнутом помещении было смертельно опасно. Все находились снаружи. Лишь изредка, по двое, проникали внутрь, чтобы проверить обстановку. Тело лежало без движения, как и прежде. Лишь однажды Дархан заметил, что левый зрачок сместился влево. Так ли это было на самом деле или показалось, Дархан не знал. Закиру снова стало плохо. Его усадили на пол. Валя смотрел куда-то вдаль.
— Я вот чего опасаюсь. А если Артық, узнав, что мы тут, утащит ее куда-нибудь еще?
Закир покачал головой. Шепнул что-то дядь Еркену. Тот рванул в темноту коридора. Закир ткнул пальцем в Дархана.
— Не знаю, что ты задумал, но если сегодня не убьешь Артықа, останешься тут. О Шаре и братце я тоже побеспокоюсь. Это чтобы не расслаблялся.
Вдали показался дядь Еркен. Он тащил канистру, в которой что-то плескалось. Забравшись внутрь, щедро облил тело, автомобиль и всю каморку. Когда вылез наружу, Закир произнес:
— Теперь точно не утащит. Сгорит прямо здесь.
Дядь Еркен ухмыльнулся. Дархан, посмотрев на него, сказал:
— Если бы все было так просто, давно бы сожгли. Раз сидите и не уходите, значит знаете, лучше меня знаете, что это не поможет.
Один из бойцов, закрывавший от бензиновых испарений платком нос, сказал:
— Мы теперь знаем, куда она людей таскает. Поставим караул. И как только Артық придет с новой жертвой, отобьем.
Закир завозился. Дядь Еркен зорко посмотрел на него. Губы растянулись в кривой ухмылке.
— Ты жену поучи бауырсаки жарить. Понял⁈
Боец бросился с извинениями, но его отстранил Валя.
— Чем больше будем спасать, тем больше будет таскать новых жертв. Иди-ка наверх, проверь, как там старуха.
Время текло, ничего не происходило. Закир начал терять терпение. От первого поджога его отговорил дядь Еркен, во второй раз дядь Еркену помогал Валя. Незаметно оттащив Дархана в темноту коридора, он сказал:
— Закир на исходе!
— Помрет?
— Хуже. Сейчас всех перестреляет. Давай уже, что там надо делать? Шара где? Алмаз?
Дархан, сжав губы, покачал головой.
— Что? Не получится? — Дархан заметил слабое беспокойство в глаза корейца.
— Я не знаю… эта… эта сила… ее нельзя контролировать, ее можно только…
Валя выхватил пистолет, отшвырнул Дархана, направил куда-то в даль коридора. Дархан высветил лучом Шару. Та шла, задыхаясь. То и дело нажимала на пружину фонаря, но он почему-то не светил.
— Шара. Зачем ты тут?
— Важное… — Шара все не могла отдышаться, —важное очень забыла.
Шара достала узкий пластиковый футляр, похожий на те, в которых ювелиры продают цепочки.
— Что это?
Ответить она не успела. Закир, поднявшись на ноги, достал пистолет и шагнул в темную щель. Шара закричала:
— Эй, погоди! Еще не время. Они еще не пришли, да погоди ты! Остановите его.
Дядь Еркен ринулся внутрь. Закир, всунув пистолет в распахнутые челюсти умирающей плоти, нажал на спуск. Выстрел в замкнутом помещении больно ударил по ушам. Дархан на время оглох. Когда же пришел в себя, понял, что все это время не ощущал никакого запаха. Сейчас же пахло гнилой плотью, помоями, разложением. И среди этого смрада чуждым, но не менее отвратительным, донесся до него запах рвоты, больницы, сладковатый запах нечистот. Артық! Она здесь.
Нацепив противогазы, бойцы пытались отогнать Артықа, которая снова и снова атаковала тяжело раненого Закира. Казалось, Артық совсем не боится хлорки. Теперь и Дархан, и Валя стреляли из своих баллонов, оттесняя Артықа к стене. Дядь Еркен возился с противогазом, пытаясь натянуть на Закира. Наконец ему это удалось. Лучи фонарей скакали по стенам. Ужасное кишащее каплями-опарышами пятно то появлялось, то снова исчезало под хлорными струями.
— Хватит.
Тихий, ласковый голос Шары прервал переполох. Лучи все еще ощупывали стены, но Артық больше не появлялась. Шара стояла у безобразного трупа с напрочь снесенной челюстью и гладила его по лысой голове.
— Хватит. Прошу тебя. Умоляю. Посмотри на нее. Твоя дочь жива. Он снес ей челюсть, а она все еще жива, — раздалось жуткое шипение, лучи метались в поисках звука, но Шара продолжила все так же спокойно, не повышая голоса:
— Хватит. Послушай, меня. Умоляю. Послушай. Пули, раны, огонь, — Дархан покосился на валявшуюся у выхода пустую канистру, —они лишь продляют ее муки. Мы уйдем. Ты притащишь новых жертв. И лишь продлишь ее ад. Погляди на нее. Ты же мать. Она давно уже не живет. Она мучается в этом темном, страшном подвале. Годами. Десятилетиями. День за днем. Десятки тысяч дней, полных мучений и скорби.
Шара опустилась на колени.
— Я прошу тебя. От всех нас. От всего города прошу простить. Мы. Только мы виноваты в том, что случилось. Ты терзаешь нас. Убиваешь. Мучаешь. Возможно мы и заслужили это. Но в чем виновата твоя дочь? Посмотри, вот, посмотри, — Шара достала из-за пазухи пластиковый футляр, — я спасу твою дочь. Клянусь. Я помогу ей. Просто доверься. Я врач. Я лучший врач в городе. Я знаю, что делаю. Просто доверься. Здесь исцеление. Исцеление твоей дочери.
Шара с треском переломила футляр, внутри оказался шприц.
— Смотри. Ей совсем не будет больно. Ей сразу станет легче. Поверь. Умоляю. Поверь.
Шара приблизилась к телу. Тут же из пола начало медленно вырастать безобразное, кишащее пятно. Бойцы направили свои баллоны, но Шара громко и требовательно крикнула:
— Нет! Не стреляйте. Хватит страданий. Хватит мук, — последнюю фразу она произнесла тихим, убаюкивающим тоном. Артық была совсем близко, но не атаковала.
— Вот. Лекарство. Ты понимаешь, что такое лекарство? Я спасу твою доченьку. Я клянусь тебе.
Шара осторожно и медленно взялась за трубку катетера.
— Поверь. Ей совсем не будет больно. Иголку я введу не в вену, а в эту трубку. По ней пущу лекарство. Смотри. Я не вру.
Шара вонзила шприц в трубку, Артық была совсем близко от ее лица.
— Сейчас я введу лекарство и спасу твою дочь. Оставь этот город. Он тебе больше не нужен. Хватит страданий. Хватит мести. Я помогу твоей девочке, а ты покинь это место. Покинь, потому что за тобой охотятся те, кто желает тебе вечных мук. Рано или поздно они доберутся до тебя. Уходи. Ты мать. С твоей девочкой все будет хорошо. Отпусти людей. Дай им уйти из города. Прости их.
Шара с силой вдавила поршень шприца. Мутная жидкость побежала по катетеру. Белесые глаза вздрогнули, безгубый рот начал медленно шевелиться. Артық бросилась к дочери, примкнула к ней, словно стараясь услышать, что она говорит. Дархан, заметив, как трясется рука одного из бойцов, осторожно забрал у того пистолет.
Ужасные глаза остановились на Артықе. В этом кишащем, состоящем из мириадов подвижных капель монстре, трудно было узнать несчастную медсестру, столько лет пытавшуюся исцелить дочь. Смердящий силуэт склонил голову на бок. Шара улыбнулась ласково и печально.
Белесые глаза закатились. Тело на кушетке начало трястись, разбрызгивая вокруг себя зловонную жидкость. Оно покрылось испариной, затем крупным потом, сквозь остатки кожи стали проступать тяжелые мутные капли, которые стекали, превращаясь в струи. Тело стало подвижным, превратилось в кисель, а затем и вовсе растеклось, оставив лишь багровый влажный след на красной обивке кушетки.