Дархан хмуро начинял магазин патронами.
— Ошиблась Шара. Хотела вылечить, но что-то пошло не так.
— Вылечить⁈ — Алмаз выпалил это слово с возмущением, —ты так ничего и не понял?
Алмаз сбегал в другую комнату и вернулся с таким же футляром, какой был у Шары. Переломив его, отложил шприц на стол, а сам достал из правой части небольшую инструкцию.
— Протокол «Экис». Именно для таких случаев. Помнишь, что Шара говорила про несчастных пациентов, которые годами не могут умереть. Редкое, но жуткое состояние. Они терпят дикие муки, видят кошмары. А тело, назло всему, регенерирует. Умирать надо вовремя, Дареке. Умирать надо вовремя.
Дархан зарядил магазин в автомат. Глянул на брата.
— Ты же видел ее дочь. Это не человек. Это монстр. Образчик.
— Мы не знаем природу этой чертовой Сорти. Не знаем, что она сотворила с несчастной. Но уровень регенерации достиг таких высот, что и от ранения в голову она оставалась живой. Шара убила ее. Убила, хотя прекрасно догадывалась, что с ней сделает Артық.
Дархан кивнул головой. Он не знал, как относиться к Шаре, к ее гибели, ко всему, что она натворила.
— Мне странно, что Рой охотится именно за Артықом. Ведь именно Шара и ее приспешники разворовывали годами вакцину. Та медсестра взяла лишь часть, чтобы спасти дочь. Месть слепа. Глупо ждать бумеранга и справедливого возмездия.
— Бумеранга не бывает.
— Это еще почему?
— Бумеранг возвращается к охотнику лишь в том случае, когда не попадает в цель. И если кто-то причинил тебе зло, то значит удачно метнул свой чертов бумеранг.
Дархан ухмыльнулся.
«Четыреста пятьдесят два», «Четыреста пятьдесят два», «Четыреста пятьдесят два»…
Алмаз, сидевший у радио, дернулся от резкого голоса. Дархан, подскочив к нему, задал первый, такой важный вопрос:
— Эй вы там⁈ Идиоты⁈ Почему не захватили Артықа, когда мы нашли гнездо⁈ Почему, черт возьми, проклятая Артық не утащила Закира⁈
— Шестьсот восемьдесят четыре.
Алмаз зашелестел страницами. Прочитал:
— «А вот и мертвый Хафиз. Его укусила змея. Еще вчера пахал поле. Сегодня его тело не стоит и пары фалсов».
— Что за чушь? Вам мертвое тело нужно?
— Сорок шесть.
Алмаз быстро произнес.
— Сорок шесть — это нет. Девятьсот двадцать три — да.
— Да помню я.
Приблизив губы к приемнику, гаркнул.
— Дархан был жив. Вы вселились в него. Почему ничего не получилось.
— Шестьсот восемьдесят четыре.
— Да понял я все с вашим дохлым Хафизом. Алеке, что такое фалс?
— Монетка такая. Динары были. Дирхамы. Самые мелкие по-моему — фалсы.
— То есть мертвое тело — дешевка, так?
— Девятьсот двадцать три.
— Артықу не нужно мертвое тело. Верно?
— Девятьсот двадцать три.
Алмаз, отодвинув брата, спросил:
— Закир умер быстрее, чем Артық успела до него дотянуться и утащить в стены.
— Девятьсот двадцать три. Сто девяносто два.
Алмаз начал листать страницы назад.
— «Эй, караульный, враг крадется во тьме! Труби в свой карнай! Буди ночную стражу!»
Алмаз посмотрел на радио.
— Какая еще стража? Вы о чем?
Запахло рвотой, нечистотами, больницей. Когда Алмаз обернулся, Артық уже тащила Дархана в стену. Израсходовав целый баллон, ему все же удалось отогнать жуткую кишащую массу.
От хлорки их обильно рвало. Окунали лица в полные ведра воды, моргали, стараясь хоть немного облегчить дикую резь в глазах. Еще долго не осмеливались открывать плотно подоткнутую тряпьем дверь. Братья не знали, ушла ли Артық, но Роя слышно не было. Лишь монотонное шипение радио, оставшееся в залитой хлоркой комнате.
В ту ночь Артық приходила еще несколько раз. Схватив баллоны, радио, оружие и респираторы братья старались скрыться в других квартирах. Бесполезно. Артық безошибочно выслеживала их. Хлорка была на исходе. Перед рассветом Алмаз предложил брату поспать. Тот отказался. Посмотрел на Алмаза. Сказал.
— Ты знаешь ответ.
Алмаз, не отводя глаз, покачал головой:
— Знаешь! — Дархан передал баллон с остатками хлорки брату.
— Видишь, как зачастила. Надо дождаться, обязательно дождаться Роя. Пусть вселится в меня. Занесу с собой Рой. И с ней будет покончено.
Алмаз, отвернувшись, заплакал.
— Нет. Я пойду.
— Я! И это не обсуждается.
Алмаз бросился на брата.
— Почему! Почему, черт побери, не обсуждается? Почему вы всю жизнь принимаете за меня решения⁈
Дархан хотел отпихнуть брата. Но вместо этого прижал к себе крепко, погладил по голове.
— Брат. Послушай. Послушай меня. Больше всего на свете я хочу увидеть лицо жены, поднять на руки сына, поцеловать дочь. Я ни о чем не жалею. Я для них умру любимым. У тебя же есть шанс все сделать по-другому. Вернуться к Гуле, увидеть повзрослевшего сына. Ты проведаешь отца, вместе съездите на могилу матери.
— Нет! Это тебя там ждут. А мне… к кому мне возвращаться?
— Не говори так. Артық пришла за мной. Ты ей нахрен не нужен. Так получилось.
— Бред. Рой вселится в любого из нас.
Дархан от злобы заскрежетал зубами.
— Вот же упрямый ишак! Ты врач! Последний врач в этом чертовом городе. Тебе — спасать людей. Живи хотя бы для того, чтобы выбраться отсюда, когда все будет кончено. Это тебе понятно⁈
— Нет! Нет, Дареке!
— Да не превращай ты в театр. Думай логически. Кто-то должен уйти, чтобы спасти всех.
— Жребий! Тянем жребий.
Но жребий вытянуть они не успели. Снова пришла Артық.
Хлорки оставалось непростительно мало. И все же они дотянули до очередного сеанса связи. Рой согласился вселиться в одного из них все тем же восемьсот первым зулфаятом. Дархан вытащил две спички, у одной отломил головку.
— Та, что короче — к Рою, — зажав спички, поднес к брату. Тот, немедленно схватив левую, потащил ее наверх. И тут же радостно вскрикнул:
— Короткая. Мне идти.
Дархан, переломив целую спичку, сказал.
— Теперь моя короче, — и, повернувшись к радио, крикнул:
— Вселяйся в меня!
Алмаз бил брата по щекам, тряс его за грудь, ругался.
— Зачем, зачем ты это сделал⁈ Нечестно! Нечестно! Я же вытянул короткую.
Дархана трясло. Он кашлял кровью. Хрипел.
— Алеке. Хватит. Успокойся. Послушай. Да послушай же.
Дархан, сбросив руки брата, с трудом добрался до кровати. Лег.
— Когда Закир предложил троянского коня, мы едва дождались Роя. И тот сказал не очень хорошую вещь. Он может сколь угодно долго находиться внутри. Но он губит носителя, разрушает его.
— Не-е-ет, — Алмаз бросился к брату.
— Подожди, — Дархан тяжело дышал, — Закир был ранен. Тогда правду скрыть было легко. Ты провел блестящие операции. Возможно он бы и выжил. Но не повезло. Не дотянул самую малость. Да и я сил не подрассчитал. В голове все так и звенит. И жжет внутри. Ты это… помоги мне, как врач… не то, чтобы я боялся… просто если подохну раньше, все труды пойдут насмарку. Помоги братка, а?..
Артық все не приходила. Алмаз не знал, как облегчить страдания брата. Тот уже не говорил. Лишь тяжко вздыхал, а время шло. Когда дыхание прерывалось, Алмаз тревожно слушал грудь, держа наготове шприц с адреналином. Он больше не плакал. Нечем было плакать. Лишь когда запахло тошнотворной рвотой, он спешно обнял брата и сказал в самое ухо:
— Поклянись! Поклянись, что если есть хотя бы малейший выход, ты обязательно вернешься! Поклянись!
Алмазу казалось, что брат совсем не слышит. Но глаза вспыхнули, в них снова вернулась жизнь, Дархан едва заметно кивнул головой. Артық потащила брата в стену.
Три раза Алмаз поднимал баллон с хлоркой, целясь в кишащую массу. Три раза брат качал головой и Алмаз убирал баллон прочь. Когда проход в стене закрылся, Алмаз, отбросив баллон в сторону, повалился на пол и завыл как зверь.
Глава 23
Сепия. Песочный, тусклый, мертвый свет. Изуродованные стены, низкий потолок, круглые, полуразбитые лампы. Оседающая мириадами невесомых песчинок дымка-пыль. Дархан это уже где-то видел. Где-то давно. Сотни, тысячи, миллиарды дней назад. Где же? Он не видел монстра. Он лишь чувствовал до отвращения, от которого хотелось дернуться всем телом, копошащееся-кишащее влажными личинками прикосновение конечностей, что тащили его сквозь узкий коридор. Боль в животе стала меньше. А затем и вовсе пропала. Что это? Рой выскочил из него?
Дархан понял, что видит коричневое, состоящее словно из кубов и квадратов небо. Он задрал голову. Монстра не было. Дархан осторожно встал, огляделся. Где он? Неужели у ледового дворца? Мертвый, осыпающийся, словно тающий от гнета времени город. Безжизненные, искореженные здания. Цвета, которых никогда не встретишь в его мире. Отдаленно напоминают коричневый, бежевый, кремовый, бурый.
Желто-серый непроглядный туман не позволял разглядеть, что же там, в его недрах. Где же чертова Артық? Почему Рой не атакует? Раздался оглушительный звонок. Дархан, схватившись за голову, упал на колени. Звонок не прекращался, но стал тише. Звонил беспрерывной тошнотворной трелью таксофон, которого не было видно сквозь туман. Но Дархан хорошо его помнил. Серый, безжизненный с изломанной трубкой, стоял он возле железнодорожных касс, а Дархан все удивлялся, как тот сохранился за эти годы.
Ринувшись на звук, Дархан схватил трубку. Сквозь крики плач и стоны с трудом различил детский шепот:
— Она знает, она знает, она знает. Она знает, что мы тут, мы тут, мы тут, мы тут.
Нечто метнулось в желто-сером тумане. Дархан отвлекся лишь на секунду, а когда повернулся, таксофон коричневой пылью поднимался-таял, пока не исчез вовсе. Трубка тут же истлела в его руках, больно обжигая пальцы.
Дархан бросился прочь от проклятого места. Он бежал, не разбирая дороги. Лишь вблизи угадывались изменившиеся до безобразия, имеющие лишь отдаленное сходство здания проклятого города. Вновь зазвонил телефон. Теперь трель доносилась из подземного перехода на Габдуллина. И в этой сепийной полутьме ни за что бы не найти вход. Но всего пару недель назад Дархан лично забирался туда в поисках чертовой «реанимации». Схватив трубку, Дархан услышал детские стенания и уже знакомый шепот.