ига. Как будто история могла забродить в жилах, как вино, и опьянить меня.
Если бы существовала история, способная на такое, это была бы именно она. Я определенно читала книги и получше, где было больше приключений и поцелуев и меньше длинных рассуждений, но ни одна из них не оставляла у меня хрупкого и невероятного подозрения, будто все написанное в ней может оказаться правдой. Будто в тенистых уголках и впрямь прячутся Двери, которые ждут, чтобы их открыли. Будто женщина может, как змея, сбросить с себя детскую кожу и нырнуть в клокочущую неизвестность.
Мне с трудом верилось, что мистер Локк мог подарить мне книгу, полную таких фантазий, даже если ему было ужасно меня жаль. Но как же в таком случае она оказалась в моем сундучке в Зале фараонов?
Однако под тяжестью страшного Нечто, по-прежнему сидевшего у меня на груди, вся эта загадка казалась мне несущественной и далекой. Я начала понимать, что теперь это навсегда, что эта мерзость прилипнет ко мне, как вторая кожа, и будет отравлять все, чего я касаюсь.
Я почувствовала, как Бад тычется мне в руку влажным носом – он делал так, будучи еще щенком. Стояла ужасная жара – июльское солнце уже растекалось по половицам и раскаляло медную кровлю, – но я все равно обняла Бада и уткнулась лицом в его шерсть. Так мы и лежали, покрываясь по том, пока солнце поднималось по небу, а особняк Локка поскрипывал вокруг нас и что-то бормотал.
Я уже начала проваливаться в вымученный сон, вызванный перегревом, когда дверь отворилась.
Я почуяла запах кофе и услышала знакомые решительные шаги. Какое-то скрытое напряжение, сжимавшее мое нутро, ослабло, и я вздохнула с облегчением: она еще здесь.
Джейн была полностью одета и настолько бодра, что я поняла: она проснулась уже давно и намеренно не будила меня так долго, как только позволяли приличия. Она поставила две чашки, от которых поднимался пар, на книжную полку, подтащила хлипкий стул к моей кровати и села, скрестив руки на груди.
– Доброе утро, Январри. – Ее голос звучал почти строго, как-то по-деловому. Возможно, об отце, которого никогда нет рядом, не положено скорбеть больше одного дня. А возможно, она злится, что я так долго сплю и присваиваю нашу общую комнату. – Я слышала от прислуги на кухне, что вечеринка прошла… м-м… интересно.
Я издала стон, всем своим видом показывая: я не хочу об этом говорить.
– Ты действительно напилась, накричала на мистера Локка и ушла из курильной комнаты, хлопнув дверью? А потом – если мои информаторы ничего не напутали – ускользнула куда-то с мальчишкой Заппиа?
Я снова застонала, уже громче. Джейн лишь приподняла бровь. Я спрятала лицо в сгибе локтя, разглядывая рыжеватые отсветы под веками, и выдавила:
– Да.
Она расхохоталась так громко, что даже Бад вздрогнул.
– Значит, не все еще потеряно. Временами мне кажется, что ты слишком робкий мышонок для того, чтобы чего-то добиться в этом мире, но, возможно, я ошибаюсь. – Она помедлила, посерьезнев. – Когда я впервые встретилась с твоим отцом, он сказал мне, что ты упрямый ребенок, похожий на дикого звереныша. Я надеюсь, так и есть. Тебе это пригодится.
Я хотела спросить, как часто отец обо мне вспоминал, какие именно слова говорил и не упоминал ли, что собирается однажды взять меня с собой. Но слова застряли в горле. Я сглотнула.
– Для чего?
Строгое, почти раздраженное выражение вновь вернулось на ее лицо.
– Все это не может продолжаться до бесконечности. Перемены неизбежны.
Ага. Значит, это конец. Сейчас она скажет мне, что скоро уедет, вернется домой, в горы Британской Восточной Африки, и бросит меня одну в этой серой комнатке. Я попыталась задавить панику, которая уже принялась царапать мне грудь.
– Я понимаю. Ты уезжаешь. – Я надеялась, что мой голос прозвучал спокойно и по-взрослому, что она не заметила, как мои руки сжали простыню. – Ведь… Ведь папа умер.
– Исчез, – поправила она.
– Прошу прощения?
– Твой отец не умер, он исчез.
Я покачала головой, приподнявшись на локте.
– Мистер Локк сказал…
Джейн скривила губы и отмахнулась, будто от мошки.
– Локк не Господь Бог, Январри.
«А я вот не уверена». Я не стала отвечать, но на лице у меня отразилось выражение ослиного упрямства.
Джейн вздохнула, но ее голос снова смягчился. В нем сквозила какая-то неуверенность.
– У меня есть основания полагать… Твой отец дал мне кое-какие гарантии… в общем, я пока не ставлю крест на Джулиане. Может, и тебе не стоит.
Черное Нечто обвило меня еще теснее, превращаясь в невидимую раковину моллюска, призванную защитить меня от этих слов, пронизанных надеждой и в то же время жестоких. Я прикрыла глаза и откатилась подальше от нее.
– Спасибо, мне не хочется кофе.
Резкий вдох. Я ее обидела? Ну и хорошо. Может, так она уйдет, не притворяясь, что будет скучать по мне, и не обещая писать почаще.
Но потом Джейн прошипела:
– Что это?
Я почувствовала, как ее рука отодвигает одеяло у меня за спиной и вытаскивает из-под меня что-то небольшое и квадратное.
Я привстала и увидела, как она сжимает в руках «Десять тысяч дверей». Кончики ее пальцев побелели от напряжения.
– Это мое, если по…
– Откуда ты взяла ее? – Ее голос звучал абсолютно ровно, но в нем все равно слышалась странная торопливая настойчивость.
– Это подарок, – начала оправдываться я. – Наверное.
Но Джейн уже не слушала. Она принялась листать книгу. Ее руки подрагивали, а взгляд метался по строчкам, как будто в них было скрыто жизненно важное послание, адресованное лично ей. Я испытала приступ странной, необъяснимой ревности.
– Там сказано что-нибудь про ириму? Про женщин-леопардов? Он нашел…
Раздался резкий стук в дверь. Бад встал, оскалив один белый клык.
– Мисс Джейн? Мистер Локк желает поговорить с вами наедине, если вы не возражаете. – Это был мистер Стерлинг. Его голос звучал привычно – будто с нами разговаривала ходячая печатная машинка.
Мы с Джейн уставились друг на друга. За два года, что она прожила в этом доме, мистер Локк ни разу не разговаривал с ней наедине, да и в присутствии других за все время сказал ей не больше десятка слов. Он воспринимал ее как неприятную неизбежность вроде уродливой вазы, которую нельзя выкинуть, потому что это подарок от друга.
Я увидела, как Джейн сглотнула, сдерживая какое-то чувство, из-за которого ее ладони оставили темные влажные отпечатки на кожаной обложке книги.
– Благодарю вас, мистер Стерлинг, я сейчас приду.
По ту сторону двери раздалось отточенное секретарское покашливание.
– Прямо сейчас, если не возражаете.
Джейн прикрыла глаза, раздраженно стиснув челюсти.
– Да, сэр, – отозвалась она, потом поднялась, спрятала книгу в карман юбки и ощупала ее ладонью, как будто хотела еще раз убедиться в ее существовании. Затем она намного тише прошипела: – Поговорим, когда я вернусь.
Нужно было вцепиться в ее подол и потребовать объяснений. Нужно было сказать мистеру Стерлингу, чтобы он заткнулся, и с удовольствием послушать его потрясенное молчание.
Но я ничего такого не сделала.
Джейн вышла в коридор, и все вновь стихло и замерло. Только пылинки кружились в воздухе, потревоженные ее уходом. Бад спрыгнул на пол, потянулся и отряхнулся. К пылинкам добавились бронзовые волоски, сверкающие в лучах солнца.
Я снова упала на матрас. Где-то под окном щелкали ножницы садовника. Вдалеке гудел мотор автомобиля, проезжавшего мимо кованых ворот. Мое сердце слишком быстро колотилось о грудную клетку, как будто кто-то в панике стучался в запертую дверь.
Мистер Локк сказал мне, что мой отец мертв. «Смирись», – велел он, и я смирилась. Но что, если…
Все мое тело охватила неприятная усталость. Сколько лет я потратила, дожидаясь отца, веря, что он вернется завтра или послезавтра? Спешила забрать почту, ожидая увидеть его ровный почерк в куче конвертов? Боялась надеяться, но все равно надеялась, что наступит день, когда он придет ко мне и скажет: «Январри, время пришло» – и я отправлюсь вместе с ним в сияющую неизвестность?
Лучше уж я обойдусь без этого последнего и величайшего разочарования.
Жаль, Джейн не оставила мне книгу. Мне хотелось вновь сбежать в историю о том, как Ади искала своего мальчика-призрака. Она столько лет шла за тоненькой, непрочной нитью надежды. Интересно, как бы эта девушка поступила на моем месте?
«Я бы постаралась выяснить все сама», – ответил мне ровный голос, говоривший с южным акцентом. Наверное, так разговаривала бы Ади, будь она живым человеком, а не персонажем из книги. Этот голос звенел у меня в голове отчетливо и громко, как будто я слышала его раньше: «Я бы нашла его».
Я лежала, не шевелясь, чувствуя, как по телу расползается дрожь, как от внезапной лихорадки.
Но более взрослый, отрезвляющий голос напомнил мне, что «Десять тысяч дверей» – это всего лишь роман, а романы не лучшие советчики. В них никого не интересуют рациональные доводы; они предлагают читателям трагедию и напряжение, хаос и пренебрежение к правилам, безумие и душевные муки, завлекая тебя в эту пучину с коварством дудочника, который заманивает крыс в реку.
Мудрее было бы остаться здесь, вымолить у мистера Локка прощение за вчерашнюю выходку и спрятать свои детские мечты подальше под замок. Забыть, как голос отца тихо и искренне произносит: «Обещаю».
«Ты так и не вернулся за мной. Ты не спас меня».
Но, возможно, если бы только мне хватило храбрости, своеволия и опрометчивости, если бы я послушала этот ровный, бесстрашный голос, звучавший у меня в сердце, такой странный и знакомый… Возможно, я сумела бы спасти нас обоих.
Я не ожидала никого встретить на пути к выходу. А зря – несколько членов Общества оставались у мистера Локка в качестве почетных гостей, ночуя в роскошных спальнях второго этажа, а дом кишел слугами, которые приводили его в порядок после вечеринки. Однако Побег из Дома должен следовать древнему традиционному сценарию: предполагалось, что мы с Бадом выскользнем из парадной двери и пройдем по подъездной дороге, как два призрака. Позже Локк, возможно, ворвется в мою комнату и обнаружит записку, в которой я не выдам никаких сведений, зато извинюсь и поблагодарю его за все эти годы, за щедрость и доброту. Он прочитает ее и тихо выругается. Может, даже бросит взгляд в окно, но будет уже слишком поздно.