У меня за спиной что-то мерзко хрустнуло, будто вонзаясь в мясо. Я обернулась и увидела, что Джейн сидит возле тела Хавермайера с деревянным молотком в руках. Ее лицо было абсолютно бесстрастным. Очищенный деревянный кол торчал из белого свертка примерно в том месте, где находится сердце.
Джейн пожала плечами.
– На всякий случай.
На мгновение я застряла где-то между ужасом и весельем, но в итоге не смогла справиться с собой. Я рассмеялась. Это был слишком громкий смешок, похожий на истерику. Джейн приподняла брови, но потом запрокинула голову и тоже расхохоталась. В ее голосе я услышала такое же облегчение, какое испытала сама, и мне пришло в голову, что ее холодность и уверенность порой могут быть напускными.
– Ты определенно перечитала грошовых ужастиков, – пожурила ее я. Джейн снова пожала плечами, ничуть не устыдившись, а я продолжила копать. Отчего-то дело пошло лучше, как будто нечто тяжелое, сидевшее у меня на плечах, улетело при звуке нашего смеха.
Еще с минуту я работала в тишине, а потом Джейн заговорила:
– В моем мире, если хочешь жить, лучше сразу стрелять, увидев что-то странное или необычное в лесу. Именно поэтому я чуть не убила твоего отца при нашей первой встрече. Но с первого раза я промахнулась. Отдай лопату, если все равно не копаешь.
Мои движения к этому моменту стали редкими и бесцельными. Я выкарабкалась из ямы, и Джейн заняла мое место. Ее голос звучал в такт ритмичным взмахам лопаты.
– Он начал кричать и махать руками, переключаясь с одного языка на другой. В их числе был и английский. Я уже давно не слышала английскую речь от другого человека, и уж тем более от темнокожего татуированного мужчины, который напоминал профессора. Поэтому я его не застрелила.
Джейн уже стояла в яме по пояс, и каждое движение лопаты сопровождалось хлюпающим звуком. Мошки вились возле нас, как нетерпеливые гости, которые торопятся сесть за ужин.
– Я отвела его в свой лагерь, накормила, и мы обменялись историями. Он спросил, не находила ли я других дверей в этом мире и не слышала ли рассказов о том, что написанные слова сбывались. Я ответила «нет», и он сразу поник. Мне захотелось извиниться, но я сама не знала, за что.
Затем твой отец предупредил меня: «Двери закрываются у меня за спиной. Кто-то идет за мной по пятам». Он умолял меня вернуться с ним в родной мир. Сказал, что знает, каково это – застрять в чужом мире, и попросил пойти с ним. Я отказалась.
– Почему? – Я присела на край могилы, обхватив колени руками. Одолженная мне юбка уже была безнадежно испачкана и заляпана, и на одно головокружительное мгновение я словно перенеслась в детство, когда была строптивым ребенком и ничуть не стеснялась своего неаккуратного вида.
Джейн выбралась из ямы и села рядом со мной.
– Потому что не всегда человек может найти себе место там, где родился. Я родилась в мире, который отверг меня, обобрав до нитки, а потом выбросил. Стоит ли удивляться, что я нашла себе мир получше? – Она вздохнула с сожалением. – Но я хотела в последний раз выбраться за дверь, на случай если этот сумасшедший прав и у меня остался последний шанс. Джулиан разбил лагерь у подножия горы Сусва, а я отправилась за патронами для винтовки и… новостями о судьбе сестры.
Джейн заморгала, и ее глаза стали похожи на фонари на зимнем ветру. Вопрос «Что с ней стало?» застрял у меня в горле. Мы немного помолчали, а потом она продолжила в прежнем резком тоне:
– Я вернулась в лагерь Джулиана. Он снова принялся уговаривать меня остаться, но я только рассмеялась ему в лицо. Я видела, во что превратился мой дом. Белые женщины недобро посматривали на меня из окон поездов, браконьеры в дурацких шляпах позировали для фотографий рядом с убитыми животными, а дети с раздувшимися животами на ломаном английском просили еды. Нет уж. В итоге Джулиан пошел провожать меня до двери из слоновой кости, чтобы попрощаться. Вот только в пещере нас ждало кое-что странное.
Джейн напряженно смотрела в могилу.
– Куча серых брусков, связанных вместе по несколько штук, горящие фитили и смутный треск. Твой отец закричал и оттолкнул меня, а потом все рассыпалось. Мне обожгло плечи взрывом, нас обоих отбросило, как спички. Не знаю, потеряла ли я сознание. Ощущение было такое, будто я моргнула и передо мной вдруг возник человек в британской военной форме цвета хаки. А за ним, на том месте, где когда-то была пещера, не осталось ничего, кроме камней и пыли.
Его губы шевелились, но с моими ушами что-то случилось. Потом он достал пистолет и навел на Джулиана. Надо было целиться в меня, ведь вооружена была только я, но он этого не сделал. – Губы Джейн изогнулись. – Когда я умру, надеюсь, у меня будет не такое чертовски удивленное лицо.
Я не стала смотреть на труп Хавермайера, стараясь не вспоминать, как у него на груди вдруг появилась аккуратная дырочка.
– Он не успел даже упасть на землю, а я уже кинулась разгребать камни и землю, засыпавшие склон. К моменту, когда Джулиану удалось остановить меня, мои руки уже превратились в кровавое месиво. Он оттащил меня подальше, повторяя: «Мне жаль, мне так жаль», – и наконец я поняла: я навсегда застряла здесь, в этом мире.
Я никогда раньше не видела, чтобы Джейн плакала, но сейчас по ее телу пробегала ритмичная дрожь, словно грозовые облака над заливом. Какое-то время мы обе молчали, вдыхая остывающий вечерний воздух и слушая гулкие скорбные крики гагары, разносившиеся над озером.
– Что ж. В этом мире чернокожей женщине лучше не попадаться никому рядом с белокожим мертвецом в военной форме. Я взяла камень и начала бить по его телу, а потом подтащила останки поближе к обвалу, чтобы те, кто придет искать, не узнали, что он умер от пули, а потом мы сбежали.
Уже сидя в поезде, идущем в Хартум, твой отец спросил, куда я планирую отправиться. Я сказала, что хочу найти другой способ вернуться, другую дверь, и он печально улыбнулся. «Я всю жизнь ищу другую дверь в свой родной мир, – сказал Джулиан. – Но согласен поискать и твою, если ты согласишься кое-что для меня сделать». И он попросил меня поехать в дом богача в Вермонте, чтобы защитить его дочь.
По ее телу снова прокатилась беззвучная дрожь, но голос оставался ровным.
– Я выполнила свое обещание. А Джулиан… нет.
Я прокашлялась.
– Он не умер. – Я почувствовала, как она замерла рядом со мной в напряженной надежде. – Я дочитала книгу. Он нашел в Японии Дверь, которая ведет в его родной мир, но не прошел через нее… Он попытался вернуться за мной. – Крошечное солнце снова вспыхнуло у меня внутри, а потом потускнело. – Но, видимо, так и не добрался. Он просит передать тебе, – я сглотнула, чувствуя привкус стыда на языке, – что ему очень жаль.
Джейн резко втянула воздух через щель между зубами.
– Он обещал мне. Он обещал. – Ее голос звучал сдавленно, переполненный эмоциями: горькой обидой, завистью, убийственным гневом.
Я вздрогнула, и ее взгляд метнулся ко мне, а глаза широко раскрылись.
– Погоди. Январри, ты ведь создала проход между лечебницей и этой хижиной. Ты не могла бы сделать то же самое для меня? Написать мне дорогу домой?
Ее лицо засветилось отчаянной надеждой, как будто Джейн рассчитывала, что я сейчас достану перо из кармана и нарисую ей Дверь прямо в воздухе и ей удастся снова увидеть своих мужей и жену. Казалось, она даже помолодела.
Я почувствовала, что не могу ответить, глядя ей в глаза.
– Нет. Я… в книге моего отца сказано, что есть места, где миры соприкасаются друг с другом, как ветви дерева, и там находятся двери. Не думаю, что отсюда, из Вермонта, можно дотянуться до твоего мира.
Она нетерпеливо отмахнулась.
– Ладно, но если ты поедешь со мной в Кению, к моей двери из слоновой кости…
Я молча подняла свою забинтованную левую руку на уровень глаз. Через несколько секунд рука начала трястись и дрожать, а еще через пару секунд мне пришлось ее опустить.
– Дверь из лечебницы сюда чуть не стоила мне жизни, – тихо призналась я. – И это внутри одного мира. Не знаю, какой силой нужно обладать, чтобы открыть проход между двумя мирами, но сомневаюсь, что у меня она есть.
Джейн медленно выдохнула, глядя на мою руку, лежащую на земле, и ничего не сказала.
Потом она резко встала, отряхнула юбку и потянулась за лопатой.
– Я сама закончу. Иди к Сэмюэлю.
Я сбежала, чтобы не видеть, как Джейн плачет.
Бад и Сэмюэль выглядели так, будто умерли, а потом их воскресил далеко не самый умелый колдун. Бад, весь в следах подсохшей крови, повязках и стежках, втиснулся на кровать между Сэмюэлем и стеной и теперь спал, доверчиво пристроив голову ему на плечо. Кожа Сэмюэля была нездорового бело-желтого цвета, как мякоть гриба, а его грудь, укрытая одеялом, тяжело вздымалась с каждым неровным вдохом.
Когда я села на край кровати, он с трудом приоткрыл слипшиеся глаза и совершенно неожиданно улыбнулся:
– Здравствуй, Январри.
– Здравствуй, Сэмюэль. – Моя ответная улыбка была робкой и неуверенной.
Он высвободил руку из-под одеяла и погладил Бада.
– Что я тебе говорил, а? Бад всегда на твоей стороне.
Моя улыбка окрепла.
– Да.
– Кстати, – добавил Сэмюэль уже тише, – как и я.
Его глаза смотрели спокойно, сияя неведомо откуда взявшейся теплотой. Заглянуть в них было все равно что погреть руки у камина в февральский холод. Я отвела взгляд, опасаясь сказать какую-нибудь глупость.
– Прости. За то, что случилось. За то, что сделал с тобой Хавермайер. – Мой голос всегда звучал так высоко?
Сэмюэль пожал плечами, как будто пытки и похищение были для него не более чем досадным неудобством.
– Но тебе придется, разумеется, объяснить мне, что он за существо и что это за двери, из-за которых он так злился. И еще: как ты попала сюда раньше, чем я смог устроить тебе грандиозный побег. – С этими словами он выполз из-под одеяла и сел, облокотившись на подушки с такой осторожностью, будто весь был покрыт синяками.