Жизнь научила меня тому, что люди, которых ты любишь, непременно тебя покинут, разочаруют, предадут, посадят под замок и в конце концов ты останешься один навсегда.
Но ведь Сэмюэль меня не бросил, верно? Когда я была ребенком и безвылазно сидела в особняке Локка в обществе одной только Вильды, он приносил мне газеты и подарил лучшего друга. Когда меня объявили сумасшедшей и заперли в лечебнице без надежды на спасение, он принес мне ключ. А теперь, когда я превратилась в беглянку, преследуемую чудовищами и загадками, он предлагал мне себя. Навсегда.
Я ощутила, как это предложение манит, словно наживка рыбу. Быть не одной, быть любимой, чувствовать рядом с собой теплое плечо… я жадно вгляделась в лицо Сэмюэля, пытаясь понять, красивое ли оно, и поняла, что не могу сказать наверняка. Я не видела ничего, кроме глаз, решительных и горящих, как угли.
Как легко было бы сказать «да».
Но я помедлила. Мой отец писал, что Истинная Любовь похожа на притяжение – сила, которая просто существует, невидимая и неизбежная. Это из-за нее мое сердце пропускает удары, а дыхание становится прерывистым? Или дело в страхе, одиночестве и усталости? Может, я просто цепляюсь за Сэмюэля, как утопающая за спасательный круг?
Сэмюэль посмотрел на меня, и ему явно стало неловко.
– Я обидел тебя. Прости. – Его улыбка смущенно погасла. – Просто предложил. Можешь обдумать, если захочешь.
– Нет, дело не в… я просто… – Я начала предложение, не зная, что планирую сказать, страшась того, чем могу его закончить, но в этот момент – невероятно своевременно – в дом вернулась Джейн.
Она держала в руках охапку поросшего мхом хвороста, а на лице ее появилось замкнутое выражение, напоминающее зашитую рану. Увидев нас, Джейн остановилась, вскинув брови, как бы желая спросить: «Я помешала?» – но затем молча направилась к печи. И слава богу.
Через пару минут (за которые мы с Сэмюэлем выдохнули и отодвинули руки подальше друг от друга) Джейн мягко произнесла:
– Сегодня нам лучше лечь пораньше. Утром отправимся в путь.
– Конечно. – Голос Сэмюэля звучал совершенно ровно. Он спустил ноги на пол, побледнев от напряжения, и вежливым кивком указал мне на кровать.
– О нет, не нужно… я посплю на полу…
Он сделал вид, что не услышал, расстелил несколько залежавшихся одеял в углу и свернулся на них лицом к стене.
– Спокойной ночи, Джейн. Январри. – Мое имя он произнес с осторожностью, с которой обычно касаются колючей проволоки.
Я забралась в кровать поближе к Баду и попыталась заснуть, несмотря на напряжение и ноющую боль во всем теле. Собственные веки казались мне тяжелыми и горячими, израненная рука горела. Джейн устроилась в кресле-качалке у печи, положив на колени револьвер мистера Локка. Угли тускло мерцали в очаге, отбрасывая на ее лицо слабые оранжевые отсветы.
Теперь, когда она думала, что на нее не смотрят, на ее лице намного яснее читалась печать горя. Точно такое же выражение я много раз видела у отца, когда его рука замирала над листом бумаги, а взгляд устремлялся за окно, как будто ему хотелось отрастить крылья и вырваться на волю.
Неужели такое будущее ждет и меня? Неужели я обречена выживать в чужом для меня мире? Убитая горем, лишенная всякой опоры, одинокая?
Бад сладко зевнул и поудобнее вытянулся возле меня.
«Ну, не такая уж и одинокая». Я заснула, прижавшись лицом к его шерсти и вдыхая его знакомый солнечный запах.
Путешествие по Новой Англии в сопровождении Джейн было совсем не похоже на поездки с мистером Локком. Сходство между ними было только одно: оба имели одинаковые представление о том, кто из нас главный. Джейн раздавала приказы и инструкции со спокойной уверенностью человека, который привык, что ему подчиняются. Возможно, когда-то она командовала охотничьими отрядами. Как же сложно ей, наверное, давалась роль компаньонки в этом мире.
Она разбудила нас с Сэмюэлем в предрассветном мраке, и мы уже преодолели полпути по озеру к тому моменту, как первая медовая полоска солнечного света возникла у горизонта. Мы предпочли набиться в весельную лодку Заппиа, вместо того чтобы сесть на паром, рискуя попасться на глаза кому-нибудь не тому, и принялись по очереди грести к тусклому мерцанию газовых фонарей на дальнем берегу.
Грести оказалось ничуть не проще, чем копать. К тому мгновению, как корпус лодки с хрустом выкатился на песок, мои ладони были стерты уже не до мозолей, а до крови, а Сэмюэль еле двигался, как будто был на несколько десятилетий старше, чем на самом деле. Джейн выглядела совершенно обычно, если не считать юбки, запачканной могильной грязью и кровью.
Мне следовало ожидать того, что, едва мы войдем в город, люди начнут разбегаться при виде нас, крепко сжимая шляпы в руках и бормоча что-то себе под нос. Выглядели мы довольно устрашающе: вооруженная чернокожая женщина, болезненного вида молодой человек, угрюмая собака и девочка странного цвета, босая, в одежде не по размеру. Я попыталась спросить одну из дам, как пройти к ближайшей железнодорожной станции, но Джейн одернула меня, наступив на босую ногу.
– В чем дело? Ты разве сама не говорила, что мы поедем на поезде?
Джейн страдальчески вздохнула.
– Да, но поскольку билеты мы покупать не планируем, лучше не привлекать к себе внимания. – Она дернула головой в сторону железной дороги, которая, извиваясь змеей, тянулась на восток от города. – Идите за мной.
Джейн продолжила путь, не дожидаясь от нас подтверждения.
Мы с Сэмюэлем посмотрели друг на друга чуть ли не впервые после вчерашнего разговора. Он приподнял брови, весело сверкнув глазами, и изобразил галантный поклон, как бы говоря: только после вас.
Джейн отвела нас в маленькое и почти пустое железнодорожное депо, где мы забрались на вагон-платформу с надписью «ЛЕСОМАТЕРИАЛЫ МОНТПИЛИЕРА» и стали ждать. Не прошло и часа, как мы уже катились на восток, оглушенные ревом и грохотом колес, окутанные угольным дымом и пылью, широко улыбаясь, как дети или безумцы. Ветер трепал высунутый язык Бада.
Следующие несколько дней перемешались у меня в памяти, затерявшись в жаркой дымке, ощущении ноющих ног и постоянного страха, из-за которого мне чудилось, будто кто-то следит за мной, прожигая взглядом затылок. Я помню голос Джейн, холодный и уверенный; помню ночь, которую мы провели в заросшем поле под небом, напоминающим расшитое бисером одеяло; промасленные сэндвичи с рыбой, купленные в придорожной лавке; как нас подбросил фермер, доставлявший голубику в Конкорд на повозке с мулами, а в другой раз – болтливый почтальон, возвращавшийся домой после работы.
А еще я помню, как Джейн подставила лицо ветру, когда мы, ковыляя по безымянной дороге, пересекли границу штата Мэн.
– Узнаете запах? – спросила она.
Я узнала: соль, холодные камни и рыбьи кости. Океан.
Мы шли по дороге до тех пор, пока та не уперлась в гладкую гальку и истерзанные соленым ветром сосны. Светила луна, наши шаги были едва слышны. Джейн, судя по всему, руководствовалась рассказами моего отца, а не картой или собственными воспоминаниями. Она что-то бормотала себе под нос, иногда протягивая руку к камню странной формы или щурясь на звезды. Ритмичный шепот волн все приближался.
Мы обошли плотную стену сосен, кое-как спустились с отвесного берега – и вот мы уже на месте.
Я и до этого бывала на море десятки раз: гуляла по пляжам южной Франции и по берегам Антигуа; путешествовала на лайнерах через Атлантику и видела, как нос корабля аккуратно разрезает волны. Даже шторма не так страшны, когда наблюдаешь за ними из окна отеля или изнутри металлического корпуса лайнера. Для меня океан был чем-то приятным и красивым, как наше озеро, только побольше. Но теперь, стоя на каменистом берегу, видя волны, разбивающиеся под ногами, окидывая взглядом бесконечные просторы Атлантики, бурлящие, словно черное варево в ведьминском котле, я понимала, что океан – это нечто совсем иное. Нечто дикое, скрытное, готовое проглотить тебя целиком.
Джейн уже пробиралась по скользкой от лишайников тропинке, идущей вдоль склона скалы. Мы с Сэмюэлем последовали за ней, а Бад, обгоняя нас, поспешил вперед. Мои легкие странно сжались, а сердце дрожало в предвкушении: Дверь. Настоящая Дверь, первая в моей жизни с тех пор, как я была полудиким ребенком, бегавшим по полям.
Открытая Дверь, которую отец приберег специально для меня. Даже сейчас, когда сам он попал в ловушку или лежал мертвым где-то на другой стороне земного шара, отец меня не оставил, помогая хотя бы так. Эта мысль согрела меня, как пламя свечи, которую не мог погасить даже порывистый морской ветер.
Джейн скрылась в низкой влажной расщелине. Я с любопытством заглянула внутрь, но Джейн тут же вылезла обратно, вытаскивая за собой конструкцию из досок и гнилых веревок. Она тяжело вздохнула.
– Что ж, наверное, глупо было надеяться, что плот благополучно переживет такую погоду. Но, возможно, этого хватит, чтобы дотащить припасы. – С этими словами она начала деловито и без малейшего стыда снимать с себя одежду.
– Джейн, что ты… Где Дверь?
Не ответив, она показала на море.
Я проследила за ее пальцем и увидела серое пятнышко на горизонте. Голые скалы серебрились в свете звезд.
– На острове? Но мы же не можем… Мы же не станем добираться вплавь?
– Труднодоступный. Негостеприимный. Как я и говорила, если не ошибаюсь. – Ее голос звучал сухо. Она уже вошла в воду. Ее исподнее сияло белизной, а темные ноги и руки сливались с ночным мраком. Бад радостно кинулся в воду вслед за ней.
Я повернулась к Сэмюэлю, ища поддержки, и обнаружила, что он уже расстегивает рубашку.
– Спорю на последний ломоть хлеба, что смогу тебя обогнать, – пробормотал он, как будто мы снова были детьми, играющими на озере, а не усталыми отчаявшимися взрослыми, которые прибыли на берег холодного моря в попытке убежать бог знает от чего. Я беспомощно рассмеялась.
Я успела поймать краешек ответной улыбки и бросить взгляд на его бледную грудь, прежде чем он вошел в воду вслед за Джейн и Бадом. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним.