Наверное, я не должна была удивляться тому, что вода холодная, – пускай сейчас стоял август, лето в Мэне скоротечно и напоминает осторожного зверька, который мгновенно прячется с заходом солнца, – но, как мне кажется, невозможно войти в настолько холодную воду и не удивиться. Плыть в такой воде – все равно что пробираться через рой жалящих насекомых. Замерзшими пальцами мы вцепились в доски, оставшиеся от плота, волоча за собой пожитки и тяжело дыша. Даже Бад держал голову как можно выше над водой, как будто стремился парить вместо того, чтобы плыть. Соль пропитала мои повязки, въедаясь в слова, вырезанные на руке. Если бы я могла повернуть назад, бросить все и смиренно приползти к розоватым каминам особняка Локка, я бы так и поступила. Но я не могла. Поэтому продолжала загребать холодную черную воду горящими руками, с каждым движением приближаясь к серому пятну острова.
А потом мои колени задели каменистое дно, а Джейн принялась затаскивать плот на берег. Рядом со мной хрипло дышал Сэмюэль. Он выбрался на сушу в нескольких футах от меня и рухнул, весь покрытый гусиной кожей, лицом в гальку.
– Мне больше, – выдохнул он, – совсем… Не нравится… Холод.
Я вспомнила пронизывающее ледяное прикосновение Хавермайера и болезненно бледное лицо Сэмюэля. Испугавшись, я кинулась к нему, гладя его по спине онемевшими пальцами.
– Ты как, в порядке?
Он приподнялся, опираясь на локоть, и запрокинул голову, смаргивая соленую воду. Его взгляд неожиданно стал до странного пустым. Я вдруг вспомнила, что океан превратил мое исподнее из бесформенных хлопковых мешков в облегающую вторую кожу, которая липла к телу и просвечивала. Мы оба застыли. Я пребывала в оцепенении, околдованная его чернильно-янтарными глазами, пока Бад не остановился рядом с нами и не принялся отряхиваться, брызгая на нас ледяной соленой водой.
Сэмюэль закрыл глаза и снова уткнулся лбом в гальку.
– Да, в порядке, – вздохнул он, а потом с трудом поднялся на ноги и доковылял до плота. Он вернулся со своей рубашкой, которая почти не промокла, и накинул ее мне на плечи, не касаясь меня. Ткань пахла мукой и потом.
– Мы почти добрались. Наверное, лучше пройти через дверь, прежде чем разбивать лагерь. – Даже в голосе Джейн уже слышалась усталость.
Мы побрели за ней по берегу и вскарабкались на невысокий утес на дрожащих ногах. Ветер обсушил нас. На моей коже осталась белая соленая корочка.
На дальнем конце острова стояли, словно скелет древнего сторожа, руины маяка. Башня осела и накренилась, а покрывавшая ее краска, некогда красно-белая, облезла и стала такой же серой, как камни у нас под ногами. Там, где должна была находиться дверь, остался только проем, похожий на разинутый рот. Джейн вошла в него первой, пробираясь через обвалившиеся перекрытия и перешагивая недостающие половицы, а мы с Бадом вошли следом.
Изнутри маяк напоминал гниющую грудную клетку морского чудовища, темную, увешанную водорослями. Один-единственный луч лунного света проникал в разбитое окно, освещая дверь в дальней стене, в том месте, где снаружи никакой двери не было. Сердце затрепетало у меня в груди.
С виду Дверь, слепленная из выброшенной морем древесины и костяных фрагментов, показалась мне старой, древнее рассыпающегося вокруг нее маяка. Через просветы внутрь маяка проникал слабый ветерок, принося с собой жаркий сухой аромат сенокоса под августовским солнцем.
Джейн потянула за ручку из китового уса. Дверь плавно открылась, хорошо смазанная и не скрипучая. Джейн оглянулась на нас, улыбнулась, сверкнув щелью между зубами, и шагнула в черноту.
Я положила руку на голову Бада и, повинуясь порыву, протянула вторую Сэмюэлю.
– Не бойся и не отпускай меня.
Тот взглянул мне в глаза.
– Не отпущу, – ответил он, и его пальцы крепко сжали мои.
Мы вместе перешагнули Порог. Небытие показалось мне таким же пугающим, таким же пустым и удушающим, как и в прошлый раз, но теперь, когда рядом были Бад и Сэмюэль, оно не казалось таким безграничным. Мы поплыли сквозь тьму, как три кометы, как многоногое созвездие, кружащее в ночном небе, а потом у нас под ногами зашуршала сухая трава.
Мы стояли в непривычных оранжевых сумерках чужого мира. За всего одну долгую секунду я успела увидеть бескрайнюю золотую равнину и небо, такое широкое, что казалось, будто над головой раскинулся океан, – а потом откуда-то раздался грубый голос:
– Господи Иисусе, да это целый чертов парад. Ладно, ребята, сейчас вы остановитесь, где стоите, и медленно-медленно обернетесь. А потом расскажете мне, с чем пожаловали и как, черт вас подери, вы нашли дверь.
9Дверь в огне
Когда ты, продрогший, ослабевший и полураздетый, только-только шагнул в чужой мир, ты согласен сделать все, что тебе скажут. Мы обернулись.
Перед нами стоял худой, побитый жизнью старик, очень похожий на пугало, если не считать клочковатой белой бороды и копья в руках. Он был одет в серое пальто сродни шинели и сандалии из веревок и резины, а в спутанных белых волосах торчало яркое перышко. Он крякнул, направив на меня кончик копья.
Я подняла дрожащие руки.
– Прошу вас, сэр, мы просто пытаемся… – начала я. Мне даже не пришлось притворяться – голос и так звучал жалобно и испуганно. Впрочем, впечатление было несколько испорчено, когда Бад ощетинился и начал глухо рычать, как мотор на холостом ходу, а Джейн достала револьвер мистера Локка и прицелилась прямо в грудь старика.
Его взгляд скользнул к орудию, а потом, посуровев, снова ко мне.
– Вперед, мисс. Но, готов поспорить, я успею выпустить этой девочке кишки раньше, чем истеку кровью. А вы готовы рискнуть?
На мгновение все застыли, и я успела подумать, как неприятно будет, если мне выпустят внутренности ржавым самодельным копьем, и обругать отца за недальновидность. Потом Сэмюэль вдруг шагнул и заслонил меня собой.
Он слегка подался вперед, так что кончик копья коснулся его рубашки.
– Сэр, в этом нет никакой необходимости. Клянусь, мы не желаем вам зла. – Сэмюэль резким жестом показал Джейн, чтобы та опустила оружие, но та не пошевелилась. – Мы просто ищем, м-м, место, где можно будет спрятаться на какое-то время. Мы не хотели никому мешать.
Старик продолжал смотреть на нас, с подозрением прищурив глаза, напоминавшие два влажно блестящих камешка, спрятанные в складках век.
Сэмюэль облизнул губы и предпринял вторую попытку.
– Давайте начнем с начала, хорошо? Я Сэмюэль Заппиа из продуктовой лавки семьи Заппиа в Вермонте. Это мистер Синдбад, более известный как Бад; мисс Джейн Ириму, которая, не сомневаюсь, сейчас же опустит оружие; и мисс Январри Сколлер. Нам сообщили, что это подходящее место…
– Сколлер? – выплюнул старик, склонив подбородок, чтобы посмотреть на меня.
Я выглянула из-за плеча Сэмюэля и кивнула.
– Так ты дочка Джулиана, значит?
Услышав имя отца, я почувствовала, как по коже бегут мурашки. И снова кивнула.
– Вот черт. – Острие резко опустилось в землю. Старик принял непринужденную позу, опершись на копье, и поковырял ногтем в кривых зубах, окидывая нас дружелюбным взглядом. – Прости, что напугал, деточка, виноват. Но, что поделать, сторожу положено охранять вход. Лучше перестараться, чем недоглядеть. Идите-ка все за мной, мы вас покормим чем-нибудь горячим и устроим на ночлег. Если только, – он махнул рукой в сторону узловатого старого дерева у нас за спиной, в корнях которого пряталась узенькая Дверь, – никто не планирует ворваться сюда вслед за вами.
Мы с Сэмюэлем пораженно уставились на него, а Джейн задумчиво хмыкнула.
– Прямо сейчас – не думаю. – Револьвер уже исчез в ее туго завязанном кульке, а рычание Бада превратилось в прерывистое ворчание. Он едва заметно вильнул хвостом, не столько проявляя дружелюбие, сколько заявляя об окончании активных военных действий.
– Ну, тогда пойдемте. Если поторопимся, успеем к ужину. – Старик повернулся к заходящему солнцу, наклонился, поднял лежащий на траве ржавый велосипед и, фальшиво насвистывая, покатил его по узкой тропе.
Мы все переглянулись, как бы говоря друг другу: «Какого черта?» и «Ну, он хотя бы больше не пытается нас убить», – и пошли за ним. Мы шагали по равнине, и теплые красные лучи заходящего солнца ласкали наши щеки и прогоняли пронизавший кости холод Атлантики. Старик то насвистывал, то болтал, не обращая внимания на наше усталое, тревожное молчание.
Так мы узнали, что его зовут Джон Соломон Айерс, для друзей – просто Сол, а родился он в округе Полк, Теннесси, в тысяча восемьсот сорок седьмом году. В шестнадцать лет его зачислили в третий пехотный полк штата Теннесси, а в семнадцать он дезертировал, сообразив, что рискует умереть голодным и несчастным, сражаясь за какого-нибудь богатого хлопкового плантатора, для которого солдаты гроша ломаного не стоят. Его тут же взяли в плен янки, и он провел несколько лет в массачусетской тюрьме, прежде чем сумел сбежать и отправиться на побережье. Потом он случайно наткнулся на этот мир, где и поселился.
– А вы так и жили здесь один? Ну, пока не пришел мой отец.
Это, как мне казалось, объяснило бы эксцентричность Соломона. Я представила, как он в полном одиночестве сидит на корточках в землянке, насвистывая себе под нос, а местные жители его сторонятся… Кстати, а где же местные? Вдруг они с минуты на минуту налетят на нас шумной ордой? Я бросила взгляд на голый горизонт, но не увидела ничего опасного, только невысокие холмы и кучку скал песочного цвета вдалеке.
Соломон издал смешок.
– Боже, нет. Аркадия – так мы теперь называем это место; кто знает, как оно называлось раньше, – теперь уже разрастается в приличный город. Хотя – не то чтобы нам самим доводилось видеть много приличных городов. Мы почти пришли.
Никто не ответил, но на лице Джейн отразился глубокий скепсис.
Кучка скал все росла по мере нашего приближения, превращаясь в огромные валуны, которые оказались привалены друг к другу под странными углами. Несколько птиц – то ли орлов, то ли ястребов того же мерцающего золотого окраса, что и перышко в волосах Сола, – недоверчиво наблюдали за нами, примостившись на вершинах скал. Когда мы подошли совсем близко, они сорвались со своих мест и буквально растворились в небе – видимо, зрение обмануло меня в лучах тающего света.