Я тоже буду ее искать.
С любовью,
Январри
С
Если бы у нас было больше
Я всегда л
Это очень на меня похоже – до последнего откладывать самое сложное письмо, как будто оно волшебным образом станет проще. У меня не так много места, так что буду краткой.
Мой ответ: да. На всю жизнь.
Вот только за мной гонятся чудовища, идут по пятам и дышат в спину. И я не хочу и не могу подставить тебя под удар. Я достаточно сильна, чтобы справиться с ними в одиночку, – ты сам показал мне это всего несколько часов назад. (Оказывается, только в любви к тебе я могу найти силы, чтобы уйти от тебя. Есть в этом какая-то ужасная ирония, правда?)
Возвращайся домой, Сэмюэль. Возвращайся домой, будь жив и здоров и забудь весь этот опасный бред: Двери, вампиры, тайные общества. Представь, что все это лишь сюжет какого-то дешевого и нелепого романа, над которым мы могли бы посмеяться, сидя на берегу озера.
И позаботься о Баде, ладно? Очевидно, я плохо справляюсь с этой задачей, а с тобой он будет в безопасности.
Январри
P. S. Нет, Бада я заберу с собой. Я его не заслуживаю, но с собаками так всегда, верно?
Я прокралась на кухню и украла мешочек овсянки, четыре яблока и несколько засоленных тушек степных крыс для Бада. Побросала все в наволочку, где уже лежали серебряный нож из монетки и книга отца, и выскользнула на улицы Аркадии, теперь залитые розовым светом восходящего солнца. Я почти дошла до завесы из перьев, когда меня остановил хрипловатый голос.
– Уже уходишь?
Мы с Бадом застыли, как два оленя в свете фар «Бьюика» мистера Локка.
– Ой. Доброе утро, мисс Нептун.
Судя по всему, она тоже не спала – паутинка морщин глубоко врезалась в кожу лица, а черные с серебром волосы спутались, – но на голове у нее снова был цилиндр, а на шее – воротник с бусинами. Она прищурила на меня глаза, похожие на кусочки кремня.
– Ты и трех дней не проживешь в степи, девочка. На твоем месте я бы осталась.
Она решила, я хочу сбежать за холмы в попытке спрятаться от чувства вины. Мои плечи расправились, а губы изогнулись в улыбке.
– Спасибо, но мне нужно решить кое-какие вопросы дома. По ту сторону двери.
Осознание озарило ее лицо, и она словно помолодела прямо у меня на глазах. Молли выпрямилась, ее глаза округлились от внезапной надежды.
– Нет, – выдохнула она.
– Мы открыли ее ночью, – тихо сообщила я. – Мы не хотели всех будить и рассказали бы… Ну, Сэмюэль рассказал бы обо всем утром.
Молли прикрыла глаза, а потом спрятала лицо в ладонях. Ее плечи задрожали. Я повернулась к выходу.
– Подожди. – От слез ее голос задрожал и сделался совсем непохожим на привычный рык. – Не знаю, кто или что преследует тебя и как оно проникло сюда, но будь осторожна. Сол… – Она сглотнула, стремясь задавить свое горе. – Перо, которое он носил в волосах… Оно пропало.
По спине пробежал холодок. Я представила золотое перышко в руке Илвейна и подумала о том, как ужасно бежать от того, чего даже не видишь. Я заставила себя спокойно кивнуть.
– Мне жаль, что вы лишились пера. Спасибо, что предупредили. – Я поправила наволочку за плечами, не глядя на Молли. – Не говорите Сэмюэлю, пожалуйста. Не хочу, чтобы он… волновался.
Молли Нептун склонила голову набок.
– Удачи, Январри Сколлер.
Я оставила ее сидящей в теплеющих рассветных лучах. Она смотрела на свой город, словно мать на спящих детей.
В дневном свете Дверь отчего-то показалась мне меньше. Она была темной, узкой и ужасно одинокой. Деревянный край тихо прошуршал по траве, когда я закрыла Дверь за собой и шагнула в пустоту между мирами.
Когда у тебя есть деньги, ты путешествуешь по ровной накатанной дороге. Из вагонов, обшитых изнутри деревом, ты попадаешь сразу в такси, а оттуда прямиком в номера отелей с бархатными портьерами, и все это без малейших усилий. Когда я отправилась в путешествие с Джейн и Сэмюэлем, моя дорога стала узкой и извилистой, порой даже пугающей.
Теперь я была одна, и единственная протоптанная тропка осталась у меня за спиной.
Мы с Бадом немного постояли внутри обугленных останков маяка, вглядываясь сквозь дымку в неровный щербатый берег вдалеке. Я почувствовала себя первооткрывателем, который застыл на краю нового дикого мира, вооруженный лишь надеждой да чернилами. Прямо как мама.
Вот только за ней не гнались невидимые чудовища с лисьими ухмылками. Моя восторженная улыбка померкла.
Я выбрала одну из уцелевших досок, положила на нее свою наволочку, и мы с Бадом вместе вошли в ледяное море. Облака опустились на нас с неба, будто пуховое одеяло. Перистый туман поглотил все: плеск моих рук и ног, далекий берег, даже солнце. Только задев пальцами грубый камень, я поняла, что мы доплыли до цели.
На непослушных ногах мы поднялись на утесы, нашли дорогу и отправились в путь. По крайней мере, теперь у меня были ботинки, хотя я с трудом узнала в них обувь, когда Молли вручила их мне. Они больше напоминали останки каких-то несчастных зверьков. На мгновение мне вспомнились блестящие туфельки из лакированной кожи, которые мистер Локк покупал мне в детстве. У них были узкие мысы и жесткие каблучки. Я по ним ни капли не скучала.
Утро уже было в разгаре, когда я поняла, что теперь, без белокожего Сэмюэля, грузовики и машины не спешили остановиться, чтобы подвезти непонятного цвета девушку и ее злобную с виду собаку. Мимо меня пролетали, даже не притормозив. Казалось, я провалилась в какую-то щель и попала в невидимый подземный мир, о существовании которого приличные люди предпочитают не вспоминать.
В конце концов рядом со мной остановилась повозка, запряженная лошадью. Зазвенела упряжь, раздался недовольный окрик:
– Черт тебя дери, Рози, тпру, говорю тебе!
На козлах сидела неопрятная, почти беззубая белая женщина в желтых сапогах и странном самодельном пончо. Она позволила Баду сесть в повозку к картошке и фасоли и даже дала мне немного с собой, когда высадила меня неподалеку от Брэттлборо.
– Не знаю, куда ты собралась, но, похоже, путь неблизкий. – Она шмыгнула носом, а потом добавила: – Собаку далеко не отпускай, не садись к мужчинам в дорогие машины и держись подальше от полиции.
Видимо, она сама когда-то тоже провалилась в щель.
К тому моменту, как день начал таять в фиолетовых сумерках, мне удалось добраться до штата Нью-Йорк. Меня подвезли еще один раз: я прокатилась в кузове пустого лесовоза с десятком присыпанных опилками мужчин, которые старательно не обращали на меня внимания. Один даже скормил Баду остатки своего сэндвича с беконом. Когда меня высадили на перекрестке, незнакомец махнул рукой на прощание.
В ту ночь я спала в овчарне с тремя стенами. Овцы встретили нас встревоженным блеянием, бросая на Бада косые взгляды. Я заснула, думая о том, как мне не хватает дыхания Джейн и Сэмюэля где-то под ухом.
Мне приснилось, что ко мне тянутся белые пальцы, в темноте сверкает лисья ухмылка и голос Хавермайера говорит: «Они не перестанут тебя искать».
Только через пять дней, преодолев три сотни миль, украв дорожную карту на вокзале в Олбани и четыре раза чудом ускользнув от местной полиции, я, наконец, добралась до западной границы штата Нью-Йорк. Я бы, может, двигалась быстрее, если бы не увидела объявление о розыске.
На второе утро я зашла на почту, чтобы отправить письмо мистеру Локку, предварительно потоптавшись у входа и вытерев потные от волнения ладони. Но разве он не имел права знать, что я не осталась навечно заперта в чужом полумертвом мире? А если он попытается отправиться за мной, то ему придется сделать огромный крюк, отправившись в Японию. Ведь Локк не знает, что у меня есть другой, более простой путь домой, неприметный черный ход, который только и ждет, чтобы его открыли.
Я положила письмо на прилавок и только тогда увидела новенькое белое объявление, висящее на стене. С него смотрело мое собственное лицо, черно-белое и размытое.
Мисс Январри Сколлер, семнадцать лет, исчезла из своего дома в Шелберне, штат Вермонт. Ее опекуну срочно нужны сведения о ее местоположении.
В анамнезе истерия и дезориентация, приближаться с осторожностью. Может путешествовать в компании чернокожей женщины и невоспитанной собаки.
ДОСТОЙНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ НАШЕДШЕМУ.
С любыми сведениями обращаться к мистеру Корнелиусу Локку, Шамплейн-драйв, 1611, Шелберн, Вермонт.
В объявлении напечатали ту самую праздничную фотографию, которая так не понравилась моему отцу. На ней мое лицо казалось совсем юным и округлым, а волосы были так безжалостно прилизаны, что даже брови слегка приподнялись. Шея торчала из накрахмаленного воротничка, как у черепашки, которая опасливо выглядывает из панциря. Я покосилась на собственное отражение в окне почты – оттуда на меня взглянула пыльная, загорелая девушка с волосами, собранными в неаккуратный узел из косичек и жгутов, – и решила, что вряд ли меня кто-то узнает.
И все же я почувствовала, как по спине пробегает холодок при мысли о том, что каждый прохожий может знать мое имя и каждый полицейский высматривает в толпе робкую девочку с фотографии. Зачем Обществу все эти маски, перья и прочее краденое волшебство, когда в их распоряжении все механизмы цивилизованного общества?
После этого происшествия я решила передвигаться по извилистым проселочным дорогам и реже соглашалась, когда меня предлагали подвезти.
Но добравшись до Буффало, я так проголодалась и устала, что готова была рискнуть. Я вломилась в центральное отделение «Прачечных Буффало», умоляя дать мне любую работу, за которую можно получить деньги. Я была почти уверена, что меня тут же вышвырнут на улицу.
Однако оказалось, что у них заболели три работницы и недавно как раз привезли партию школьной формы из исправительного интерната, поэтому хозяйка прачечной всучила мне накрахмаленный белый фартук, сообщила о зарплате в тридцать три с половиной цента в час и отправила трудиться под началом мускулистой и угрюмой белой женщины по имени Большая Линда. Та окинула меня взглядом, выражавшим глубочайшее недоверие, и поручила встряхивать мокрую одежду и закладывать в гладильный каток для отжима.