Ромола странно на меня смотрит.
— Название компании не имеет отношения к измерениям. Как это могло бы быть? Эта ветвь Триады существует на десятилетия дольше, чем любые остальные
— Тогда название ничего на самом деле не значит?
— Значит. Триада — потому что основателей компании было трое. Три гения.
С этим она нажимает на панель и последние двери открываются, за ними оказывается просторное, но лишённое окон помещение. За длинным, узким столом сидит Ватт Конли, его волосы здесь длиннее стянуты на затылке в хвост, он кивает в знак приветствия. По сторонам от него сидят двое других основателей Триады, ещё два мозговых центра этой компании.
Мои родители.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
Глава 24
— Здравствуй, Маргарет, — говорит моя мать. — Должно быть, у тебя много вопросов.
Тысячи. Но я не могу задать их. У меня нет голоса. Моё тело отказывает, и мне нужно сесть, чтобы не упасть. Однако в комнате только три кресла и все три заняты.
— Милая? — папа встаёт на ноги, обеспокоенный и мягкий, и так похожий на папу, от чего мне только хуже. — Ты нехорошо выглядишь. Я говорил твоему другому воплощению, что нужно поберечься. Мы не знали, когда ты сюда доберёшься. Конечно, она всё время не спала, правда, мисс Харрингтон?
— Так и есть, — Ромола улыбается мне, как будто я милое и беспомощное существо. Может быть, котёнок. — Как будто кто-то может остановить Маргарет от того, что она задумала.
— Прекратите говорить о ней, — это первые слова, которые я могу сказать. — Сейчас я здесь. Говорите со мной.
— Она права, — говорит папа, отступая в сторону, чтобы освободить мне место. Он одет в такой же жёсткий, но облегающий костюм, как Ромола и я, но только глубокого коричневого цвета. — Подойди, садись.
Я оцепенело подхожу к креслу. Когда я падаю в него, Конли делает знак Ромоле.
— Принеси Маргарет воды. Может быть, чашку чая. Думаю, ей будет лучше.
Если Ватт Конли думает, что я скажу ему за это спасибо, он живёт в сказочном мире. Я смотрю мимо него, прямо на маму, которая спокойно сидит, сложив руки на столе. Я говорю ей:
— Ромола сказала мне, что вы — основатели Корпорации Триада. Все трое, вместе.
Мама улыбается:
— Это правда.
— Это невозможно, — мой голос ломается, я сжимаю руки в кулаки под столом, впиваясь ногтями в ладони, пока они не начинают болеть. Я лучше расцарапаю себя до крови, чем позволю Конли увидеть, как я плачу. — Ты бы никогда так не сделала. Вы с папой никогда бы… вы никогда бы не пожелали кучу денег или править Мультивселенной. Вы не такие.
Они носят одни и те же свитера, пока шерсть не протирается. Мама не узнала бы «сумочку года», даже если бы кто-то ударил ей её. Они не жадные, и мы не бедные, просто родители не очень беспокоятся о таких вещах.
Они обмениваются взглядами, потом мама отвечает:
— Я боюсь, здесь деньги значат больше. В твоём мире, и во многих других, люди притворяются, что другие элементы существования более важны. Здесь мы более честны. Всем нужно доказать свою значимость спонсору или нанимателю. Нежелание увеличить заработок расценивается как моральное падение.
— Не нами, — вставляет папа. — Мы понимаем, что есть оттенки серого. Но Триада даёт работу десяти тысячам людей. Их благополучие — в наших руках. Их будущее тоже. Мы не хотим подвести их.
Сначала я хочу резко ответить им: о, так вы предаёте меня, не говоря уже о вас самих, только чтобы офисные работники Триады получили премию побольше на Рождество. Я думаю, из-за этого можно разрушать жизнь других людей. Однако, предупреждение Ромолы эхом отзывается у меня в голове — здесь нет наций. Только корпорации. Твоя жизнь поднимается и падает вместе с жизнью работодателя.
Здесь всё перевернуто с ног на голову, но по меньшей мере я понимаю, как родители оказались в этом.
Папа хлопает меня по плечу.
— Триада хочет не только прибыли. Это просто часть того, что ты видела. Я же говорил вам, что нам нужно было позвать её сюда раньше.
Это относится к Конли, тот кивает. Он одет в тёмно-изумрудную одежду, оттенок ассоциируется с Триадой и её логотипом.
— Я понимаю, почему ты расстроена, Маргарет. Мои другие воплощения могут быть… — он подыскивает правильные слова, потом заканчивает:
— совершенными мудаками.
Я ничего не могу поделать с собой и смеюсь.
Конли улыбается, явно подбодрившись.
— Я прошу прощения за их действия. В их мирах даже нет таких требований к деньгам. Для них это всего лишь самоутверждение. И я первый признаю, что их методы оставляют желать лучшего. Мы начали сотрудничество, предполагая, что мы все выиграем, но я первый признаю, что всё получилось не как планировалось.
— Почему вы работаете с ними, если думаете, что они так ужасны? Почему вы вообще начали это — этот сговор? — сотрудничество, чтоб его. Я отталкиваю своё кресло подальше от стола, дальше от Конли и смотрю мимо мамы. — Почему вы не остановились, когда другие Конли начали похищать людей?
— Ох, милая, — мамины глаза наполняются слезами. — Твой отец и я, все мы трое, делаем это по одной и той же причине.
Папа тихо добавляет:
— Мы это делаем потому, что это единственный способ вернуть Джози.
Изогнутые, чёрные стены оказываются огромными экранами. На каждом из них проигрывается своё видео с Джози.
Слева: семейное видео из времён, когда мы с Джози были младше, ещё одно, когда мы на экскурсии в каком-то летающем корабле со стеклянным куполом. Папа держит камеру. Он перемещает фокус от морского берега на нас по очереди. Все одеты монохромно, полностью в розовое или жёлтое. Я забрала волосы в хвост, это также не идёт мне, как и дома, и одета в серое. На экране я вижу, как папа снимает, пока я сама делаю фотографии, может быть, чтобы использовать для картин в будущем. Мама говорит о том, что прибрежная линия имеет фрактальную структуру. Джози подставляет лицо солнцу, купается в нём.
Справа Джози и Конли на какой-то модной вечеринке. Для меня его одежда не очень отличается от того, что на нём сейчас, но на Джози — длинное шифоновое платье цвета дыни, которое подошло бы и для моего мира, того факта, что она не в джинсах, достаточно для того, чтобы доказать, что это особенное событие. В настенных канделябрах мерцают свечи. Каштановые волосы Джози подобраны верх на одну сторону, на её виске приколот какой-то тропический цветок. Это должно выглядеть смешно, но это не так. Вместо этого она напоминает мне кинодиву из 1940-х, женственную и блестящую. Рука Конли сплетена с её, и он смотрит на неё, как будто она — самый яркий свет в комнате.
На самом большом экране позади нас проигрывается видео с логотипом Триады в правом нижнем углу. Яркий аквамариновый цвет облегающего костюма Джози напоминает мне плавательные костюмы, в которых она сёрфит. На её шее висит немного другая версия Жар-птицы. Она сидит за столом, разговаривая с помощниками. Она кажется деловитой, но полной энтузиазма.
— Очевидно, греко-романский паганизм выжил в измерении 101347. Храмы Зевса, Аполлона, Афины и Афродиты были расположены на главных улицах, но я видела поклонение божествам из других культур, таких как Одину и Изису. Разнообразные формы паганизма должно быть сосуществовали в течение длительного промежутка времени…
Я не могу это осознать. Холодная правда затмевает все эти видео, всю эту информацию: родители сказали мне, что в этом измерении моя сестра мертва.
— Она вызвалась сама, — папа говорит так, что я думаю, что он часто повторяет это себе. — Джози хотела путешествовать через измерения. Её любовь к приключениям… ей всегда не хватало их. Она всегда хотела больше.
Конли смотрит на лицо Джози на экране.
— Поэтому, когда она захотела быть нашим первым путешественником, идеальным путешественником в нашем измерении, казалось таким естественным сказать да. Кто бы справился с этим лучше? Кому бы это понравилось больше?
Никому, понимаю я. Джози всегда немного нервничала, когда мы разговаривали о путешествиях в разных мирах. Дома, однако, у неё своё научное приключение, погружение в океанографию, каламбур, над которым они с папой всегда смеялись. Она никогда не хотела быть частью работы родителей. В этом мире, однако, она пошла по их стопам.
До тех пор, пока…
— Если бы это произошло в одном из более опасных измерений, я думаю, мы бы были более готовы к негативным последствиям, — голос мамы кажется тонким. Натянутым. — Но Джози была в мире, похожем на твой. Технологии были более примитивны, но ей нравилось медленное течение жизни. Доступ к лесам и морю. Она постоянно возвращалась туда, предположительно, чтобы обнаружить эффекты от повторяющегося входа в измерение. На самом деле она возвращалась, потому что ей это нравилось.
Конли закрывает глаза:
— Я позволял ей. Я подбадривал её. Это казалось безобидным. Она столько для нас сделала. Почему не позволить ей отдохнуть? Я… я никогда не мог запретить то, чего она на самом деле хотела.
Никто не продолжает, поэтому мне приходится спросить:
— Что произошло с Джози?
Никто из них не хочет произнести это. Папа говорит первым.
— Случайный несчастный случай оказался ужасающим.
Кается, папа не может продолжать, поэтому говорит мама:
— Без сомнения, ты думала о том, что произойдёт если путешественник находится внутри своего другого воплощения, когда оно умирает.
У меня определённо были причины для волнений. Мысль о том, что Джози умерла таким образом — ужасна, но я видела измерения без неё. Измерения, где наши родители мертвы, измерения где все они умерли, когда я была ребёнком. Мне больно об этом думать, но я научилась жить с этим. Я думаю о своей семье дома и напоминаю себе, что я скоро буду с ними.
Для этих версий мамы и папы и Ватта Конли, как бы странно это ни было, такого успокоения нет.
— Как умерла Джози? — спрашиваю я так мягко, как могу. — Авария, когда у неё не было времени прыгнуть оттуда?